Диаспора - Иванов Борис Федорович - Страница 42

Да и некогда было понимать: совершенно неожиданно его бросило вперед — на пульт. Какое-то — невероятно долгое — мгновение ему казалось, что вот-вот он всей своей ставшей вдруг невероятно тяжелой тушей порвет ремни и грянется в колодец, которым стало окно голографического экрана. Потом был удар. И гулкий гром — словно он находился в пустой цистерне, в которую на полном ходу врезался локомотив. Дикий скрежет разорвал уши, затем сменился скачущим, неровным грохотом. Корабль волокло по негостеприимной тверди Инферны. Еще пару раз Кирилла мотнуло из стороны в сторону, и наступила ТИШИНА.

И в этой тишине, все еще распятый в штурманском кресле, он пялился на кэпа Листера, точно так же распятого напротив, спрашивал его «кто ты?» и не слышал собственного голоса...

А вот голос капитана он слышал хорошо и отчетливо. Кэп говорил горько и отрешенно. Теперь, когда у Кирилла была возможность внимательно разглядеть его, кэп уже вовсе не напоминал ему выходца с того света. Это был все тот же сухощавый и подтянутый, полный внутренней энергии Джордж Листер, с которым Кирилл свел знакомство на поребрике тротуара в двухстах метрах от посольства Инферны. И не было никакой страшной, запекшейся дыры в его виске — только странный, непривычно правильный шрам — словно от какой-то хирургической операции.

«Регенерация, — сказал себе Кирилл. — Кэп отрастил себе новые мозги взамен вышибленных, как ящерка — хвост... Только ни у одной твари во Вселенной мозги не регенерируются... И то, что в мозгах...»

Но и мозг Джорджа Листера, и его содержимое, видно, вполне благополучно восстановились после прохождения через его череп пули парабеллума основательного калибра. По крайней мере — до такой степени, которая позволяла мастерски править «Ганимедом» и вполне членораздельно ответить на вопрос Кирилла.

— Кто я? — кэп то ли поморщился, то ли улыбнулся. — Я сам хотел бы знать ответ на этот вопрос... Мы об этом поговорим чуть позже, Кирилл... А сейчас надо замаскировать корабль и уходить. Уходить очень быстро.

Кэп отстегнул ремни и легко, как ни в чем не бывало поднялся с кресла.

— Забери из грузового отсека пару рюкзаков — там, у самого входа, и выкинь их наружу — через аварийный люк. Возьми в ремонтном блоке резак — плазменный резак — и помоги мне выпустить из кают всех, кто есть на корабле. Действуй быстрее. Так быстро, как только возможно!

Кирилл брякнул замками ремней, вскочил с кресла и, едва не навернулся о стальную окантовку пульта управления: пол рубки был наклонен градусов под пятнадцать. Ругаясь на чем свет стоит, он достиг главного люка рубки и ошалело нырнул в залитый больным светом аварийных ламп переходный туннель. Ему показалось, что он вырвался из затхлой могилы, куда его закопали по ошибке на пару с очень энергичным и немногословным — но, однако, вполне настоящим — мертвецом.

«Регенерировался!.. — еще раз сказал он себе. — И мозги и черепушка у него починились сами собой! А пуля — самоудалилась!! А крыша у меня по таким делам напрочь съехала — только и всего!!!»

Аварийная посадка не прошла для «Ганимеда» даром — почти все двери между отсеками перекосило, и сервомоторы, натужно гудя и щелкая, открывали их от силы на четверть. Моля, чтобы дурной автомат не перерубил его пополам, не вовремя возвратив щит двери в исходное положение, Кирилл разыскал и рюкзаки, и плазменный резак. Справился он и с аварийными люками — вышвырнул на открывшийся его взору каменистый склон, круто уходящий куда-то вниз, оба заплечных мешка. После чего снова, извиваясь червяком, пролез в переходной туннель, а оттуда — в пассажирский блок, где уже колдовал с замками пассажирских каюток экс-покойный капитан Джордж Листер.

В первом же взломанном ими боксе обнаружился литератор Смольский — ошалелый, со стесанной о стальную переборку скулой, но вполне живой и полный сил. Два других бокса были пусты. В четвертом — бледный как смерть, вцепившийся в рукояти противоперегрузочного ложа, обливался холодным потом двойной агент и протеже изменчивого бога удачи Микис Палладини, он же — Алоиз Бибер, предприниматель. И нигде не было ни федерального следователя пятой категории Кая Санди, ни следов его пребывания. Приходилось принимать это как факт.

Ни Бобер, ни Смольский и не подумали орать дурными голосами и прятаться под койки при виде живого и здорового кэпа Листера. Смольский никогда в жизни кэпа не видел, а потому просто не понимал, кто находится перед ним. Микис капитана знал хорошо и видел несчетное число раз — только вот без дыры в башке, и теперь, видимо, воспринял его воскресение из мертвых как какую-то досадную накладку, результат глупейшей путаницы — не более. Он и вопроса-то по этому поводу не счел нужным задавать, ограничившись только весьма эмоциональной констатацией факта: «Так вы живы, капитан! Я даже не могу выразить, как приятно вы мне сделали, что остались живым, вместо того чтобы умереть в этом дурацком Космосе!» — после чего безропотно и торопливо последовал за своими освободителями.

— Так вы, что ли, и будете капитан этой посудины? — недоуменно окликнул Листера запыхавшийся Смольский. — Зачем же тогда этот ветеринар-полицейский нам наврал, что вы убиты? Вы уже вызвали спасателей?

Кэп в это время уверенно карабкался по скобам осевого туннеля вниз — к аварийному люку. Вскинув лицо к свесившемуся в просвет туннеля литератору, он каркнул:

— Поберегите ваши вопросы на потом, господин как вас там! Я же не спрашиваю, откуда вы взялись на борту, хотя мне и очень хочется это знать! Нам надо как можно скорее уносить ноги подальше от корабля. Эй! — он окликнул Кирилла и Микиса, сгрудившихся за спиной неуклюже втискивающегося в туннель Смольского. — Возьмите из медблока походные аптечки! И одеяла! И комплекты с подогревом! И аккумуляторы, не забудьте про аккумуляторы! И еще — любые теплые вещи! Раскурочьте аварийные комплекты и забирайте консервы — столько, сколько сможете унести! И — все, что стреляет! Нам придется идти по плато. И потом — через перевалы... И быстрее! Ради бога — быстрее!

Они сбросили на склон, простиравшийся за люком, еще пару наспех упакованных тюков и спрыгнули на шершавую поверхность скалы сами. Странное это было чувство — оказаться под чужими небесами. Вот так — сразу, безо всякого предупреждения. Может быть, дело было и не в них — небесах этих, а в самом воздухе этого мира, в котором четверо беглецов с Фронды были непрошеными гостями. И кислорода в этом чужом воздухе было процентов на пять больше, и насыщен он был непривычными запахами и ароматами — чужого камня, остывающего после дневной жары, чужих деревьев и кустарников, покрывающих далекие склоны, чужого мха и чужих ручьев. Какие-то глубинные, миллионнолетней древности контуры замыкались и приходили в действие в сознании людей, вдохнувших эти запахи и ароматы, и приводили в действие врожденные, но давно позабытые чувства и алгоритмы поведения...

Впрочем, долго заниматься анализом своих чувств им не пришлось.

— Отбегайте! Отбегайте подальше — туда, метров на двести! — продолжал командовать капитан.

Все трое уцелевших пассажиров «Ганимеда» не понимали в происходящем ровным счетом ничего. Но беспрекословно подчинялись командам капитана, который явно что-то в нем — этом происходящем — понимал. Уподобившись муравьям, спасающим драгоценное барахлишко разоренного муравейника, они потащили неподъемные тюки и рюкзаки в указанную кэпом сторону — вдоль по склону. Влево и вверх.

Сам капитан не слишком спешил отбежать от корабля. Он подхватил с грунта свой багаж — четыре защитного цвета цилиндра, каждый с полметра длиной. Они были довольно тяжелы. Вторую часть багажа — плотно набитый рюкзак — он пристроил за спиной и только тогда тронулся вслед за остальными беглецами. На полпути он бросил наземь цилиндры и уже гораздо более легким шагом приблизился к стоявшим между огромными — в три человеческих роста — скальными обломками спутникам.

«А шрам-то у кэпа сходит на глазах, — успел с удивлением заметить Кирилл. — Уже почти и нет его...»