Агент Тартара - Иванов Борис Федорович - Страница 88

— Так бы и было, агент, если бы я на них свалился с неба в буквальном смысле этого слова... Но вы не учитываете одного — того, что я успел подготовить почву для такого своего, несколько экстравагантного прибытия. Я связался кое с кем из проекта. Кинул им кое-какую затравку. Не думаю, что даже «наши», как вы говорите, физики так запросто выдадут меня властям. А Чур не то место, куда так легко прислать полицейский наряд... У вас есть еще вопросы, агент? Вы не передумали оставаться здесь?

— Не передумал, — помотал головой Ким. — А вопросы... Их слишком много, чтобы задавать их здесь и сейчас... Разве что вот... Перальта — Джанни Перальта — единственный из «ужаленных», кроме вас, кто остался в живых... Он ушел в эзотерику. Это ошибка Послания? Или у этой «ракеты» какая-то своя цель?

— Не знаете, как быть с ним? — усмехнулся Гильде.

— Просто хочется понять...

— Если вы хотите понять, то у вас только один путь — тот, которым пошел я... Если же вы хотите просто знать, чего ждать от Джанни, то имейте в виду — Послание не ошибается! Просто наше знание не совпадает со знанием Предтечей. Ни по содержанию, ни по структуре, ни по способам его получения... Что-то, чего наш мозг, наша система понятий и установок не могут воспринять, предстает в искаженном, изуродованном виде. Для нас это пока что — магия, эзотерика... Но, видно, что-то важное связано с той миссией, которая досталась Джанни, если Послание первым осуществило именно это — его — превращение... Может быть, она на очень дальний прицел рассчитана, эта миссия. И я боюсь, что небезопасное дело — мешать ей. Магия будущего может оказаться похлеще тех темных тайн, с которыми мудрят ученые мужи современности. — Клаус присмотрелся к лицу Кима. — Но ведь вы хотите именно понять, агент... Я не верю, что вас удалось отправить за мной следом, купив вас деньгами или воздействовав на вашу «сознательность». Вас затянуло в этот Мальстрем именно оно — желание понять Тайну...

«Он прав, — сказал себе Ким, — любопытство. Дурацкое любопытство...»

— Я угадал, агент? Тогда зачем вам изменять собственной природе? Подумайте в последний раз — с кем вы...

Ким молчал. Потом покачал головой:

— Вы тогда верно угадали, Клаус, когда говорили, что Демоном, который будет искушать меня, будете вы... Нет, Клаус... Нет. Пожалуй, мой роман с Тайной закончился... У вас своя дорога, у меня — своя.

Они оба замолкли.

— Вот, собственно, и все.

Клаус поднялся и зябко поежился, окидывая взглядом безрадостный пейзаж занесенной снегом равнины. Поднялся на ноги и Ким.

— Мы могли бы до бесконечности говорить обо всем этом, — устало сказал Гильде. — Но времени уже почти нет — я должен продолжать свою игру. Вы ведь не станете мешать мне, агент?

Ким молчал, рассматривая лицо Клауса так, словно видел его впервые.

— Я не должен был рассказывать...

Голос Гильде был теперь глух и невыразителен. Весь заряд страсти, если и был он у него, ушел на тот монолог, что он обрушил на собеседника минуту назад.

— Но иначе... Ты не оставил мне никакого выбора, агент...

То, что Клаус перешел на «ты», насторожило Кима. Нет, дело было не в фамильярности такого обращения — ни тени фамильярности не было ни в интонации Клауса, ни в том, как он держал себя... Это «ты» было пронзительно грустной — на грани отчаяния — нотой.

Темой прощания.

Клаус прощался с человеком, с которым успел как-то сродниться в такой недолгой дружбе-вражде, что соединила их. И, прощаясь с Кимом, он, похоже, прощался с людьми вообще...

— Ты не оставил мне выбора... — повторил Гильде. — Ты и так узнал слишком много. И я должен тебя переубедить. Сделать своим. Или убить. Как Кобольда...

Он пристально смотрел в глаза Киму.

— Ты ведь не станешь... останавливать меня...

Это был не вопрос. Утверждение. Попытка внушить свои слова колеблющемуся сопернику. Все так же глухо и невыразительно, но так, что запоминалось каждое его слово, Клаус продолжал:

— Я не мог сделать Кобольда своим. Он был не из тех... Он и такие, как он, свято убеждены, что всякое знание есть благо. И не важно, спасет оно род людской или погубит! Человек обречен на знание — и все тут! В этом все концы и все начала!

— А может быть, это так и есть? — с неожиданной для самого себя жесткостью перебил его Ким.

— Нет!!!

Лицо Гильде посерело и дернулось. Голос сорвался в крик. И по сравнению с глухими, серыми словами, которые он произносил перед этим, крик этот был страшен.

— Нет, — повторил он уже снова глухим и спокойным голосом. — Я знаю тебя, агент, лучше, чем ты думаешь. Ты не станешь мешать мне. По крайней мере до тех пор, пока не продумаешь все до конца. Возвращайся туда, к людям... Когда придет время, мы найдем друг друга.

С Кимом давно не было такого. С детских лет. Он просто не мог сделать выбор. И поэтому понял — недолгий, но предельно ясный жизненный опыт четко говорил это ему, — что проиграл. Всегда проигрывает тот, кто задумался.

— Мы... Отсюда мы расходимся...

Гильде словно впечатывал каждое слово в мозг агента.

— Ты уже понял, я просто повторю: мне придется немного нарушить наши планы... Мне надо туда... На то полушарие. К «оружейникам». На глайдере туда слишком долго добираться. К тому же, как я подозреваю, мне будут сильно мешать. Так что для такого путешествия лучше подойдет корабль... Не бойся, я справлюсь. Ничего с вашим корабликом не станет.

«Он справится... — понял Ким. — Он справится с управлением кораблем. Он и со многим другим теперь справится...»

— Да и ты тут не пропадешь... — Гильде кивнул на глайдер. — Возвращайся к тем, к беженцам... Они еще недалеко ушли...

Он пригляделся к лицу агента, к его позе... Они стояли друг напротив друга, словно пара мастеров какого-то из восточных единоборств на ринге. Казалось, каждый угадывает, каким выпадом начнет схватку противник.

— Вот что... — тихо произнес Клаус. — Ты... не готов еще... Так будет лучше.

И успел ударить первым.

Ким подозревал, что Гильде не лыком шит по части приемов ручного боя — как-никак даже прежняя его профессия к тому обязывала. Но и себя он полным профаном в этом деле не считал. Поэтому особенно обидно было, что Клаус «выключил» его как мальчишку — парой точных касаний в «волшебные точки». Пришел он в себя, когда спина Гильде маячала уже метрах в тридцати от него — на фоне далекой громады корабля.

Ким попробовал подняться, но снова кулем повалился в снег. С трудом сел. Повернулся вслед Клаусу. Тот уверенно уходил все дальше и дальше.

«Господи! — подумал Ким. — Он же идет к „Саратоге“!... Нельзя! Там — смерть! Как же я не успел...»

Преодолевая боль, преодолевая навалившуюся на него ватную, детскую какую-то, слабость, он смог поставить себя на колени.

Не удержался и снова ткнулся лицом в стеклянное крошево растоптанного наста. Никак не удавалось заставить работать руки. И спазм все еще мертвой хваткой сжимал его горло.

Агент знал основные приемы боевого аутотренинга и понимал, что надо — надо — несколько секунд, может быть, минуту потратить на то, чтобы расслабиться и так — под самогипнозом снять сковавший его спазм, но мешал охвативший его ужас перед тем, что сейчас — вот уже в считанные десятки секунд — должно было обрушиться на них просто из-за того, что он не смог, не сумел вовремя вставить в их разговор — сбивчивый и похожий на дурной сон — всего два слова. Не успел объяснить, что «Саратога» превратилась сейчас в бомбу без предохранителя... На то, чтобы справиться с собой у него ушло довольно много времени.

Поэтому Клаус Гильде — или тот, кто когда-то был им — успел довольно далеко отойти от занесенной снегом поваленной мачты электропередач, прежде чем услышал за спиной, издалека сдавленное «Стойте! Стойте, Клаус!».

Его лицо дернулось.

«Все-таки... — сказал он себе. — Все-таки...» Несколько шагов вперед он сделал, не оборачиваясь. Надеясь, что выкрик за спиной не повторится. Снег словно колодки мешал ему идти дальше.