Агент Тартара - Иванов Борис Федорович - Страница 63

И тут впервые в тесном пространстве тамбура прозвучал незнакомый, хриплый и сдавленный голос — голос похоронного агента Клини.

— Да, парень... — каркнул прикованный к трубе пневмопровода командир Нелюди. — Ты — наш!... Я тоже тебя засек. Только слишком поздно...

— Я — не ваш! — Голос Вальки стал злым и напряженным. Зазвенел хрупкой еще сталью. — Я же сказал: я — из Поселения!!!

— А мы, по-твоему, откуда? — усмехнулся Клини.

— Я — из Третьей Касты, а вы оба — из Первой! Только Первая Каста знает, как управлять биороботами... И потом, я вас в Поселении не видел. Ни разу. А у меня хорошая память. На лица, на голос...

— А ты думаешь, сколько лет назад меня внедрили в Миры Заблудших? — усмехнулся Клини. — Да я там — в Поселении — последний раз был, когда ты под стол пешком ходить учился, а не зрительную память тренировал...

— А что это за Поселение, Валентин? — как можно более спокойно спросил Ким.

Валька судорожно вздохнул, сосредоточился и заговорил. Заговорил уже совсем по-другому. Это была речь ученика, на совесть выучившего урок, и не один. Ученика странной, жутковатой школы — школы, где учили людей не быть людьми... Рассказ о мире по имени «Поселение».

Это был странный мир, приютившийся на плеши полярной шапки Чура — скрытно от всех и вся. Мир, сотворенный для людей Нелюдью. Этот мир был словно срисован с жутковатого мира концентрационных лагерей прошлого и в то же время — со множества кусочков почти всех современных Тридцати Трех Миров одновременно. Четыре касты царили в нем.

И высшей из них были те, кого не знал никто. Посвященные в тайну Высшей власти, общающиеся с той неназываемой силой, что сотворила мир Поселения, создала всех его обитателей и вдохнула в них жизнь. Они определяли все правила здешней жизни. Ставили цели. Следили за их исполнением. Награждали и наказывали. Решали: казнить или миловать. Носители такой власти, казалось бы, должны были жить, утопая в роскоши, отгородясь непроходимой стеной и глубоко презирая всех, кто оказался бы по другую ее сторону. Ничего подобного не было в тесном, двадцатитысячном мирке Поселения. Они — приобщенные к высшим тайнам — ничем не отличались от любого из представителей всех других трех каст. Были растворены в этой массе. Не имели лиц и имен. Все видели и все знали. Присутствовали везде. И каждый член касты не знал никого из «своих», кроме двоих. Может быть, и был кто-то, кто знал их всех. Но только уж этот «кто-то» наверняка не был человеком. Это, впрочем, было известно Вальке только по слухам.

Дойдя до этого места своего рассказа, он запнулся, сглотнул слюну и покосился на Клини. Тот криво усмехнулся, но никак не комментировал этот выразительный взгляд. Валька снова заговорил, продолжая коситься на похоронного агента.

Теперь он рассказывал про Охрану. Про Охрану и про Агентуру... Он сам был из Третьей Касты — агент (теперь Ким понял, чем так рассмешил Валентина при их первой встрече).

А Охрана была Второй Кастой — кастой, на первый взгляд самой обеспеченной и всемогущей в Поселении. Кастой, владеющей оружием и информацией. Информацией обо всем и обо всех, за исключением Приобщенных к Тайне. Охрана была орденом, замкнутым в себе. Дисциплинированным и жестоким — жестоким и к себе, и ко всему миру. Повязанным круговой порукой Испытания Кровью, преданным неведомым создателям Поселения и беспрекословно исполняющим их приказы. Приказы, которые передавали им посвященные — никогда лично. Для этого существовало множество изощренных и надежных способов — от простого телефонного звонка, начинающегося условными словами — как в старом добром двадцатом веке, — до программирования на «нечаянных» сеансах гипноза, память о которых мгновенно стиралась из сознания программируемого. У Охраны была своя разведка и контрразведка. Были глайдеры, вертолеты и другая техника. Была своя школа и «академия», в которых с младых ногтей воспитывались отобранные со всего Поселения наследники этой своры натасканных псов.

Но подлинной основой и причиной существования Поселения с самых первых лет была Агентура — Третья Каста. Она составляла треть жителей Поселения, и остальные две трети существовали и работали ради нее. Это была каста фанатиков. Каста, обязанная вбивать фанатизм в головы своего подрастающего поколения еще до рождения. И каждый из них, этих агентов Тартара, с первых дней своей сознательной жизни знал, что судьба его — рано или поздно отправиться в стан жестокого врага и жить и умереть там. Умереть не глупой, случайной смертью, а так, чтобы самой смертью своей послужить Делу!

А жизнь всех трех первых Каст обеспечивала Четвертая — самая низшая и самая многочисленная — Каста Жизнеобеспечения. Она была пестрой — от высоколобых умников из Отдела научных разработок до угрюмых операторов мусоросжигательных печей. Всех их объединяло только одно — то, что смысл их жизни в Поселении составляли только страх и забота о хлебе насущном. Им не было дано знание высших целей и смысла существования Поселения. И именно людей Четвертой Касты Поселение приносило в жертву, если того требовало Дело.

О Деле Валька помянул как о чем-то само собой разумеющемся. Киму пришлось остановить его вопросом:

— Дело? Что это значит? Что за Дело такое?

Дело было не такой вещью, которая хорошо давалась Вальке для объяснения посторонним. Для любого жителя Поселения оно было чем-то само собой разумеющимся. Для посторонних, для людей Тридцати Трех Миров оно было вещью в себе. Валька уже давно понял это. Вот только разве что люди Чура могли понять его.

Потому что у всех других здесь — в Большом мире — мозги были явно вывернуты наизнанку.

С этим решительно ничего нельзя было поделать.

— Дело... — стал объяснять он, с трудом подбирая слова. — Ну Дело — это, нам говорили, это вернуть людей на правильный путь. Всех людей. Человечество... Заблудших. Так я думал тогда...

— Правильный путь? Это что? — спросила Анна.

— Это... Ну, в общем, так: люди, когда они пришли в другие Миры, они... Они утратили праведный путь. Стали все Миры эти, всю Вселенную переделывать под себя. И... И сами они стали жить только ради богатства. Богатства и удовольствий разных. И тут же передрались. Стали уничтожать друг друга. И они весь мир уничтожат. Превратят в ад. Если их не остановить.

— А кто их остановит, кроме самих себя? — с неожиданным интересом спросил индифферентный до этого момента к рассказу Вальки Клаус.

— Поселение. Агенты! — воскликнул Валька, словно отвечая на исключительно глупый и ненужный вопрос.

И тут же вдруг сник. И повторил с глубокой безнадежностью в голосе:

— Так я думал тогда...

Да, он действительно так думал. Он и представить себе не мог, что можно думать как-то иначе. Не так, как думали отец и мать. И братья. И все вокруг. Для чего же тогда погибли ушедшие на задание? И разве не подтверждали — слово в слово — то, чему учили его те, кто с задания вернулся?

Валька искренне жалел людей, тех, которых каждый день видел на видеоинструктаже, и тех, о которых рассказывали ему учебники и мнемозаписи, запутавшихся, утративших цель и смысл жизни глупцов, которых вели к пропасти злобные и алчные Директора и Президенты, Олигархи и продажное ТВ... И просто безумцы. Он жалел заблудших.

Эти люди, которых он должен был любить, чтобы наставить на Путь, глотали алкоголь и наркотики, были мучимы глупыми, из пальца высосанными страстями.

И эти люди, которых, чтобы наставить их на Путь, он должен был ненавидеть, несли порок и разорение во все новые и новые Миры.

И они были безумно жестоки, эти люди.

Которых он должен был бояться.

Они выдумывали и воплощали в сталь и огонь все новые виды оружия, создавали новые и новые яды, все глубже залезали в свои мозги — в психику, в сознание, — чтобы и там посеять тьму и разрушение. Они огнем и мечом уничтожали все, что становилось им поперек пути, — не жалея ни своих, ни чужих. И если они дотянутся до Поселения... Даже если они просто узнают о нем...