Повитель - Иванов Анатолий Степанович - Страница 56

Скоро бородач подошел к дому, стоявшему на окраине, обернулся, взял коня под уздцы и завел во двор. Потом ввел Григория в дом, втолкнул в комнату с единственным оконцем, плотно закрытым занавеской, но сам не вошел. Подозревая неладное, Григорий с тревогой подумал: «Что за берлога! Зарежет еще…»

Но в это время дверь распахнулась без скрипа, и Григорий почувствовал, что все вещи в комнате странно закачались, поплыли. В голове раздался тонкий гуд, словно кто ущипнул там туго натянутую струну… Странно вытянув губы, его внимательно, с головы до ног, осматривал Терентий Зеркалов.

Григорий не решался взглянуть Зеркалову прямо в глаза и смотрел на лоснящиеся плечи, по прежнему густо усыпанные перхотью.

— Вот и свиделись. Сколько лет, сколько зим… Здравствуй, что ли, — простуженным голосом сказал Зеркалов.

— Доброго э-э… здоровьица, — неуверенно промямлил Григорий. — Коня вот… где же он, который сторговал? Для тебя, должно… э-э…

Зеркалов, чуть прихрамывая, устало прошелся по комнате, сел в углу, подальше от окна, в кресло с тяжелыми отполированными подлокотниками. Григорий, поворачивая ему вслед голову, думал: «Прижали где-то, должно, лапу… Да сумел уволочь ее, дьявол…»

— Ну, рассказывай, — проговорил Терентий, вытянув ногу вперед, и тряхнул головой с уже жиденькими, но по-прежнему длинными волосами, висевшими на затылке сосульками.

— Чего рассказывать? Конь добрый, семилетний мерин, что под седло, что для хозяйства…

— Не прикидывайся дурее себя! Я про дела локтинские спрашиваю…

Григорий вздрогнул от окрика. Пальцы его опущенных рук несколько раз сжались и разжались. Заметив, что Зеркалов пристально смотрит на его руки, Григорий спрятал их в карманы полушубка.

— Дела — что? Колхоз вон организовали. Под названием — «Красный сибиряк»…

— Ну? Вступил? — отрывисто спросил Зеркалов, будто пролаял.

— Зачем? При коммуне жили — ничего… Не пропадем, может, и при колхозе…

Терентий погладил вытянутую больную ногу, поморщился не то от боли, не то еще от чего.

— Не пропаде-ем?! Думай, что говоришь. Колхоз не коммуна, болван…

Не зная, как вести себя, Григорий поспешно и молча закивал.

Зеркалов с минуту сидел задумавшись, разглядывая что-то на полу. Но вдруг в упор посмотрел на Бородина, жестко спросил:

— Задание почему не выполнил?

— Ка… какое з-зад… — от неожиданности Григорий побледнел, выдернул руки из карманов, взмахнул ими, несколько раз глотнул воздух.

— То самое! Мое… — угрюмо бросил Зеркалов.

— Н-не знаю, не слышал.

— Лопатин тебе передавал — насчет Андрея, — не спуская глаз с Бородина, быстро произнес Зеркалов.

Но Григорий уж несколько оправился от неожиданности.

— Говорю, ничего не знаю. Никто не передавал мне. Лопатина в глаза не видел.

— Врешь! Врешь, сволочь!.. — заорал Терентий, схватился за подлокотники, приподнялся. Впервые за весь разговор он потерял самообладание. — Лопатин сам докладывал мне, что передавал…

Григорий по-прежнему стоял посреди комнаты, но теперь он посматривал на Зеркалова с едва заметной усмешкой.

— Чего докладывал, когда? Позови его, пусть он при мне скажет это…

Зеркалов опустился обратно в кресло, отвернулся к занавешенному окну, снова долго гладил больную ногу.

Потом произнес сердито и ворчливо:

— Черт, сам бы ты догадался…

— Не особенно-то скараулишь Андрюху. Ночами не ходит, взаперти сидит дома… И днем нигде не появляется в одиночку. Что я, при народе его должен? Своя шкура дорога…

Терентий слушал, кивал головой. Григорий кашлянул осторожно в кулак.

— Так уж позвольте мне… уйти. И за коня… Где же тот бирюк, что купить хотел мерина-то?.. Пора ведь мне, — обернулся Бородин к двери.

Он не замечал уже, что обращается к Терентию на «вы», говорит «позвольте». Но тот все заметил и рявкнул, поднимая голову:

— Стой! Не торопись, дело еще будет к тебе. Ночуешь тут. А за коня — спасибо.

Григорий поднял на Зеркалова маленькие недоумевающие глаза:

— А?! Как ты говоришь? — И вытянул шею, будто это помогло бы лучше расслышать ответ.

— Беру, говорю коня. Спасибо, — повторил Зеркалов.

— Ну и езди на здоровье. Не конь — огонь. А… это… деньги?

— Какие деньги? Беру — и все. — Подумал и добавил: — В счет будущего. Ступай.

Григорий что-то промычал, двинулся к двери. На полдороге остановился, оглянулся вопросительно.

— Иди, иди, — крикнул Зеркалов.

У Григория хватило сил дойти только до порога. У дверей он резко обернулся, раскинул руки, оперся ладонями о стену, точно собирался оттолкнуться и прыгнуть на Зеркалова. Терентий привычным движением выхватил откуда-то из-под рубахи наган.

— Ну, и стреляй, и стреляй, сволочь!.. Ведь последнее отбираешь! Отец твой, кровопивец, обобрал нас чуть не до нитки. А теперь ты…

— Не кричи, дурак! Ведь за версту слышно…

— И пусть все слышат… Не отдам коня тебе! И не пугай… Ну, знаю, чем стращать собираешься… Выследил я для вас, где Андреев отряд, ладно… Пошли своих людей, пусть расскажут! Пусть посадят меня! Расстреляют!.. Все равно мне теперь… Что за жизнь, коли ни гроша за душой…

Григорий выкрикивал слова, странно подвывая, точно его часто и сильно били чем-то тяжелым. Зеркалов спрятал оружие, опустил руки на колени и внимательно смотрел на него. Тогда Бородин, как когда-то давно, у дверей Дуняшкиного дома, опустился на колени и пополз к Терентию, протягивая руки, всхлипывая:

— Ведь кони — все, что осталось у меня… Заплати, ради бога, что тебе стоит… А у меня, может, вся жизнь в них… в этих деньгах…

Не поднимаясь, Зеркалов достал из кармана кошелек, порылся в нем, бросил в лицо Григория несколько смятых бумажек и тихо сказал, отвернувшись брезгливо:

— Уходи с глаз. Ночуй в другой комнате.

Григорий схватил деньги, поднялся с колен, но разогнуться во весь рост не решился, попятился задом, потихоньку кланяясь.

4

На другое утро в комнатушку, где спал Григорий, заглянул вчерашний бородач и молча кивнул головой, приглашая следовать за собой. Он провел его через какое-то темное и душное помещение, опять втолкнул в ту же комнату, что и вчера.

Терентий сидел на прежнем месте в той же позе, будто не вставал с кресла всю ночь. Однако Григорий подумал, что выстрелы из обрезов по ночам, звон выбиваемых из окошек стекол раздаются в Локтях именно потому, что Зеркалов сидит вот здесь, в этой комнате.

— Присаживайся, — кивнул он Григорию на свободный стул.

Григорий снял шапку и опустился на краешек стула, молча ожидая, что будет дальше. Зеркалов еще помедлил и спросил:

— Значит, не боишься, если… Андрею Веселову будет известно кое-что о тебе.

Григорий порывисто вскочил со стула. Но потом словно опомнился, медленно опустился обратно, облокотился о свои колени, держа шапку между ног обеими руками.

— Чем вы докажете? — буркнул Григорий.

— Ишь ты… — усмехнулся Терентий. — Доказать-то можно бы… Но не в этом дело. Не за тем я приехал сюда… в родные места, чтоб старых друзей выдавать…

Не меняя положения, Григорий исподлобья глянул на Зеркалова.

— А задание тебе, Григорий, прежнее… — И, видя, что Бородин опять вскочил с места, Зеркалов замахал руками.

— Да сиди ты! Слушай до конца… Как же, слыхал — тебе своя шкура дороже… Но… сделать так ладо, чтобы все было шито-крыто. Никто ведь не знает, что ты в Гнилое болото ходил тогда…

Григорий наконец выпрямился, легкий плетеный стул скрипнул под ним.

— Интересно, — промолвил он, положив руки на стол. — Ну, ну, слушаю.

— Не так хотя интересно, а надо.

— Чего тебе Андрей в печенки влез?

— А тебе не влез? — строго спросил Зеркалов. Потом вдруг иронически покривил губы. — Дуняшку ведь так и уволок у тебя… Ох, хор-роша девка была! А сейчас, чай, в самом соку бабенка… Зря ты меня тогда не послушал… М-да… Он, говорят, партийным теперь стал у вас?

— Как же… Большак.