Леди-босс - Истомина Дарья - Страница 17

Потом что-то снежно-белое, под красной черепичной крышей, сплошь в балконах, обвитое по фасаду виноградными лозами. Внизу проглядывался бассейн с шезлонгами и зонтиками. Это Кипр.

— Вот! — обрадованно вскричала я. — Самое то! Он поставил прокрутку на стоп-кадр и одобрительно кивнул.

— Вам там будет хорошо. Особенно мальчику. Это не очень далеко от Лимасола. Не жарко, потому что высоко над побережьем, постоянный бриз. До моря, правда, минут десять езды. Но ведь бассейн… Три спальни. Гараж на две машины. Связь со всем миром без проблем. Прекрасная кухня. Детская есть. Доставка продуктов — автоматом. А чуть ниже — деревенька с кабачками.

— А что я там буду делать?

— Делать? А зачем вам что-то делать? — удивился он. — Думаете, скучно? Там уже собаки по-русски лают! На каждого пиндосика трое наших. Ну, если уж совсем заскучаете, у нас там, по-моему, что-то офшорное. Инглиш не забыли? Ну и на здоровье. Хотите — ПМЖ оформлю, но проще — временный вид на жительство. Счетец открою. Хотя, учтите, жизнь там не дешевая. Они на свой фунт курс дрючат — выше некуда!

Он начинал заводиться, морщился досадливо. Я же глаз делала тупой. Недопонимала вроде…

— А как же здесь? Без меня? Все ж растащат! Без хозяйского присмотра…

— Вы этот дом имеете в виду? — поглядел он в крышу. — Присмотрим. Это я обещаю.

— Ох, и не знаю я уже ничего. Мне там бумажечки кое-какие оставлены! Я не врубаюсь… Может, вы растолкуете?

Я бросила на столешницу ключи и добавила:

— В столе там… В левой тумбе. Все отксерено, конечно.

Он удивленно взял ключи, отпер тумбу и вытащил папку величиной с географический атлас. В папку Элга подшила передаточные документы. В копиях. Подлинники хранились не в столе, конечно. Далеко они хранились. В Риге. В Парекс-банке. И еще подальше. Во всяком случае, от Кена. Да и в папочке было не все. Но достаточно, чтобы до него дошло. Хотя бы такая мелочь, что те домушечки, которые он мне милостиво предлагал под беззаботное загранжительство, все эти стойла с дармовым овсом и сеном для потерявшей хозяина кобылки, такая приманочка для дуры, — уже мои собственные. Согласно гербам и печатям. Хотя это было так, действительно мелочевка по сравнению с депозитами, контрольными пакетами акций и прочая, прочая, прочая…

Нина Викентьевна и Сим-Сим транжирами не были и в недвижимость за пределами вбухивались экономно. Тот же кипрский трехэтажный сараюшечка под черепицей стоил даже меньше, чем кирпичный замок на фазенде какого-нибудь пахана близ окружной.

Глядя на Кена, я поняла, что Сим-Симу удалось все провернуть втихую, без протечек. Он действительно ничего не знал. Похоже, даже не подозревал.

Конечно, это была не пуля со смещенным центром, которой плюнулась снайперская винтовка в Питере. Но Сим-Сим попал точно. Оказывается, человека можно расстрелять и беззвучно, с помощью нотариальных актов и протоколов, копий векселей на предъявителя и купчими, поскольку Сим-Сим мне кое-что как бы продавал, и прочими юридически безупречными боеприпасами.

Я никогда не видела, чтобы человек так бледнел. Окаменевшее лицо Кена стремительно теряло краски. Кожа мертвенно обтянула череп, скулы выперли, глаза провалились… Вот таким Кен будет в глубокой старости: похожим на трость из узловатого можжевельника с костяным набалдашником, ходящий остов с синеватой сединой.

На какой-то миг мне его стало почти жалко. Я не знала, о чем он думает, но было понятно, что с беззвучным грохотом рушились в пропасть его расчеты — подгрести под себя все хозяйство Туманских, тем более что какую-то там пришлую девку, подстилочку для Сим-Сима, в два раза моложе себя, судя по всему, он никогда всерьез не принимал. Он не ожидал, что Сим-Сим успеет. И отсечет его вот так, безжалостно, почти нагло и не без издевки…

Нужно отдать Хакимовичу должное: он пришел в себя довольно быстро, небрежно отодвинул папку, закурил новую сигарету, протер очки белоснежным платочком и, сызнова надев их, внимательно оглядел меня.

Как-то прошлым летом он объявил, что наш Цой кулинарно бездарен, портит молодую баранину маринадами и соусами, к тому же она у него слишком переморожена, и он, Кен, покажет нам, что такое черный барашек по-азиатски — от запеченного на угольях нашпигованного печенкой и прочим курдючка до классического бешбармака.

— Помнишь Каркаралы, Семен? — спросил он у Сим-Сима.

— Валяй!.. — махнул рукой тот.

В тот же вечер по приказанию Кена привезли симпатичного баранчика, в шелковистых завитках черной с отливом шубки. Кен мне объяснил, что именно такой, черный, рожденный в горах Приэльбрусья, бродивший по альпийским лугам барашек из Карачаево-Черкесии подавался к султанскому столу где-то в Истамбуле-Константинополе во времена, когда турки положили глаз на Кавказ и шастали по тамошним горам, как у себя дома.

Собственно говоря, по Кену, выходило, что еще более сочные бараны гуляют в горах Заилийского Алатау, но притащить такового к нам из суверенного Казахстана нынче — задача. Не самолетом же его переть?

Барашечка мне было жалко. Его привязали к старой березе за домом и перестали кормить. Так надо, оказывается, по ритуалу. Барашек беспрерывно какал, вычищая себя изнутри, и истошно орал тоже беспрерывно. По-моему, не только с голодухи: ему было страшно. Резать его Кен никому не доверил. Сим-Сим сдуру позвал меня, и мы стояли неподалеку.

Кен засучил рукава своей белоснежной рубашки и потрогал пальцем острие мощного чустовского ножа (нож был специальный). Что-то пошептал, воздев глаза к небу.

— Он что, молится, что ли? — удивилась я.

— Так положено, — сказал Сим-Сим. — Попросить души поднебесных баранов, которых уже слопали, чтобы они не отвергли душу вот этого. И у самого барашка — прощения. Чтобы не обижался.

Кен ловко опрокинул барана, наступил на него ногой и полоснул по горлу ножом. И тут же выругался, не успев отскочить. Кровь брызнула на его белые замшевые туфли…

Вскоре освежеванная тушка висела на дереве: Кен снял шкуру, как чулок, молниеносно.

Но это я уже плохо видела: меня замутило.

Баранину эту я есть не стала. Не смогла. Кен сам стряпал бешбармак: что-то из теста и мяса в чугунном котле, на костре, чтобы с дымком.

…Словом, взгляд, которым он меня изучал теперь, в кабинете Сим-Сима, мне был очень даже знаком. Похоже, он был совсем не против, чтобы и у меня брызнуло. Из горла.

Мне на миг стало морозно от этих узких, темных, как деготь, странно внимательных глаз.

Очень страшно.

Как будто я переступила какую-то черту, за которой уже не будет пощады. По крайней мере, прощения.

Возможно, это была игра моего смятенного воображения. Кен, возможно, валял дурака, изображая своего отдаленного предка. Тогда, с этим бараном В общем-то он был джентльмен. Цивилизованный.

Окультуренный. Канта цитировал. А в смысле этикета мог потрясти и королевский двор…

— Ну и ну!.. — покачал он головой, улыбаясь. — У вас очень своеобразное чувство юмора, Лизавета…

— Какое есть.

— Могли бы и предупредить. Что к чему. И что почем, — вскинул он бровь. — Я бы себе голову не морочил. Насколько я еще могу соображать, пределы любезного нам отечества вы покидать не намерены?

— Наш дом — Россия! — с гордостью заявила я. — Опять же дел теперь — выше крыши. Национальную идею ищут. Как же без меня? Сами говорите, я теперь не хухры-мухры, я теперь Туманская… Не фамилия, а фирма! Знак! Который держать надо в блеске и сиянии! Во имя грядущих поколений, между прочим…

— В каком смысле? — не понял он.

— А вот в этом самом! — Я встала из кресла и похлопала себя по пузу. — Думаете, Сим-Сима нету? А он — есть! Будет! Вот здесь. Главный и новый Туманский. А может, Туманская. Только вот на крестины я вас, извините, не приглашаю. Мы уж теперь как-нибудь сами! Сами мы!

Я понимала, что срываюсь, перехожу на крик. Но меня потрясало, как легко и быстро он пришел в себя, замкнулся в непробиваемую броню и снова стал обычным, снисходительно-ироничным и улыбчивым. И снова смотрел на меня как бы с недосягаемой высоты, сочувственно и чуточку презрительно.