Основной инстинкт - Истерхаус Джо - Страница 20

— Что ж, хотя это еще ни о чем не говорит, Ник, но из этой штуки давно не стреляли.

— В последней раз я испытывал его на нашем полигоне две, а может, три недели назад. Я не убивал Нилсена, ты ведь знаешь.

— Я знаю только то, что Нилсен не был убит из этого револьвера. Это все, что я могу сказать с полной уверенностью.

Уокер не смотрел Нику в глаза. Он повернулся и пошел прочь к своей машине.

— Вы думаете, я…

— Я так не думаю, сынок, — сказал Гас. — Но должен сказать тебе, у меня тут мало единомышленников.

Лейтенант Джейк Салливан, тоже следователь «Внутренних дел», такой же иезуит, как и покойный Нилсен, сказал: «Здесь распоряжаюсь я», — и в упор посмотрел на Ника.

— Карран, проследуй в управление. Нам нужно немного поговорить.

Было ясно, что Салливан не приглашает Ника на Дружескую беседу за чашечкой кофе.

— Я подозреваюсь в убийстве, Салливан?

— Возможно.

— Тогда огласите мои права и арестуйте меня.

Ника поразило, что он повторял почти те же самые слова, с которыми обращалась к нему Кэтрин Трэмелл. Салливан пожал плечами.

— Раз ты хочешь этого, Карран, мы можем пойти тебе навстречу.

— И с большим удовольствием, — сказал Моран, еще одна тупоумная сволочь из «Внутренних дел».

— Послушай, Ник, — сказал Гас Моран, становясь между своим напарником и двумя полицейскими. — Сделай себе одолжение хоть раз в жизни. Помоги этим парням разобраться что к чему.

Казалось, Карран вот-вот потребует, чтобы ему зачитали его права, гарантированные конституцией, и надели наручники, но это было слишком большим позором для полицейского, и даже Карран не стал испытывать судьбу.

— Я отправлюсь в нижнюю часть города, Салливан, но только для того, чтобы доказать вам, что я всегда сотрудничаю с правоохранительными органами как честный, добропорядочный гражданин.

— Хорошо.

— И доказать вам, что я не убивал этого… — он кивнул в сторону мертвого Нилсена. — Этого полицейского.

— Ничто, Карран, не доставит мне большего удовольствия, — сказал Салливан, но никто не поверил ему.

Они привели Ника в ту же самую комнату, в которой допрашивали Кэтрин Трэмелл, Уокер, Толкотт и Гас Моран тоже сидели тут, но поодаль от стола, на втором плане: распоряжались здесь Салливан и Моран. Нику отводилась лишь третьестепенная роль. Все знали, что теперь уж «Внутренние дела» покажут свою силу и что они либо арестуют Ника, либо хорошенько попортят ему нервы прежде, чем отстранят от службы по состоянию здоровья.

— Ты ведь не любил Марти Нилсена, правда, Карран? — спросил Моран таким тоном, будто привел блестящий аргумент в споре на жаркой предвыборной дискуссии.

— Это и так всем известно. Я уверен, что и ты кое-кого не любишь, Моран. И бьюсь об заклад, что полным-полно людей, которые терпеть не могут тебя.

— Это не относится к делу.

— Ты набросился на него вчера днем, — сказал Салливан, — на глазах более, чем десятка офицеров полиции.

— Правильно. Ну и что из этого? Хорошо. Я пришел кое-что выяснить у него. И потерял самообладание.

— А может, у тебя его никогда и не было. Может, ты поджидал Марти за баром «Десять-четыре» и пустил пулю ему в голову. Может, ты хотел еще раз посчитаться с ним за то, что он был строг к тебе. Ведь и такое вероятно, правда?

— Насрать мне на то, как Нилсен относился ко мне, Моран. Я вообще не обращал на него внимания.

— Тогда что же так достало тебя, так задело тебя за живое? — спросил Салливан. — Почему ты его вдруг возненавидел?

— Я относился к нему безразлично, но он… Послушай, Нилсен заполучил мое досье вместе с медицинской картой. Ее завели на меня в управлении сразу после того, как я пустил в расход двух туристов.

Толкотт поморщился. Он терпеть не мог такие грубые, прямолинейные выражения. Он предпочел бы медицинские термины Бет — травма или несчастный случай.

— Бред собачий, — убежденно сказал Моран.

— Я знаю, что он достал мое досье. Но ему этого было мало, он использовал его. И показывал за пределами управления. Он использовал мое досье против меня.

— У тебя есть какие-нибудь доказательства? Можешь ты убедить нас, что он действительно показывал кому-то твою медицинскую карту? И есть ли у тебя доказательства того, что он вообще владел ею?

Конечно, доказательства у Ника были. Он располагал множеством доказательств. Но если он расскажет о Кэтрин Трэмелл и ее сверхъестественной осведомленности о его психике и привычках, они подумают, что он совсем сбрендил. А если он расскажет о признании Бет Гарнер в том, что она отдала его досье Нилсену, у нее будут неприятности. Ему оставалось только одно — лгать.

— Я спрашиваю о доказательствах, Карран. У тебя они есть?

Ник Карран покачал головой.

— Нет. Нет. У меня нет никаких доказательств.

— В таком случае, у тебя вообще ничего нет, — заметил Моран.

— Только я еще не совсем свихнулся, чтобы впутаться с человеком в драку, а двумя часами позже пристрелить его из служебного револьвера тридцать восьмого калибра. Это ведь тоже о чем-то говорит, правда?

— Вовсе необязательно. Люди иногда совершают безумные поступки? Ты ведь знаешь об этом, Карран.

Дверь в комнату для допросов открылась, и вошла Бет Гарнер. Под глазами у нее залегли темные круги, будто она не спала всю ночь, а не была всего-навсего поднята с постели плохими новостями. Она с беспокойством посмотрела на Ника Каррана.

— А вот и наш специалист по людям, совершающим безумные поступки, — сказал Моран.

Салливан меньше всего хотел видеть здесь психиатра Каррана.

— Мы побеседуем с вами позднее, если вы не возражаете, доктор Гарнер.

— Я бы хотела присутствовать здесь, я думаю, что могла бы помочь расследованию.

— Я на самом деле попросил бы…

Странно, но именно Толкотт решил и спор. Для репутации управления было лучше объявить Каррана безумным полицейским, нежели признать при всем честном народе, что работник полицейского управления Сан-Франциско хладнокровно убил коллегу-полицейского.

— Я не вижу ничего дурного в том, чтобы доктор Гарнер присутствовала здесь, если не возражает детектив Карран.

Ник пожал плечами.

— Мне все равно.

Бет Гарнер кивнула, взяла стул и пододвинула его к столу, она была взволнована и напряжена.

— Где ты был сегодня ночью, — требовательно спросил Моран.

— Дома, — сказал Ник. — Смотрел телевизор.

— Всю ночь? — Да.

— И что ты смотрел?

— Я не знаю. Какое-то дерьмо.

Он едва ли мог припомнить, включен ли был у него телевизор, а тем более перечислить названия передач на экране.

— Ты пил? — спросил Салливан. Карран ожег Бет взглядом горящих глаз.

— Да. Я пил. Салливан нахмурился.

— А я думал, ты завязал.

— Я долго не пил. Два месяца я вообще ни капли не брал в рот. А теперь, когда прихожу домой, выпиваю пару стаканчиков. Я знаю свою норму. И я не пью, когда это не положено. Я не потребляю спиртного на службе, как образцовый полицейский.

— Но ты пил.

— Я же только сказал, что да.

— Сколько?

— Пару стаканчиков. Я же сказал.

— Когда ты снова начал пить? Ведь ты же так долго придерживался сухого закона.

— Я начал пить два дня назад. Я перестал пить, потому что этого хотел. Я снова взялся за бутылку опять же по своему желанию. Тебя это волнует, лейтенант?

— Меня это не волновало. Пока ты не набрался и не решил выйти на улицу и наделать глупостей. Вот и все.

Бет Гарнер решила вмешаться.

— Вчера около десяти часов вечера я видела детектива Каррана у него в квартире. Он был уравновешен и не пьян. — Бет говорила уверенно, голосом объективного врача.

Салливан подозрительно посмотрел на нее.

— Скажите, пожалуйста, если вы не возражаете, что вы делали вчера в десять часов вечера в квартире детектива Каррана?

У Бет был готов ответ.

— Я была там по делам службы как штатный врач управления. Я слышала о ссоре Каррана с лейтенантом Нилсеном и подумала, что он, возможно, нуждается в помощи.