Жозефина - Сьюзанн Жаклин - Страница 16

Вот тут-то она и нанесла мне удар:

– Хрупкое? Да если на то пошло, Жозефина сама кого угодно раздавит.

– Ты намекаешь на то, что она толстая? – ледяным голосом осведомилась я. Беа и глазом не моргнула.

– Я намекаю на то, что Лэйн Брайант следовало бы перенять у нее фасон зимней шубки!

Примерно с десяток минут наша многолетняя дружба висела на волоске. Наконец разум одержал верх над эмоциями, и я поняла, что у Беа были самые лучшие намерения. Может, и правда, переменить Жози прическу?

Беа внесла новое предложение:

– Попробуй корсет и диету Вик Танни.

Но я предпочла начать с прически и на следующий день отвела Жози в специальную парикмахерскую. Там я объяснила Мелу Дэвису, который обычно ее причесывал, что следует отказаться от привычной голландской стрижки. Слишком густой шерстяной покров в передней и задней части ее полнит.

Мел внимательно осмотрел ее фигуру.

– Конечно, я бы мог сделать спортивную прическу. Поменьше растительности на туловище и побольше на ногах. Но это вряд ли поможет. Все-таки шерсть скрадывает чересчур полную талию.

И Мел туда же! Я прямо спросила, уж не считает ли он Жози толстой. Поскольку Жози для него не просто хорошая клиентка, но и солидные чаевые, Мел призвал на помощь дипломатию:

– У нее действительно многовато в средней части. Но, может быть, она так сложена от природы и это часть ее индивидуальности?

Я попросила сделать ей спортивную стрижку.

Когда в пять часов я заехала за Жози, у Мела был какой-то смущенный вид, и у всех остальных тоже. Кроме Жози, которая выглядела как настоящее пугало. С минуту никто не решался произнести ни слова. Потом Мел честно признал свою ошибку:

– По-моему, ей больше шла голландская стрижка.

Я молчала, думая о том, сможет ли Айра Сенц изобразить какое-нибудь подобие тупея для пуделя, чтобы замаскировать живот. Жози – жгучая брюнетка, но ее кожа отличается молочной белизной. Без шерстного покрова ее брюшко прямо-таки ослепляло.

Мел снова открыл рот:

– А что если у нее опухоль?

Да, с ней действительно что-то не так! Я тотчас бросилась к доктору Уайту. Он был в операционной, и мы попали к доктору Блю. Тот осмотрел Жози и пригласил доктора Блэка и доктора Грина на небольшой консилиум. Кто-то предположил больные почки. Все согласились, что необходим срочный рентген.

Через пять минут я получила диагноз. Никакой опухоли. Никаких больных почек. Элементарное ожирение. Отныне запрещается давать Жози сладости, сдобу, сахарные косточки. Ее следует кормить только один раз в день.

– Один раз в день? – эхом откликнулась я.

– Да, – твердо ответил доктор Блэк. – Будете давать ей восемь унций собачьих консервов.

Я возразила, что это Жози на один зуб.

Когда мне популярно объяснили, что лишний жир является дополнительной нагрузкой на сердце, вызывает приступы астмы и ведет к пневмонии, я прекратила сопротивление. Они меня убедили. Оставалось убедить Ирвинга. И, конечно, Жози.

Ирвинг оказался твердым орешком. Новая прическа сама по себе повергла его в шок. А когда я дошла до собачьих консервов, его буквально взорвало. Он обвинил меня в том, что я нарочно создаю себе проблемы. Ему плевать, что думает Беа Коул. Она красивая женщина и талантливая актриса, но это еще не дает ей права предписывать нашему пуделю ту или иную диету. А что касается врачей, то им выгодно, чтобы Жози оставалась заморышем: можно без конца экспериментировать с уколами, от которых у бедняжки развивается анемия. Один прием пищи? А как насчет завтрака? Они что, не знают, что мы работаем в шоу-бизнесе и Жози вынуждена приспосабливаться к нашему режиму? Она привыкла вставать не раньше полудня и не может начать день без двух чашек кофе.

Я сослалась на высказывание доктора Блю о том, что поджарые люди дольше живут. Ирвинг отнес это к предрассудкам. Вон Софи Таккер скоро семьдесят, а она работает все пятьдесят две недели в год, выступает в двух шоу за один вечер, а в перерывах продает свои пластинки, чтобы заработать побольше денег и построить центр для беззащитных сирот. Доктор Блю на такое способен?

Пришлось рассказать про астму и нагрузку на сердце. Даже если у Жозефины конституция Софи, может, у собак все несколько по-другому? Это немного подействовало на Ирвинга. А после того как мы сели и выпили по скотчу, он не предложил ей, как обычно, соленых земляных орешков. Отныне – никакого кофе, никакого арахиса, крекеров или икры. Никаких блюд от Дэнни или от Сарди. Долгое время все это было ее жизнью. Но теперь с этим покончено!

Глава 14. СЕМЕЙНЫЙ КРУГ

Так продолжалось двое суток. Потом, в пятницу вечером, Ирвинг принес горячего, только что поджаренного цыпленка. Цыплята были любимым блюдом Жозефины, и она пустилась отплясывать вокруг корзины чарльстон, а Ирвинг суетился рядом, соблазняя:

– Смотри, Жози, что принес папочка! Мама поставила перед собой цель уморить тебя голодом – только потому, что она работает на телевидении и считает хорошим тоном, если девушка выглядит как чахоточная. Но этот номер не пройдет!

Я была возмущена до глубины души. Жози все понимает, каждое слово! Этот монолог настроит ее против меня. Я попыталась втолковать им обоим, что обжорство вредно для ее здоровья. Не зря же врач упирал на опасность, которую представляет избыток холестерина.

Жози смерила меня ледяным взглядом и перенесла все свое внимание на Ирвинга. Корзина источала необыкновенный аромат, и Жози прямо подвывала от восторга. Наконец Ирвинг развернул цыпленка и аккуратно разделал его, чтобы ей не попалась косточка. Разумеется, он позаботился и о теоретическом обосновании своих действий:

– Завтра она снова сядет на диету. Но ведь сегодня пятница.

– Ну и что?

– Когда я был маленьким мальчиком и жил в Бруклине, в пятницу вечером мы всегда ели жареного цыпленка.

– Жози не маленький мальчик и живет не в Бруклине. Она – перекормленный пудель из Южного района Нью-Йорка.

Однако все мои доводы были как об стенку горох. Нельзя, конечно, исключить то, что Жози могла быть от природы предрасположена к полноте. Ирвинг инстинктивно угадывал в ней свой любимый тип женской красоты, воплощенный в его матери. Мелкая кость и отложения жира в области талии.

Я поделилась этой догадкой со свекровью, милейшей женщиной, которая проглотила сей комплимент, почти не изменившись в лице.

О моей свекрови можно говорить бесконечно. Я ограничусь утверждением, что она была не свекровью в привычном понимании этого слова, а одной из самых самоотверженных женщин, каких я когда-либо встречала, и моим искренним другом. Но животные для нее были только животными, а не членами семьи. По ее мнению, место животных – в джунглях либо зоопарке.

Лошади годятся, чтобы на них ездили полицейские и для показа по телевидению. Кошки созданы ловить мышей, ну а собаки… может быть, затем, чтобы ловить кошек. Но уж во всяком случае не для того, чтобы лакомиться цыплятами и слоняться по роскошным апартаментам. Это уже что-то новое!

В день нашей свадьбы она крепко обняла меня и сказала, что скорее приобрела дочь, чем потеряла сына. Она всю жизнь мечтала о дочери. Зато она не выказала никакого энтузиазма по поводу своего нового приобретения – пузатенькой четвероногой внучки.

Вместо этого она проявила озабоченность по поводу умственных способностей своего сына. В тридцатые годы они с мужем пережили депрессию и многим пожертвовали ради того, чтобы дать ему высшее образование. Мать гордилась его достижениями, но не хвасталась ими в кругу знакомых, полагая, что результат должен сам говорить за себя. В ее глазах он был красив, как Рональд Колмэн. (При чем тут Гэри Грант, Роберт Тейлор и все остальные? Для нее эталоном был Рональд Колмэн.)

Когда Ирвинг впервые помог ей свести семейный бюджет, она выразила уверенность в том, что Эйнштейну неслыханно повезло, что ее мальчик занялся шоу-бизнесом, а не физикой. И после всех этих успехов видеть, как столь выдающийся сын превратился в отца какого-то пуделя и сюсюкает с вышеупомянутым животным, было просто невыносимо. До боли в сердце.