След на воде - Алферова Марианна Владимировна - Страница 4

Роман дернул за шнурок, вздыбил дурацкие жалюзи и, распахнув окно, крикнул:

– Эй, бабулька, яблоки-то заговоренные!

От неожиданности бабка уронила авоську и перекрестилась. А толстуха Марфа сбежала с крыльца и сообщила слащавым голоском:

– Сегодня дела особливо сложные, господин Вернон. – Она любила оснащать свою речь народными словечками.

Толстуху Марфу Роман видел под окнами ежедневно. Он подозревая, что она и домой-то не уходит, так и дремлет на прелой листве в кустах. Зато целыми днями, как стрекот кузнечика из травы, доносился сквозь толщу стен и двойное ограждение оконных рам ее пронзительный голос. Марфа не только суетилась под окнами, но и о собственной выгоде не забывала: то один, то другой посетитель совал в ее пухлую ладонь шуршащую купюру. Каждому из новоприбывших Марфа сообщала об удивительном даре господина Вернона и тут же выспрашивала или, вернее, выпытывала, с чем пожаловал страждущий к знаменитому колдуну. Свой приговор она объявляла во всеуслышанье, предрекая, что господин Вернон непременно подтвердит ее слова, но, кажется, за все время ни разу еще не угадала. Роман трижды пытался избавиться от добровольной помощницы, но всегда безуспешно: Марфа обладала цепкостью пиявки и увертливостью змеи и, что бы ни предпринимал колдун, наутро снова появлялась на крыльце. Роман даже подумывал, не применить ли к ней процедуру изгнания воды, но в последний момент не решался произнести заклятие. При всей своей докучливости Марфа не творила зла в его абсолютном смысле, и Роман не решался прибегнуть к крайнему средству, хотя никогда не боялся зла как такового.

Роман вернулся в спальню. Тина – ученица, ассистентка и любовница по совместительству – мирно спала. Роман сдернул с нее одеяло. Тина пробормотала что-то невнятное и перевернулась на живот, выставив на обозрение загорелые полушария ягодиц – все лето она часами валялась на крыше веранды нагишом, чем привлекала дополнительных клиентов.

– Сколько натикало? – пробормотала Тина.

– Одиннадцать скоро. Хорошо бы позавтракать.

– Ну еще часик. Твои клиенты подождут. Роман даже не разозлился – он разрешал девчонке определенные вольности. Особенно если учесть, что заснула она в три часа утра. Ну что ж, кофе немножко подождет. И свечи в кабинете надо зажигать самому. Он вытащил спичку, но, прежде чем чиркнуть ею, смочил пальцы водою. Огонек, вспыхнув, рассерженно зашипел. Колдун задернул шторы, в полумраке оранжевые лепестки огня превратились в таинственные цветы, а столешница в центре кабинета засверкала расплавленным серебром. Черные пятна по углам, называемые тенями, создали замкнутый объем, объем, в котором вода обретает форму. Когда Роман поставит на стол тарелку, то посетителю будет казаться, что тайную силу воде придает белый фарфор. Всего лишь очередной обман, который так необходим в его ремесле.

Вторая дверь кабинета выходила на крыльцо, и, отворяя ее, Роман всегда соблюдал осторожность, чтобы не нарушить круг замкнутого пространства. Когда он крикнул: “Первый”, тройной ряд бархатных штор на дверях заколебался, будто раздумывая, стоит ли пропускать посетителя. Роман уселся так, чтобы лицо его было в тени – тогда он лучше чувствовал пульсацию водной нити на шее. Посетителей он старался касаться лишь по необходимости. Зачастую это бывало слишком неприятно.

Часы всхлипнули, но бить одиннадцать не стали, ограничившись скрежетом скрытых от глаз шестеренок. В ту же минуту, прорвавшись сквозь завесу бархатных штор, как через крепостные ворота, в кабинете возникла первая посетительница: дерзкая особа лет тридцати, в лиловом сверкающем плаще до пола. Ее длинные платинового оттенка волосы контрастировали с лиловыми, почти черными губами. Что-то в ней было знакомое, вульгарно-притягательное, будто Роман где-то ее видел – на обложке журнала или в рекламе, безликую и яркую одновременно. Но кто она и откуда, вспомнить никак не удавалось.

Роман жестом указал ей на стул.

– Господин Вернон, я к вам за помощью! – Блондинка громко вздохнула. – Муж изменяет! Только вы можете помочь, одна на вас надежда. – Слова были фальшивы, интонации тоже. Она как будто твердила старую, много раз сыгранную другими роль. И для верности образа заплакала. Легко, будто открыла водопроводный кран. Но краска на ресницах не потекла.

– Слез не надо, – предупредил Роман, – или испортите дело.

Соленый поток тут же иссяк. Зато неостановимо хлынули слова. Роман сделал над собой усилие, чтобы направить их мимо своего сознания. Но все равно прозрачная родниковая вода, пока он наливал ее из кувшина в тарелку, успела замутиться. Оставалось надеяться, что для предстоящего дела хватит и такой, сомнительной прозрачности.

– Думайте о своем муже, – велел Роман. Женщина трагически изломила брови, что должно было означать беспредельную любовь к супругу.

– Теперь представьте разлучницу, – последовал приказ. – Не конкретного человека, но лишь образ измены. Ваши догадки не должны влиять на ответ.

Лицо посетительницы передернулось, будто она узрела гадюку. Роман взял женщину за руку и опустил ее ладонь на поверхность воды в тарелке. Ладонь поплыла, как потерявшая кормчего ладья, и зеркало воды заколебалось. Когда пальцы женщины коснулись края тарелки, Роман надавил на ее руку, и обе ладони ушли на дно, будто в глубь ледяного колодца. На полированную поверхность столешницы брызнули капли. После этого Роман извлек руку посетительницы. Вода в тарелке замутилась еще больше, а затем, становясь все отчетливее и ярче, проступила картинка: тощая острогрудая девица лежала в кровати и курила. Подле нее мирно посапывал дородный, начинающий лысеть мужчина.

– Это же Наташка! – ахнула блондинка, и изображение на дне тарелки пропало.

Женщина молчала, остановившимся взглядом глядя куда-то мимо Романа. Теперь колдун был уверен, что стоны посетительницы были чистейшим спектаклем, супруг был вне подозрений и видение на дне тарелки было для гостьи нежданным ударом. Но зачем же она тогда явилась? Скорее всего, журналистка, решила разоблачить одного из темногорских шарлатанов. Ну что ж, ей будет о чем написать.

Внезапно выражение ее лица переменилось, из растерянного сделалось мстительно-злобным. И опять колдун постарался отстраниться от хлынувших эмоций. Но воду не уберег: выплеснувшиеся на поверхность столешницы капли превратились в густую слизь.

– Все мужики – скоты, – выдохнула она, поднимаясь.

Роман неодобрительно покачал головой:

– Здесь нельзя говорить. Только когда я разрешу.

– Скоты, – повторила блондинка и шагнула к двери.

– Вы забыли заплатить, – напомнил Роман.

– Обойдешься, жулик! – Похоже, красотка спутала колдуна со своим мужем. – За что платить-то? Побрызгал грязной водой и все испоганил! От таких, как ты, все зло!

– Вода была чистая. – Роман давал женщине шанс одуматься.

Но она уже распалилась, и ей было плевать на самого черта, не то что на какого-то колдуна.

– Ты все подстроил! Ты! Это обман! Сашенька не мог мне изменить! И киношка твоя – вранье!

– Неужели? – невинным тоном осведомился господин Вернон и, зачерпнув пригоршню воды, брызнул блондинке на плащ.

По лиловой ткани, извиваясь, поползли белые черви. Красавица открыла рот, но подавилась собственным криком. Губы ее конвульсивно дернулись, и капля слюны, так и не отделившаяся от нижней губы, превратилась в мохнатую гусеницу. Блондинка была близка к обмороку. Руки ее поднялись по приказу извне и швырнули лакированную сумочку на колени господину Вернону.

– Вы, мадам, не потрудились прочесть, что написано на дощечке возле дверей, – укоризненно покачал головой Роман, доставая из сумочки кошелек и отсчитывая положенное количество купюр. – Так вот, на ней значится “господин Вернон”. Не слуга, не маг, не чародей, а господин – запомнили?

Роман вернул посетительнице сумочку, потом небрежно смахнул с ее плаща извивающихся червей, и на пол шлепнулись кляксы густой слизи. Последней упала гусеница, но она превращаться не пожелала, и ее пришлось раздавить. Роман сам распахнул дверь перед полумертвой красоткой, утратившей внезапно свою восхитительную наглость.