Следствие защиты - Ирвинг Клиффорд - Страница 22

Скут долил свой стакан из литровой бутылки “Уайлд теки”.

– Я хочу сказать, что “отступать” вовсе не обязательно. К тому же, в последние годы мы достигли большого прогресса в вопросе о правах слабого пола. Равные возможности, равная зарплата, никакой дискриминации в офисе и так далее. Моя линия защиты заключается в следующем: почему это в наш просвещенный век женщина обязана отступать больше, чем мужчина? Особенно если “этого сукина сына давно следовало прикончить”. Я хочу продать эту теорию присяжным и вывести мою клиентку прямо из суда Дуайта Бингема точно так же, как когда-то вышел из бара Уайти Гарсия.

Дело о правах женщин. “Иисус, услышь мою молитву!” Уоррен даже языком прищелкнул от восхищения. Если кто и мог сделать такое, так это Скут.

Уоррен спросил у старшего адвоката:

– Вы считаете, что история Джонни Фей соответствует действительности?

– Трудно сказать. Во всяком случае, пока это все, с чем я вынужден работать. Я хочу, чтобы ты поговорил с нею, потом порыскал вокруг и побеседовал еще с кем-то, кто будет нам полезен. Потом ты снова поговоришь с нею, и так до тех пор, пока ей не станет дурно от звука твоего голоса. Выясни, откуда нам могут нанести удар. Когда я предстану перед судом присяжных, я бы не хотел иметь какие-то неприятные сюрпризы.

– Когда я должен с нею встретиться?

Скут взглянул на свои “Ролекс”.

– Где-то часа через два. Мы отправляемся в “Доум” на игру “Астро” – ты, я, Джонни Фей и ее новый дружок. Ее идея – ее и угощение. Бейсбол наскучил мне до потери сознания. Но между подачами ты сможешь поближе познакомиться с леди.

Уоррен потянулся к телефону.

– Я просто должен позвонить и отказаться от назначенного ужина.

Набирая номер, Уоррен сказал:

– Скут, если у нас среди присяжных заседателей будут люди, понимающие по-испански, то мне бы не хотелось, чтобы Джонни Фей рассказывала им про свою любимую мексиканскую песню.

– Почему? А какая это песня?

– В досье написано – “No vale nada la vida”.

Скут был явно озадачен.

Уоррен холодно рассмеялся:

– Ты не знаешь, что это означает?

– Сказать по правде, нет.

– Это значит: “Жизнь ничего не стоит”.

Отправившись домой, чтобы переодеться, Уоррен решил не ехать по оживленной автомагистрали, а взял курс на центральную улицу и Голкум, мимо того места, где раньше был “Шамрок”. Он рассчитывал добраться до Брейс-Байю к семи пятнадцати, а в восемь уже быть на стадионе. Когда Уоррен завернул за угол в маленький глухой переулок, где стоял его дом, он увидел на подъездной дороге машину Чарм – “Мазда RX-7”. Это означало, что Чарм приехала домой сразу же после работы. Она не ждала его: он сказал, что идет на ужин к Левиным. Чарм тоже была приглашена.

– Сомневаюсь, что мне удастся вырваться, – сказала она, – но если я смогу, то позвоню тебе в офис Шепарда.

В туманном вечернем зное Уоррен увидел, что Чарм и какой-то незнакомый ему мужчина стоят у автомобиля, припаркованного чуть дальше, но на той же стороне улицы, что и дом Блакборнов. Чарм стояла спиной к дороге, слегка расставив ноги, отчего юбка на ней была туго натянута. В этот вечер Чарм была в светло-синем костюме – за 1600 долларов, от “Лорда и Тейлора”, как вспомнилось Уоррену. Мужчина облокотился на открытую дверцу машины и что-то говорил, энергично жестикулируя. Уоррен коснулся тормозной педали своего “БМВ”.

Тем временем мужчина положил руку на плечо Чарм и, казалось, слегка сжал пальцы. Затем он приложил к ее щеке ладонь и какое-то время так подержал. Чарм при этом немного склонила голову.

Жесты обоих были настолько красноречивы, что Уоррен мгновенно все понял.

Он медленно затормозил рядом с другим автомобилем, стоявшим футах в пятидесяти от них. Проехать мимо Уоррену не позволял тупик: дом его находился недалеко от конца переулка. Уоррен мог бы круто развернуться и уехать или вернуться на авеню, но они наверняка заметили бы это. Тем более, Уоррен не мог решиться и привести их в замешательство, свернув на подъездную дорогу к дому. Он подождал, включив кондиционер и слегка подрагивая от волнения, пока, наконец, мужчина закончил разговор, наклонился, быстро поцеловал Чарм в губы и нырнул в машину.

Он проехал мимо Уоррена, даже не взглянув в его сторону. Крепко вцепившись в руль, Уоррен рассматривал соперника, пока машина проплывала вдоль окон. Он увидел загорелого мужчину лет сорока и с усами. Слово “любовник” вспыхнуло в мозгу Уоррена. Он почувствовал, как его губы, совершенно пересохшие, стягиваются в жалкую гримасу.

Чарм повернулась и быстро пошла к дому, постукивая каблуками по бетону дороги. Из своего автомобиля Уоррен увидел, но, конечно, не услышал, как закрылась входная дверь. Однако он так отчетливо представил себе этот звук, будто слышал его в действительности: звуки закрываемых дверей нашего дома всегда очень знакомы нам и неповторимы.

Где-то на улице перекликались между собой дети. Роликовые коньки скрежетали по бетоннным плитам тротуара. Уоррен поставил машину с внешней стороны подъездного пути.

Войти в дом? Улизнуть? Пойти и напиться в стельку?

Ему хотелось кричать от гнева. Он почувствовал внезапное желание закурить и понял, что в сущности никогда и не утрачивал этого желания. Уоррен испытывал отвращение к самому себе. И на виски ему давил зной умирающего вечера.

Но это был по-прежнему его дом. Там находилась его одежда, и она была ему нужна. Уоррен вытащил ключ зажигания, выбрался из машины, открыл входную дверь и прошел в прохладный коридор, ведущий в гостиную. Уби, ковыляя и отчаянно виляя хвостом, подбежала к нему.

– Жаль, что ты не умеешь говорить, Уби. Я задал бы тебе целую кучу вопросов.

Чарм сидела в кресле-качалке за сосновым кухонным столом и пила из стакана холодное белое вино. Скрип качалки был единственным звуком, который раздался, когда Чарм подняла на Уоррена свои затуманившиеся глаза. В них тоже была какая-то дикость и гнев, не уступавший по силе тому гневу, который испытывал Уоррен.

Гнев маскирует страх, подумалось Уоррену.

– Я видел тебя там, – сказал он. – Я был в своей машине.

Чарм молча и пристально смотрела на него.

Сердце Уоррена громко стучало, но все остальное в нем будто окаменело.

– Не возражаешь, если мы поговорим в спальне, Чарм? Мне необходимо переодеться.

С покорностью, которая показалась Уоррену притворной, Чарм последовала за ним, по-прежнему со стаканом вина в руке и с Уби, плетущейся позади них с обвисшим хвостом. Уби все понимает, подумал он.

Чарм сидела на краю огромной кровати, пока Уоррен снимал костюм и, сложив стрелки брюк, аккуратно вешал одежду на деревянную вешалку. Чувство окаменелости у него прошло, но вместо этого появился звон в ушах. Я не знаю, что сказать или что предпринять, думал Уоррен. Это должна сделать Чарм.

– О'кей, – наконец проговорила она, вздохнув.

– Что о'кей?

Уоррен стал разыскивать свою бейсбольную кепку, запрятанную где-то среди свитеров, теннисных туфель и старых футболок с разными эмблемами.

– Тот человек, с которым ты меня видел, – тихо сказала Чарм.

– Видел?

– С которым у меня роман.

Уоррен нашел черную бейсболку “Астро” и решил тут же надеть ее на голову. Каждая рука его, как ему казалось, была в двадцать пять фунтов весом, и он, не переставая, теребил козырек бейсболки, чувствуя, что дышит, как после тренировки в гимнастическом зале.

Когда он повернулся, Чарм сказала:

– Ты выглядишь очень глупо.

Уоррен стоял в белой рубашке, красных жокейских шортах и в “Астро”.

– Это потому, что я чувствую себя глупо, – объяснил он, ощущая, как гудит кровь в его венах.

– И что ты намерен предпринять? – спросила Чарм. – Какова традиционная реакция, принятая здесь, у вас, когда вы узнаете, что у жены любовный роман? Бросаетесь на нее с кулаками? Топчете ее своими ковбойскими ботинками? Кричите и хлопаете дверью, как здесь говорят, оскорбленные до самого нутра?