Мир глазами Гарпа - Ирвинг Джон - Страница 96

— Да расслабься ты, пап! — посоветовал ему Дункан, качая головой. Ох, действительно надо расслабиться. Гарп отлично понимал, но расслабиться не мог. Он думал об Уолте и о том, какая у малыша прелестная маленькая попка и стройные, сильные ноги, и как он хорошо пахнет, когда набегается и волосы за ушами становятся влажными. Такое красивое, совершенное тело не должно хворать, думал Гарп. Мне следовало отпустить Хелен даже в эту ужасную погоду; нужно было заставить ее позвонить этому типу из университетского кабинета и сказать ему, чтобы он оставил ее в покое раз и навсегда!

А лучше бы я сам позвонил этому сладенькому ублюдку, думал Гарп. Или явился к нему домой среди ночи… Направляясь в вестибюль, чтобы позвонить из кинотеатра домой, Гарп слышал кашель Уолта.

Если она еще с ним не созвонилась, думал он, я скажу ей, чтобы она и не созванивалась. Скажу, что теперь моя очередь. Его чувства к Хелен достигли такой точки, когда он, уязвленный предательством, тем не менее отлично понимал, что она искренне его любит, что он для нее важнее всего на свете. У него не было времени как следует обдумать, насколько он уязвлен, или в какой мере она действительно старалась помнить о нем и о детях Он словно очутился на тонкой грани меж ненавистью и страстной любовью, к тому же он всегда не без сочувствия относился к ее желаниям и выходкам и, в конце концов, никогда не забывал, что и сам грешен. И ему даже казалось несправедливым, что Хелен, всегда такая доброжелательная, была столь вульгарно застигнута с поличным; Хелен — хорошая женщина и безусловно заслуживала лучшей доли. Но когда Хелен не ответила на звонок, вся нежность Гарпа к ней мгновенно испарилась. Теперь он ощущал только бешенство и горечь предательства.

Сука! — думал он, а в трубке все звучали длинные гудки.

Ну конечно, она вышла из дома, чтобы встретиться с ним. Или они занимаются этим прямо у нас в доме? Гарп прямо-таки слышал, как они говорят: «Ничего, в последний раз… » Этот хилый ублюдок со своими претенциозными рассказиками о хрупкости человеческих взаимоотношений, которые возникают почти исключительно в полумраке европейских ресторанов… (Кто-то там надел перчатку не на ту руку — и счастливый миг был упущен безвозвратно; еще в одном его «опусе» женщина решает не делать этого, потому что рубашка у мужчины застегнута на горле слишком туго!)

Как только Хелен могла читать такую чушь! И как только ей не противно было касаться этого хилого тела?

— Но ведь мы даже и до середины фильм не досмотрели! — возмутился Дункан. — Сейчас как раз дуэль будет!

— Я хочу дуэль, — сказал Уолт. — Что такое дуэль?

— Мы едем домой, — сказал Гарп.

— Нет! — зашипел Дункан.

— Уолт болен, — тихо сказал Гарп. — Ему не стоит оставаться здесь.

— Не так уж он и болен! — возразил Дункан.

— А ну быстро вставайте! — скомандовал Гарп. Дункана ему пришлось тащить за шиворот, и Уолт, увидев это, сам встал и, спотыкаясь, побрел к выходу. Дункан, ворча, плелся следом за Гарпом.

— Что такое «дуэль»? — спросил Уолту Дункана.

— Дуэль — это класс, — уныло сказал Дункан. — Только теперь ты ее уже не увидишь.

— Сейчас же прекрати, Дункан, — сказал Гарп. — Не будь врединой.

— Сам ты вредина! — огрызнулся Дункан.

— Да-а, пап! — поддержал брата Уолт.

«Вольво» был закован в ледяной панцирь; на ветровом стекле нарос толстенный слой пупырчатого льда. В багажнике есть всякие скребки, старые «дворники» и прочая ерунда, подумал было Гарп, но вспомнил, что к марту весь этот инструмент либо приходил в негодность, либо дети, играя со скребками, благополучно их теряли. В общем, Гарп и не собирался тратить время на очистку ветрового стекла.

— Как же ты поедешь? — спросил Дункан. — Ведь дороги совсем не видно!

— Я здесь так давно живу, — сказал Гарп, — что мне и видеть-то ничего особенно не нужно.

На самом деле ему пришлось высунуться в боковое окно, подставляя лицо ледяной крупе, которая секла, как свинцовая дробь; только так он еще мог как-то вести машину.

— Холодно, пап! — Уолт весь дрожал. — Закрой окно!

— Не могу, иначе ничего не видно, — сказал Гарп.

— А я думал, тебе и не нужно ничего видеть, — ехидно заметил Дункан. — Ты же сам сказал.

— А я замерз! — заплакал Уолт. И трагически закашлялся.

И во всем этом, как представлялось сейчас Гарпу, виновата Хелен — и в том, что Уолт сильно замерз, и в том, что ему стало хуже. Да, все это ее вина! Она виновата, что Дункан — пусть на время — разочаровался в собственном отце и что он, Гарп, непростительно грубо схватил мальчика за шиворот и заставил выйти из кинотеатра… Во всем, во всем виновата только она! Эта сука и ее любовник-размазня!

Но в тот миг, когда от холодного ветра и ледяной крупы глаза его заволокло пеленой слез, он вдруг вспомнил, как любил Хелен, и решил, что никогда больше не причинит ей боль своей изменой — даст ей слово, что никогда больше не изменит ей даже в мыслях!

В тот же самый миг совесть Хелен окончательно просветлела. Ее любовь к Гарпу была абсолютно чиста. И она чувствовала, что Майкл Мильтон вот-вот кончит, судя по всем признакам: он согнулся в талии, и смешно сложил губы, и сильно напряг мышцы на внутренней стороне бедер, которые больше ни для чего не используются. Ну вот и все, подумала Хелен. Ее нос касался холодной бронзовой пряжки его ремня, а затылок — нижней части руля, который Майкл Мильтон сжимал так, словно трехтонный «бьюик» запросто мог оторваться от земли и улететь.

К подножию своей подъездной дорожки Гарп вырулил на скорости сорок миль в час. Он спустился под гору на третьей скорости и нажал на газ, только когда свернул с улицы; мельком он увидел, как блестит покрытая ледяной коркой подъездная дорожка, и на мгновение его охватило беспокойство, что на крутом и коротком подъеме «вольво» может занести. Он держал машину на скорости, пока не почувствовал, насколько хорошо она держит дорогу, и только тогда перевел сломанный рычаг переключателя на нейтраль — за секунду до того, как выключил двигатель и погасил фары.

Они катили прямо в сплошную черноту — будто в самолете, который наконец отрывается от взлетной полосы; мальчики даже завопили от восторга. Гарп чувствовал локтем, что дети, толкая друг друга, норовят втиснуться в свой любимый проем между передними сиденьями.

— А теперь ты что-нибудь видишь? — спросил Дункан.

— А ему и не нужно видеть! — запальчиво сказал Уолт, в голосе его послышались слезы, и Гарп решил, что Уолту просто хочется себя подбодрить.

— Я эту дорожку наизусть знаю, — заверил их Гарп.

— А здорово! Словно под водой плывешь! — воскликнул Дункан и затаил дыхание.

— Да, как во сне! — сказал Уолт и взял брата за руку.

14. Мир глазами Марка Аврелия

Вот так Дженни Филдз вновь стала кем-то вроде сестры милосердия; много лет Дженни в белом медицинском халате обихаживала женское движение и теперь была вполне готова к исполнению своей вечной роли. Это она предложила сыну переехать со всем семейством к ней в Догз-Хэд-Харбор. В родительском доме было столько комнат, что Дженни всех разместила с удобством и принялась о них заботиться. За окнами постоянно слышался целительный шум морских волн, которые, набегая на берег, смывали с него всякую грязь.

Всю свою дальнейшую жизнь Дункан Гарп будет связывать шум моря с ощущением выздоровления. Когда бабушка снимала бинты, морской ветер точно орошал пустую глазницу, где когда-то был правый глаз Дункана. Гарп и Хелен оказались не в силах смотреть на изуродованное лицо сына, но Дженни имела огромный опыт в разглядывании чужих ран и их исцелении. Именно бабушка, Дженни Филдз, впервые показала Дункану его стеклянный глаз.

— Видишь? — сказала Дженни внуку. — Он большой и коричневый, хотя, конечно, не такой красивый, какой у тебя был, но ты старайся, чтобы девочки первым видели твой левый глаз, вот и все. — Не самое феминистское высказывание, если честно, но Дженни всегда утверждала, что она, во-первых и в-последних, всегда была и оставалась именно сестрой милосердия.