Человек воды - Ирвинг Джон - Страница 90

— Господи! — воскликнула она. — Ты что, снова уходишь?

— А что ты хочешь, чтобы я делал?

— Господи, ты что, не знаешь? — возмутилась она. — Тогда я скажу тебе, Трампер, если уж на то пошло. Я пока не готова выйти за тебя замуж, но если ты останешься и немного подождешь, я могу потерпеть и посмотреть, что из этого получится! Если ты хочешь остаться, ты должен остаться, Трампер!

— Хорошо, — сказал он. Он думал, раздеться ему или нет?

— Господи, да разденься же ты, — велела ему Тюльпен.

Он так и сделал, после чего забрался в постель рядом с ней. Она лежала, отвернувшись от него.

— Господи, — пробормотала она.

Он лежал, не касаясь ее, пока она неожиданно не перевернулась на другой бок, не выдернула его руку и не приложила к своей груди.

— Я не хочу заниматься с тобой любовью, — сказала она, — но ты можешь обнять меня… если хочешь.

— Я хочу, — пробормотал он. — Я люблю тебя, Тюльпен.

— Я надеюсь.

— А ты любишь меня?

— Да, Господи, думаю, что да, — сердито ответила она.

Медленно нормальный инстинкт вернулся к нему: он осторожно ласкал ее по всему телу. Он нащупал то место, где ее обрили: оно еще кололось. Когда малыш проснулся в два часа, требуя грудь, Трампер встал раньше нее, принес младенца в кровать и приложил к ее груди.

— Нет, к другой, — поправила она. — Которая налилась сильнее.

— Вот эта?

— Я все перепутала… — И она замолчала, потом тихонько ойкнула, когда ребенок начал сосать.

Трампер навел порядок в своей памяти; он приложил пеленку к неиспользованной груди, вспомнив, что из нее начнет капать, пока малыш будет сосать другую.

— Иногда из них просто брызжет струей, — пожаловалась она.

— Я знаю, — сказал он. — Они будут брызгать, если ты займешься любовью…

— Я не хочу этого делать, — напомнила она ему.

— Я знаю. Я просто так сказал…

— Тебе придется быть терпеливым, — шепнула она. — Мне еще хочется задеть тебя побольней.

— Ну да.

— Тебе придется подождать, пока мне больше не захочется обижать тебя.

— Ну конечно, я подожду.

— Я не думаю, что мне захочется и дальше причинять тебе боль, — сказала она.

— Я тебя ни в чем не виню, — ответил он, отчего она снова рассердилась.

— Это не твое дело, — оборвала она его.

— Конечно, не мое, — согласился он. Она ласково произнесла:

— Ты лучше бы не говорил так много, Трампер, а?

— Хорошо.

Когда младенец вернулся в корзинку, Тюльпен легла в кровать, прижавшись всем телом к Трамперу.

— Тебе все равно, как я его назвала?

— О, малыша? — откликнулся он. — Ну конечно нет! И как ты его назвала?

— Меррилл, — ответила она, проведя жестко основанием ладони вдоль его позвоночника. У него запершило в горле. — Видимо, я тебя очень люблю, — прошептала она. — Я назвала его Мерриллом, потому что подумала, что ты очень любил это имя.

— Да, — прошептал он.

— Я думала о тебе, видишь?

Он чувствовал, как ее тело снова сердится на него.

— Да, я знаю, — ответил он.

— Ты страшно меня обидел, Трампер, ты это знаешь? — спросила она.

— Да. — Он слегка дотронулся до ее колючего ежика.

— Ладно, — сказала она. — Не смей никогда забывать об этом.

Он пообещал, что никогда не забудет, после чего она обняла его, и ему приснился один из двух кошмаров, которые он видел чаще других. Он называл их вариациями на водную тему.

Один был про Кельма, с которым случалась невероятная беда, связанная с глубокой водой — в море или в холодном болоте. Этот сон всегда был таким страшным, что он никогда не пытался припомнить его в деталях.

Второй всегда был о Меррилле Овертарфе, который тоже находился в воде: он очень медленно открывал крышку люка у танка.

В шесть утра его разбудил жалобный писк младенца Меррилла. Груди Тюльпен намочили его тело, и постель пахла слегка кисловатым молоком.

Она прикрылась пеленкой, а он сказал:

— Посмотри, они текут. Видно, ты возбудилась?

— Это потому, что малыш заплакал, — упорствовала она, и он вылез из постели и отправился за ребенком. При этом у него возникла обычная утренняя эрекция, которую он не стал скрывать.

— Ты видела моего нового петушка? — спросил он, дурачась. — Знаешь, он все еще хранит девственность.

— Ребенок плачет, — сказала она, однако улыбнулась. — Дай сюда ребенка.

— Меррилл, — пропел он. Как здорово снова громко произносить это имя! — Меррилл, Меррилл, Меррилл, — повторял он, пританцовывая, пока нес малыша к кровати. Они немного поспорили, к какой груди приложить ребенка; Трампер несколько раз произвел исследование, какая из них набухла сильнее.

Тюльпен все еще кормила ребенка, когда зазвонил телефон. Было очень рано, но она, кажется, не удивилась; внимательно посмотрев на Трампера, она кивнула, чтобы он ответил. У него возникло чувство, будто его проверяют, поэтому он поднял трубку, но не стал говорить.

— Доброе утро, кормящая мамаша! — прогремел в трубке голос Ральфа Пакера. — Как малыш? Как твои титьки? — Трампер сглотнул, в то время как Тюльпен безмятежно улыбнулась. — Мэтью и я уже выходим, — продолжал Ральф. — Тебе чего-нибудь нужно?

— Йогурт, — прошептала Трамперу Тюльпен.

— Йогурт, — хрипло повторил в трубку Трампер.

— Тамп-Тамп! — заорал Ральф.

— Привет, Ральф, — сказал Богус. — Я видел твой фильм…

— Ужасный, правда? — откликнулся Ральф. — Как ты поживаешь, Тамп-Тамп?

— Отлично, — ответил Трампер. Тюльпен убрала пеленку со своей свободной груди и нацепила ее на Трампера. — Я получил степень доктора филологии, — пробормотал он в трубку.

— Как малыш? — спросил Ральф.

— Меррилл чувствует себя превосходно, — ответил Богус. Молоко из свободной груди Тюльпен брызнуло ему на ногу. — Мне очень жаль, что я пропустил твою свадьбу. Прими мои поздравления.

— И мои тоже, — съехидничал Ральф.

— Скоро увидимся, — сказал Трампер и повесил трубку.

— Ты как, Трампер? — спросила его Тюльпен. Она пристально смотрела на него: один глаз глядел строго, а другой — ласково.

— Да нормально, — ответил Трампер, накрывая ее сочащуюся грудь рукой. — А как ты?

— Мне уже гораздо лучше.

Он дотронулся до ее ежика, потом посмотрел на свою руку, покоющуюся на лобке, как смотрят на старого друга, который оброс бородой. Они оба были голыми, если не считать, что на правой ноге у Трампера по-прежнему был носок. Малыш Меррилл жадно сосал, но Тюльпен смотрела не на него. Полунахмурившись-полуулыбаясь, она внимательно разглядывала новый член Трампера.

Богус почувствовал себя приятно сконфуженным. Может, им следует одеться, предложил он, поскольку Ральф и, как там ее зовут, Мэтью собираются к ним нагрянуть. Затем он быстро наклонился и легко поцеловал ее ежика. Она думала о том же самом… однако отказалась следовать этому робкому импульсу. Она лишь поцеловала его в шею.

«Хорошо, — подумал Богус Трампер. — Шрамам требуется время, чтобы к ним привыкнуть, но я обязательно привыкну».

Глава 38

АССАМБЛЕЯ СТАРЫХ ДРУЗЕЙ В ЧЕСТЬ ПРАЗДНОВАНИЯ THROGSGAFEN DAY

В королевстве Така знали толк в том, как следует справлять Throgsgafen Day. За несколько недель до начала празднества дикие вепри заливались маринадом, а огромные лоси подвешивались к деревьям для свежевания; бочонки с угрями битком набивали в коптильни, огромные баки с кроликами, натертыми морской солью и яблоками, медленно кипели в медвежьем жиру; караибу[38] — теперь уже исчезнувший вид — тушился целиком в огромном чане, время от времени переворачиваемый веслом. Созревшие фрукты, особенно благословенный виноград, были собраны, размяты, сдобрены пряностями, процежены и превращены в напитки; бочки с прошлогодними остатками выкатывали из подвалов, разливали и пробовали, перегоняли и пробовали снова и снова. (Основным напитком в королевстве Така было кислое, как моча, густое пиво, смешанное с яблочным уксусом. Особым напитком считалось перебродившее бренди, которое гнали из слив и гнилых овощей, — по вкусу оно напоминало смесь сливовицы с антифризом.) Разумеется, в действительности Throgsgafen Day длился не один день. Накануне каждому полагалось продегустировать все яства, и этот вечер перед Throgsgafen Day был как бы репетицией веселья. Утром в Throgsgafen Day устраивались небольшие сборища для сравнения результатов, которые плавно перетекали в основное празднество — продолжительное чревоугодие, длившееся не менее шести часов. После этого мужчинам, чья первобытная сила нуждалась в выходе, рекомендовалось заняться энергичными физическими упражнениями. Это выливалось в жесткие спортивные игры и секс. Женщины принимали участие лишь в последнем; кроме того, они танцевали и без особого энтузиазма делали вид, что прячутся в замке.