Винтерфилд - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 9

— Как вы щедры… — Она промокнула губы платочком. — Предполагается, что я получу все это даром?

— Вы будете жить в моем замке, как дочь, — медленно произнес он, и она заподозрила, что наконец обидела его. — Можете выписать из дома дуэнью, если моего слова вам недостаточно.

Дьявол. Достаточно. Однако, лорд Грэй, репутация дамы отражает не то, что она, дама, есть на самом деле, а то, что окружающие желают в ней видеть. Что люди скажут? У нее, между прочим, возник свой вариант компенсации нанесенного ей ущерба, получше. Он вполне мог бы предложить ей замужество. Но он привел слишком много аргументов, чтобы вот так взять и отмахнуться от них.

— Благодарю вас, — сказала она, делая знак, что желает встать, и ее стул был моментально отодвинут. — Вы позволите мне подумать?

— До завтра, — откликнулся лорд Грэй. — После чего я слагаю с себя ответственность за вашу жизнь.

«Скотина, — затравленно подумала Лея. — Высокомерная, занудная, самовлюбленная скотина. Но неотразимая».

В отсутствие выбора Лорд Грэй проводил ее до дворцовой калитки, таким образом она хотя бы на сегодня была избавлена если не от назойливого внимания брави, рассредоточившихся по углам с неуверенно поджатыми хвостами, то от непосредственной угрозы с их стороны. Ветер и впрямь поднялся сильный, она куталась в плащ, прижимая окоченевшие руки к груди. Должно быть, та свалка в переулке, где бретеры фон Скерд имели неосторожность познакомиться с ее спутником, была знатной: об этом вполне красноречиво свидетельствовали их угрюмая настороженность и непроизвольное почтение. Словно ненависть фон Скерд была ветром, а лорд Грэй — каменной стеной, за которой укрылась яркая, но беззащитная бабочка. Похоже, у нее и в самом деле не оставалось другого выхода, кроме как принять его предложение, и она только лелеяла робкую надежду, что королева ее не отпустит.

Она не смогла определить выражение лица гофмейстерины, когда сидя на кровати и сложив руки на коленях удрученным голосом поведала обитательницам Гиацинтовой фрейлинской печальную историю своих утренних похождений и безрадостные перспективы. К крайнему ее неудовольствию, даже эти ее жалобы подруги не преминули обхохмить.

— Он будет учить тебя фехтованию! — хихикнула Зильке, встряхивая папильотками. — Как же! Это теперь так называется?

— Это днем, — пояснила Хайке, задумчиво разглядывая паутину трещин на потолке. — А ночью — всему остальному…

— Не вздумай на нем же и отрабатывать приемы женской самообороны.

— А может, ему будет приятно… В конце концов, это докажет, насколько она была прилежной ученицей.

— Повезло девушке, — мечтательно сказала томная Теодора. — Жить в его поместье! Знаешь, это совсем не то же самое, как если бы встречаться украдкой где-нибудь в кастелянской на десять минут… и точно знать, что в этой самой кастелянской он поимел уже весь списочный состав. У тебя будет масса времени, сестренка, и, может быть, ты все-таки станешь леди Грэй.

Лея помотала головой.

— Полная безнадега. У него на эту тему пунктик. Помоему, он не спит с ученицами.

— Ты не можешь знать этого совершенно точно!

— Однако это весьма похоже на правду.

— В любом случае, живя с ним бок о бок, ты непременно узнаешь, кого и как он предпочитает. Ты напишешь нам, и мы всегда поможем тебе советом.

— Ой, но только будь очень осторожна, — округлила голубые глазки пакостница Зильке. — Вдруг у него комплекс Синей Бороды?

— Или недееспособность?

— Или морганатический брак?

— Или просроченные долговые обязательства?

— Или венерическая болезнь? / Лея зажала уши руками и нахлобучила на голову подушку, но дружный хохот бессердечных подруг настиг ее и там. Фон Лиенталь одной рукой сорвала с нее подушку, другой — сунула стакан воды.

— Ты поедешь, — сказала она тем же унтер-офицерским тоном, как раньше говорила «ты пойдешь». — Пойми наконец, все, происходящее с тобой, — серьезно. Это фатум. Ты еще не успела по уши увязнуть в том, что мы тут имеем…

Она обвела рукою вокруг, подразумевая не то Гиацинтовую фрейлинскую, не то весь дворцовый уклад в целом.

— И будь счастлива, что кто-то взял на себя полную ответственность за твою жизнь и судьбу. Будь вдвойне счастлива, потому что Грэй — порядочный человек. И если ты не покажешь себя дурой, вроде этих, то он для тебя все сделает. В любом случае, меня глубоко радует то, что он сам сделал тебе это предложение. Признаться, последнее время он уж слишком стал походить на старого сыча.

Велев Лее укладывать вещички, Катарина фон Лиенталь отправилась улаживать дело об увольнении с королевой. Ощущая застрявший в горле всхлип, девушка раскрыла створки шкафа и бросила на постель маленький плетеный чемоданчик. Руки у нее опустились, и она плюхнулась рядом с ним. С незнакомым человеком, мужчиной, куда, зачем? На что она меняет шампанское, цветы, конфеты, танцы до утра и коленопреклоненные признания, которыми можно пренебречь, но можно ведь и проявить благосклонность… Концерты, фестивали, посольства, фокусники, духи и пудра, кружева и булавки…

Прощайте, вам не место в фехтовальном зале. Не сгорят ли со стыда ее отец и братья, когда им вот так же будут колоть ею глаза? Как водится при расставании, последняя местная сволочь казалась ей самым близким человеком. А кроме того, ее мучило стойкое и крайне неприятное подозрение, будто гофмейстерина минутную блажь лорда Грэя принимает куда ближе к сердцу, чем все жизненное счастье «этой пустышки Андольф», и она в глубине души молилась на решительное «нет» королевы.

Однако и эта надежда рухнула, безжалостно придавив ее своими обломками. Несколько минут спустя королева вызвала ее к себе. Обе старшие дамы смотрели на Лею со строгими, но благостными лицами, как на неразумное дитя, и в ответ на нервный реверанс фрейлины патронесса выразила надежду на перемены к лучшему в ее судьбе и на то, что следующий Королевский фестиваль принесет подтверждение ее высокому титулу. Лея расценила ее пожелание как предупреждение против нежелательной беременности, и второй реверанс — прощальный — вышел у нее еще более судорожным. Она все больше подозревала, что рады тут не за нее, и на негнущихся ногах отправилась паковать чемодан.

Она не имела права увезти с собою придворные платья, пошитые за счет казны, и те остались висеть в шкафу, заставляя предположить, что новую обитательницу Гиацинтовой фрейлинской подберут не за сумму ее достоинств, а за подходящий объем бюста, чтобы не пришлось тратиться дважды. Таким образом, в чемоданчик отправились ее ни разу здесь не надетые провинциальные наряды и горстка — другая памятных безделушек и недорогой бижутерии. В глубине души она твердо знала, что никогда не осмелилась бы появиться перед лордом Грэем в этаком полупрозрачном шифоново-кружевном облаке, подобная легкомысленность на фоне его строгого пуритантизма выглядела бы почти непристойной, а она уже поняла, что на язык он ядовитее скорпиона, и было бы глупо провоцировать его остроумие. Так что она простилась с ними, как с беспечностью юности. Ей хотелось плакать, и она, без сомнения, поплакала бы, если бы была в комнате одна, но она не могла так низко пасть в глазах пристально следящих за нею и исступленно завидующих подруг.

8. Лай из подворотни

В семь часов утра, на сером промозглом рассвете, ежась от забирающейся под платье влаги, Лея Андольф, отныне уже не фрейлина ее величества, вышла за дворцовую калитку, держа в руках скромный плетеный чемоданчик. В отличие от фасада, где дворец окаймляла ажурная решетка в виде стилизованных пик, здесь более старая стена была возведена из красного кирпича и покрыта сверху нависавшей черепицей. Низенькая калитка, служившая чем-то вроде черного хода для персонала, представляла собою тяжелую дубовую дверцу, скрепленную полосами железных оков и утопленную в толще кладки. Здесь полагался пост из двух стражников, но Лея очень редко видела их на месте: неподалеку раскинулся увеселительный квартал, начальник стражи закрывал глаза на частые отлучки подчиненных, и до тех пор, пока гром не грянул, никто креститься не собирался. Заступавшие на этот пост и фрейлины жили в добром согласии: «бабочки» частенько в неурочное время выпархивали за пределы казенной территории, и любой стражник, глазом не моргнув, поклялся бы, что в его дежурство ни одна фрейлина тут не проходила. Лея содрогнулась, рассмотрев установившиеся порядки в свете ненависти фон Скерд.