Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Король-Беда и Красная Ведьма - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 73


73
Изменить размер шрифта:

Огонь внутри него как будто разом сменился пеплом, но там, под пеплом, остывала сталь.

— Это сделал ты, — утвердительно сказал он юноше, одетому как скромный дворянин, в темно-синее, и остриженному под шлем. Качество стрижки было слишком хорошим по сравнению с качеством костюма, и оттого паренек выглядел переодетым, глаз Аранты непременно зацепился бы за него, но Рэндалл, совершенно очевидно, опознал его не по волосам. Слишком отчетливо врезались в его память фамильные черты этого лица, эти длинные узкие челюсти и низкие тонкие брови.

— Ты хоть понимаешь, что сделал, ничтожество? Юноша норовисто, как конек, вскинул голову. Кем-кем, а ничтожеством он, очевидно, себя не считал. Не научили: «Аз есть червь» по церквам читали не про таких. Он даже еще не понял, что жизнь его кончилась.

— Я метил в тебя.

— Ты убил собственного деда. Какое слово для тебя подобрать?

— Он мне не дед. Он лишил нас права ему наследовать. Весть кругами, по головам расходилась среди зевак, рождая возмущенный гул и неизбежное любопытство. Те, кто видел, как это случилось, считали себя вправе знать, чем все закончится. Творя дознание и суд прямо на улице, прямо над телом, Рэндалл должен был действовать в русле устремлений толпы, каковы бы ни были охватившие его чувства.

— Ты — сын Леоноры де Камбри и Гайберна Брогау от первого брака. От твоей руки погиб человек, которого я чтил, как отца. Один из немногих, кого я любил. Тот, благодаря кому ты вообще ходишь по земле. Подумай, если тебя научили судить себя, и скажи, чего ты достоин.

«Смерти», — твердо сказала бы Аранта, когда бы мальчишка не был… мальчишкой. Нельзя позволять безнаказанно убивать на улицах твоих соратников. Но… как отчаянно неудачно было бы омрачить казнью первый день своего правления.

— Лучше бы тебе вместе с отцом уйти в Эстензе, — устало промолвил Рэндалл. — У тебя девушка есть?

Парень вздрогнул всем телом, словно клеймимый бычок, так что Аранта безошибочно определила — да, есть. Может, он из-за нее и остался. Ну что ж, неизвестно, большое ли счастье — такой дурак.

— Ты больше ее не увидишь, — ровно сказал Рэндалл. — Не будь ты сыном Леоноры, я бы тебя лошадьми разорвал. Скажи спасибо, у меня не поднимется рука на его кровь. Он бы мне не простил, а с его желаниями я считался. В Башню, — отрывисто приказал он, единым движением поднимаясь с колен. — Навечно. На самый верх, в камеру, где в окошко видно лишь небо. Без права свиданий, без единого человеческого лица. Чернил, бумаги не давать, чтобы не вздумал стихами коротать бесконечное время.

Окружавшая его толпа единогласно вознесла хвалу его мудрости и великодушию и передала ее дальше. Рэндалл глазами встретился с Арантой. «Разве я великодушен? — безмолвно спросил он. — Для себя я выбрал бы смерть, это точно. Все эти люди, должно быть, сошли с ума».

«Нет. Просто они хотят любить тебя. Поэтому во всем, что бы ты ни сделал, они увидят высший смысл и справедливость. И воздадут тебе хвалу». И конечно, она не стала говорить ему о том, что он опять накрыл толпу непроницаемым одеялом своего волшебства. Это само собой разумелось.

— Пойдем, — сказал он вслух. — Надо отвезти его к Грасе. Мы не задержимся здесь надолго. Я плачу слишком дорого. За эти деньги я хочу еще и Эстензе.

Операционную и штаб лазарета, где обосновался Грасе, разместили в подвальных помещениях женского монастыря, посвященного, естественно, милосердной покровительнице страждущих и болящих святой Йоле. Мужчины сюда не допускались, однако санитары и раненые, видимо, по этому разряду не проходили. Во всяком случае, пока Рэндалл с Арантой шли под низкими закругленными сводами бесконечных подвалов, находиться в которых по нынешней нестерпимой зловонной жаре было истинным, хотя и временным, наслаждением, им на каждом шагу попадались женщины в бесформенных бордовых рясах и белых чепцах, довольно-таки бестолково, на взгляд опытной Аранты, суетящиеся вокруг раненых. Безгрешные девы в прошлом явно имели очень мало дела с насущными проблемами болящих, особенно неходячих. Насколько она успела заметить, их вклад ограничивался тем, чтобы сидеть рядом, вовремя менять влажный компресс и возносить молитвы во здравие, а после — за упокой. Мысленно Аранта горячо посочувствовала Грасе: хирург, имевший беспрецедентный опыт операций в полевых условиях, оперировавший где и когда угодно, а главное, быстро, привык, что ему помогают умелые и сноровистые руки. Эхо причудливо играло звуками их шагов, в узких оконцах под потолком мелькали прохожие — мужские ноги и женские юбки. Когда бы враги обложили Констанцу осадой, сюда свезли бы съестные припасы со всего города. На серых стенах местами проступала соль, похожая на иней. Рэндалл казался Аранте более убитым, чем выглядел.

Грасе они застали за непривычным занятием — он пререкался с пациентом. Монашенки-санитарки, видимо, не приученные бояться и почитать главврача, как это делали фельдшерицы в поле, столпились поодаль, шушукаясь и бросая частью сочувствующие, частью просто любопытные взгляды. Грасе, видимо, знать не знал, что с ними делать. Они ему не подчинялись, его «собственные» девчонки были все в отпусках. Он заметно оживился, увидев Аранту.

— …я говорю вам, рана грязная, и если не отнять, через две недели вы умрете в страшных мучениях!

— Да уж лучше умру!

Как привычна была эта сцена. И даже дюжие молодцы стояли наготове, чтобы отнести брыкающегося пациента в отведенную для кровавых дел келью. Вот только не думала Аранта, что придется еще увидеть подобное после победы. Да и сам Грасе, видно, приблизился к своему пределу. Проблема видимо, состояла в том, что сообразительный больной догадался вцепиться здоровой рукой в каменную лавку, вытесанную заодно с полом. Он на ней лежал.

— Чтобы сдвинуть меня с места, вам придется отрезать мне и вторую руку.

— Если вы будете упорствовать, я волью вам в глотку бутылку водки… через бычью кишку и сделаю с вами все, что диктует мне мой медицинский долг.

— Засуньте себе эту кишку в… вместе со своим медицинским долгом. Разве я лавочник, который и одной рукой свои монеты сосчитает? Я лучник. Я одной рукой тетиву не натяну. Так что оставьте меня в покое, Грасе, это моя рука.

— Государь, — резко сказал мэтр Грасе, — утихомирьте вашего офицера. Он не позволяет мне выполнить мой долг и деморализует моих подчиненных и остальных больных, которым предстоят операции.

Кажется, это был единственный на памяти Аранты случай, когда Грасе обращался за помощью.

— Парень прав, — огрызнулся Рэндалл. — Это его рука и его жизнь, вы не находите?

— Это уже не рука, — возразил главврач.

Предмет спора лежал на груди хозяина, завернутый в грязную, пропитанную кровью тряпку, к которой неудержимо влекло всех мух Констанцы.

— Размозжена конским копытом, — сухо констатировал Грасе. Ей показалось или она действительно услышала в его голосе боль? — Я смотрел, там нет ни единой целой кости. Можно подавать на рагу. Рана загрязнена и гниет, что немудрено на этакой жаре. У парня жар. Самое позднее завтра к вечеру он потеряет сознание, и я не могу ждать, пока он прекратит сопротивляться. У меня других, во-первых, полно. А во-вторых, уже поздно будет.

«…за гусиные серые перья». Господи, пресвятая Йола, за что такая боль?

Безобразный сверток сырого мяса вместо руки, грязная рубаха, надетая, должно быть, вчера в бой. Волосы светлые, как ковыль, и пятна лихорадки на белых щеках. Кеннет аф Крейг. Почему-то вспомнилось, как еще вчера она спрашивала о нем сэра Эверарда. И тот тоже сегодня мертв, безмолвно ужаснулась она и себя не помня села на край скамьи. Кони. Кони, оскальзывающиеся с берега в быструю и бурную реку. Конские головы над зелено-бурой водой. Кони, выбирающиеся на пустынный песчаный пляж, еще нетвердо стоящие на ногах. Мальчишки, которые не могут разить врага с конской спины, в то время как лошадям серпами рубят тонкие ноги, но тем не менее способные оценить свой шанс в виду спин вражеского арьергарда. Неужели ей об этом только рассказали? Разве она не видела собственными глазами всадников, возникающих из пыли, свесившись на правый бок, словно перекошенных весом длинного гнутого кавалерийского меча с утяжеленным острием, которое будто само увлекает в рубящий удар руку с чуть вывернутым, напряженным запястьем? Должно быть, убили под ним коня, должно быть, рухнул в пыль, придавленный, и лава, горячая конская лава прокатилась поверху.