Король-Беда и Красная Ведьма - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 66

— Уберите ее отсюда! — услыхала она ворчливое распоряжение того, кто здесь заправлял. — — Дамочкам здесь не место.

Бесподобный Грасе, один в целом свете способный сказать про королеву «она».

— Слушаюсь, де Грасе, — отозвался над самым ее ухом чуть ироничный голос Рэндалла. Она и не помнила, чтобы он когда-либо говорил с иной интонацией. Или, может быть, он говорил так только с ней?

— Так-то лучше. Ара, хватит, она уже моргает. Венона Сариана уловила над собою взмах алого, словно потолок занялся пламенем или пролетела жар-птица. Потом она сообразила, что это рукав.

— Бсст! Королева… — презрительно бросил Грасе вслед Рэндаллу, выносившему жену на свежий воздух.

— Что? — глупо переспросила Аранта. — Эта?! Не может быть!

Грасе только плечами повел: он дважды не повторял. Аранта поджала губы. По ее мнению, герой и умница Рэндалл заслуживал чего получше барыньки, хлопнувшейся об пол в их чистеньком лазарете, где никто не умирал, никого насильно не резали, народ тихонько дремал без единого матерного слова, и только дизентерийные в своем дальнем уголке с уже остывающим пылом резались в кости на будущие трофеи. Она уже слишком занята была мыслями о том, как ей хорошо сделать свое дело, чтобы ходить и только попусту размышлять о том, как она в принципе ненавидит войну. Ей вовсе не льстила мысль, что при виде котла, в котором она варится, приличные люди падают в обморок. Она испытывала, наверное, то же чувство возмущения, какое испытывает всякий солдат при мысли, что его обожаемый полководец, оказывается, принадлежит не только ему, но в большей степени — кому-то другому, в твоих глазах — недостойному, о ком вообще до сих пор и речи не было.

Она встретилась негодующим взглядом с Грасе, и тот состроил ей рожу. Знай свое место, ведьма. Всегда.

— Что и требовалось доказать, — констатировал Рэндалл; — И поверьте, я этому не рад.

— Вы полагаете, я — ничтожество? — Венона Сариана выпрямилась как дочь и жена короля. — Я докажу вам, что вы ошибаетесь.

— Не надо, — посоветовал Рэндалл со своим обычным беспечным и бесчувственно-безмятежным видом, так выводившим ее из себя. — Сломаетесь.

— Вы угрожаете мне?

— Да никоим образом! Я предупреждаю вас, чтобы вы не покидали рамок, обеспечивающих вам лояльность среды. Если вы начнете что-то делать, то натворите таких вещей, которые вас погубят, поймите вы это, существо не от мира сего!

— Итак, вы полагаете, я не способна переделать под себя этот ваш скудный, грязный, никчемный, бесцветный, уродливый мирок?

— Ох, поменьше бы вам слушать Кариатиди, дитя мое. Она преувеличивает ваши возможности.

— Я не дитя, — медленно выговорила Венона Сариана. — И не стоит сбрасывать меня со счетов, мой сладкий господин. Книжные слова в моих устах вам кажутся смешными, должно быть, в сравнении с речами безграмотной девки, которую вы держите подле себя на роли подруги и советчицы, по какому-то издевательскому недоразумению обряжая ее в цвета, подобающие лишь мне да священнослужителю высшего ранга.

— Когда вы предлагали себя на роль подруги и советчицы, — ответил Рэндалл столь же отчетливо, — не думали ли вы, что у меня на этой роли уже кто-то есть?

— Она, видимо, способна вынести на своих крестьянских плечах всю тяжесть сожительства с вами, государь?

— Венона Сариана, вас когда-нибудь, извините, по морде били?

— Что? — Серебристо-белый сгусток волшебства осел как подкошенный.

— А ее били. И вашего покорного слугу — тоже, правда, чаще фигурально. Мы принадлежим с ней к одной… партии. Я не откажусь от нее ни ради этих придурков, которые само очистительное пламя понимают лишь в одном, узко буквальном смысле, ни ради вас, Венона Сариана. Уж ради вас — не откажусь.

— Прекрасно, — сказало видение и покинуло палатку. Даже ночник не мигнул. Рэндалл плюхнулся на кушетку, раздраженный главным образом тем, что был прерван сон, в котором он так нуждался, и через минуту уже сладко спал на другом боку. Все произошедшее выглядело в его глазах не более чем забавной галлюцинацией. Ведь на самом деле Венона Сариана нипочем не должна была здесь оказаться.

Венона Сариана ворвалась в карету, хлопнув дверцей. Она не плакала, а только лишь часто дышала.

— Трогай! — приказала она, но голос сорвался.

— Что он сказал? — поинтересовалась Кариатиди, не позаботившись продублировать приказ для кучера.

— Он сказал… он сказал… ох, Кариатиди, я же не сказала самого главного! А, все равно, трогай. Теперь уже ничего не имеет значения.

— Еще как имеет! — возмутилась депрессарио. — Мы обязаны поставить его засранное величество в известность хотя бы только ради того, чтобы у него не было ни малейшей возможности заявить, что он-де не знал!

Пресекая дальнейшие возражения, Кариатиди выскочила из кареты, протиснулась в королевскую палатку мимо обалдевшего Децибелла, фатально, как оказалось, неспособного заступить даме дорогу, и предстала перед Рэндаллом только-только вознамерившимся досмотреть вторую серию последнего сна.

— Ой, — сказал он, садясь, — Кариатиди! Я и забыл, что Венона Сариана всегда возит вас в табакерке.

— Венона Сариана желала бы сообщить вам, государь, — отчеканила депрессарио, — что она тяжела вторым вашим ребенком, возможно, на этот раз мальчиком, наследником Баккара, который нужен вам, несомненно, намного больше, чем ей.

— У этой бабы вообще капля ума есть? Какого черта она поперлась по воюющей стране через лес, чтобы помешать мне выспаться, когда такие вещи делаются письмом?

— Она пожелала лично сообщить вам волнующую новость, однако вы посчитали возможным вытереть ноги ее расположением.

— Кариатиди! — взвыл Рэндалл, которого энергичные дамы достали на сегодня по самое не могу. — Давайте же любить друг друга!

Он еще несколько секунд хлопал глазами на пустое место посреди палатки, с трудом соображая, что, кажется, догадался ляпнуть нечто такое, что заставило Кариатиди раствориться в воздухе. Потом, догадавшись, что на сегодня ему уже ничего не грозит, упал на спину и отключился до утра.

Утром выяснилось, что необходимо совершить еще одно сопряженное с приятностью дело. Война есть война, и, к сожалению, естественно, что Рэндалл терял боевых командиров. Тех первых офицеров, с которыми он начинал кампанию, назначенных на их должности благодаря связям и высокому родству, не было уже и в помине, главным образом потому, что сиятельные юнцы не умели не только воевать, но и элементарно о себе заботиться. На второй-третий-четвертый год настало время повышать ветеранов и тех, кто доблестно себя проявил. Колодцы всегда наполняются снизу. А от офицерского титула недалеко и до дворянства, и Рэндалл комплектовал новых дворян с удовольствием, где-то даже в пику старым, тем, кому когда-то оказалось более выгодно присягнуть Брогау по праву его силы, узурпатору или цареубийце, одно из двух, но в любом случае не имевшего и мизерных прав на его, Рэндалла, престол.

Итак, предстояло назначить новых офицеров. Обычно Рэндалл не глядя утверждал списки, поданные теми, кому он доверял дела такого рода. Но сегодня солнце — беспощадный лучник — швыряло оземь целые колчаны опаляющих стрел, назавтра планировался бой смертельный, пешие ратники с утра затеяли на прибрежном пляже сложную игру с тряпичным мячом, и теперь под оглушительные вопли и неизменный беззлобный матерок бороздили песок ногами и брюхами. Лучники сошлись с арбалетчиками в неизменном и бесконечном споре на тему: кто дальше-быстрее-точнее, и отправились за лагерь выяснять истину опытным порядком. Эти сами себя заняли, а вот конные лучники бросали в его сторону вопросительные и выжидающие взгляды. Подразделением этим Рэндалл гордился особенно, потому что, во-первых, их главы были связаны с милордом де Камбри неимоверно сложным отношением приемного родства, а во-вторых, ничего подобного ни у кого из время от времени воюющих европейских держав и в помине не было. Как впоследствии выяснила Аранта, они обратились к королю с просьбой разрешить им устроить для себя и зрителей большой конно-спортивный праздник, нечто вроде состязания в своей среде в традиционных видах спорта, и назначить им новые звания по его игогам, как это было принято в их народе. Рэндаллу, непрестанно озабоченному боевым духом, идея показалась блестящей находкой. «То, что надо», — сказал он, и весь день с рассвета конники ровняли полосу, для скачек, обнося ее канатами и устанавливая препятствия и мишени. Конец дистанции был отмечен шестом с перчаткой, якобы с женской руки. Аранта взошедшая на помост об руку с Рэндаллом как равная и приветствуемая мало не как любимая народом королева, по первости думала, что в перчатку., надобно попасть из лука, ан нет! Стрелой полагалось снять всего лишь золотое колечко с ее безымянного пальчика.