«Оранжевая революция». Украинская версия - Коллектив авторов - Страница 9

Цивилизационный разлом

Была и еще одна причина кризиса, о которой особый разговор. До сих пор речь шла об Украине как о целостном государственном и социальном образовании, но в реальности украинское государство существует вот уже более 13 лет, а единого социального пространства Украины (как и единой политической, а тем более гражданской украинской нации) пока еще нет. Что и подтвердили последние президентские выборы. Хотя во время этих выборов страна разделилась на две приблизительно равные по численности части, исторически сложилось так, что существуют даже не две, а три Украины.

Западная часть Украины – Галиция, Буковина и Закарпатье, частично Волынь – это, по существу, периферическая часть западноевропейской или западнохристианской цивилизации, о которой в свое время писали Артур Шпенглер, Николай Бердяев, Дж. Тойнби, а недавно Сэмюэль Хантингтон. Здесь не место спорить о том, идет ли в данном случае речь о двух цивилизациях – западноевропейской и евразийской – или же о подвидах одной и той же цивилизации – европейской (я склоняюсь ко второму варианту). Речь не идет и об их характеристике. Однако нельзя не признать, что линия разлома между ними проходит к востоку от Галиции, а значит, Украина (по Хантингтону) является страной «цивилизационно расколотой», или, по крайней мере, «цивилизационно надтреснутой». И трудно не согласиться с автором книги о войне цивилизаций в том, что «надтреснутые» государства, как правило, сталкиваются с проблемами сохранения единства страны.[5] Если в прошлом такое единство в пределах не только Украины, но и всей советской империи поддерживалось всей мощью – идеологической, экономической и карательной – тоталитарного режима, то в независимой Украине конфликт между западными и восточными регионами не мог не проявиться. И он проявлялся. Достаточно четко во время президентских выборов 1991 и 1994 годов, а особенно выразительно во время последних выборов главы государства. За Виктора Януковича, противостоящего лидеру «Нашей Украины», проголосовали главным образом жители юго-востока страны, или так называемой русской Украины. Именно за эту часть Украины – Слобожанщину, Донбасс и Новороссию – спорили в 1917 году Центральная рада и российское Временное правительство, а Крым и вовсе был присоединен к Украине уже при Никите Хрущеве. Вряд ли есть хоть какой-то смысл воскрешать этот спор – сепаратизм Украине не просто не нужен, он опасен, но и игнорировать исторический опыт тоже нельзя. Тем более он время от времени сам напоминает о себе.

Галиция рассталась с «большой Украиной» еще в ХІІ веке, и встретились они вновь лишь во времена Гражданской войны (ненадолго) и Второй мировой (навсегда). Австро-венгерское, а затем польское влияние на эти земли было весьма значительным, как и сохранившееся по сей день влияние Ватикана. А с Россией галичанам пришлось столкнуться только тогда, когда она пришла к ним в красноармейской шинели и принесла не только освобождение от нацизма, но и колхозы и жестокие массовые репрессии, о которых Галиция наверняка никогда не забудет. Русский язык, русская культура для старшего поколения галичан – это язык и культура оккупанта. Согласимся, что такой опыт общения с россиянами вряд ли можно назвать взаимообогащающим. На карте Гийома Левассера де Боплана времен Богдана Хмельницкого земли к северо-востоку от Глухова, Батурина и Полтавы входили в состав Великого княжества (царства) Московского. А южнее днепровских порогов начиналось Дикое поле, то есть ничья земля.[6] Важнее, что и во времена Гетманщины нынешний юго-восток Украины находился не на ее автономной территории, а непосредственно в составе Российской империи. Важно это потому, что порядки здесь были общероссийские, а не украинские, что не могло существенным образом не сказаться на ментальности и традициях местного населения. Достаточно, думаю, напомнить, что на Слобожанщине, в Донбассе, в Екатеринославской и Херсонской губерниях (то есть на территории, о которой идет речь) незадолго до революции 1917 года от 89 до 95 % сельскохозяйственных земель управлялись общинами, как и на большей части России. В то же время в соседних Полтавской и Киевской губерниях, а также на Правобережье Украины общинных земель было совсем мало – 5–7 %.[7] Именно на востоке и юге Украины началась в ХІХ веке интенсивная урбанизация и индустриализация. Что касается русификаторской политики Петербурга, то она, несомненно, проводилась при помощи принудительных мер. Но в юго-восточных краях были свои особенности. Свою линию власть навязывала краю не только путем давления на украинский язык, но и путем превращения новых развивающихся городов, прежде всего Харькова и Одессы, в крупные университетские центры (Харьковский университет был основан в 1805 году, почти за 30 лет до основания университета в Киеве).

Большую часть жителей юго-восточной Украины с самого начала заселения этого края составляли украинцы. Поскольку в России и украинцы, и русские считались православными, их причисляли к великороссам или малороссам в зависимости от языка, который они считали родным. По всей Украине вчерашние крестьяне и их дети в больших городах довольно скоро переходили на язык правящей элиты – во Львове, например, на польский, а в центральной и восточной Украине – на русский. Дело, однако, заключается в том, что на юге и на востоке урбанизация и индустриализация после 1861 года были куда более интенсивными, чем в других частях Российской или Австро-Венгерской Украины.[8] В результате русификация в юго-восточной Украине пустила наиболее глубокие корни, и вот уже несколько поколений городских жителей этих областей считают своим родным языком русский язык. И связи с Центральной Россией здесь теснее, чем где-либо еще.

Сегодня на юго-востоке находится около 80 % всего промышленного потенциала, и вклад его в общегосударственный бюджет самый большой. Урбанизация и индустриализация определяют здесь общий стиль жизни людей, существенно отличающийся от стиля жизни в западных и центральных регионах. В результате, как показывают социологические исследования, особой разницы в ценностной ориентации харьковчан или жителей Донбасса украинского и русского этнического происхождения практически нет. В то же время системы ценностей этнических украинцев того же Харькова и, допустим, Ивано-Франковска различаются весьма существенно.

Я так много уделяю внимания юго-востоку как раз потому, что проблема самоидентификации населения этого региона четко проявилась во время последних выборов. Что касается центральной части страны – Черниговщины, Полтавщины, Киевщины, Подолии и Волыни, то здесь мы также отмечаем некоторую разницу в ментальности жителей правобережной (польской) и левобережной (гетманщина) частей Украины, но она менее выраженна, так как после разделов Жечи Посполитой все они жили приблизительно в одинаковых условиях российской, а затем советской империи. Если не считать самого Киева, то урбанизация в центральных областях никогда не достигала восточноукраинского уровня, а потому и русификация в центре страны была недостаточно глубокой. Традиции самостоятельного землепользования (по сути, фермерские) всегда оставались здесь достаточно сильными, несмотря на страшный искусственный голод 1933-го и последующие колхозные десятилетия. Киев был своего рода исключением. Город развивался очень быстро, прежде всего за счет крестьян. Но в отличие от царских времен, когда тон в городе задавала русскоязычная элита, в советские времена ситуация была несколько иной. Управленческие кадры провинциальной советской номенклатуры набирались из вчерашних колхозников, которые не столько приспосабливались к традициям старого Киева, сколько пытались перестроить жизнь в городе на свой вкус. О высокой украинской культуре речь не идет – наиболее талантливые ее представители преследовались. В конце концов в Киеве стал господствовать суржик, а в оформлении города, в том числе и архитектурном, стали четко прослеживаться примитивизм и безвкусица. Эти тенденции не только сохранились, но и приумножились в годы независимости, и памятником такому художественному невежеству стал Майдан Независимости, оформленный в соответствии со вкусами выходцев из села – киевского мэра Омельченко и президента Леонида Кучмы.