Имперский Грааль - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 53

– Не знаю. Добавило бы сожаления и горечи, наверное.

Девица пожала свободным плечом. Она не знает, о чем он говорит.

– Как тебя зовут?

– У меня лучемет, а у тебя – нет. Значит, вопросы задаю я.

– Ну, задавай.

Она подавилась смешком: видно, ей нравилось быть хозяйкой положения.

– Сейчас задам. Ну… и как тебя зовут, «кукурузник»?

– Рубен, – сказал он. – Р. Эстергази.

– Сука! – И спустила курок.

Рубен невольно зажмурился. В нем самом, в сознании образовалась черная дыра, и он подумал было, что в нее глядится старая знакомая – смерть. Но она смотрела так долго, что стало ясно: не в этот раз.

– …но счастливый, – хмуро признала девушка, встряхивая лучемет, в котором что-то заклинило. – Положим, я психанула. Повторяю вопрос, только теперь попрошу без дурацких шуточек.

– А он не выстрелит, – сказал Рубен, до которого начало доходить, какими возможностями он располагает, если воспользуется хоть малой толикой воображения. – Даже хуже. Эта штука начнет стрелять, когда я разрешу. Так что вопрос, кто тут сука, предлагаю решать в более комфортной обстановке.

– Что за бред?

Вместо ответа Рубен кивком указал на ближайшее черное «дерево». Незнакомка встала в полоборота, раздраженным жестом отбросив волосы с лица. По взгляду, брошенному искоса, Рубен понял, о чем она думает: о возможности быстро развернуться, и еще – а не прыгнет ли он. Беда с молодежью. Понятие о чести исключительно теоретическое.

– Брось, – сказал он ласково. – Это ничего не даст. Я знаю планету лучше, чем ты. Без меня и без крыльев тебе не выжить, даже если ты все тут пожжешь.

– Меня будут искать!

– Меня тоже.

Больше для соблюдения уговора она спустила курок, ветка, воздетая в небеса, вспыхнула и прогорела, осыпаясь наземь искрами, как от сварки. И только сейчас стало ясно, что темнеет. Кажется, это первая ночь, которую придется провести здесь без крыши над головой.

– Работает. Только не грузи мне вакуум!

– Не буду. Так как твое имя, валькирия?

– Меня зовут Миранда Гросс.

– А… отец твой уважаемый – не замминистра? Она поджала губы. Ясное дело, дети шишек – по определению заложники. Что ж, я не удивлен. Она должна быть старше Брюски на год, рожденная на Зиглинде под бомбами. Девчонке нужна бездна характера, чтобы встать наравне с парнями в элитных войсках, и никакие папы тут не помогут: по себе знаю. А получить лейтенанта во… сколько?., девятнадцать, прикинув на пальцах? У нас, я помню, за красивые глаза…

Громоподобный треск швырнул обоих наземь: совершенно военное и исключительно рефлекторное действие. Показалось – рушится одно из черных «деревьев», но то была лишь тень «дерева», скользнувшая через поляну. Само дерево, узловатое и когтистое, не сдвинулось, но «почки» его раскрылись и выстрелили в небо лиловым фейерверком, а после – еще и еще: взрывалось одно, а потом те, что вокруг. Огни летели вокруг и осыпались пеплом.

– Магний, – пробормотала Миранда черными от копоти губами. – Или марганец? Кто из них горит фиолетовым? Они что, сдетонировали? Или это – тоже ты?

Угу. В романе-фэнтэзи меня назвали бы Великим Магом. Вот так мы и производим впечатление на девушек.

– Это они так цветут. – В рот набился пепел, и захотелось сплюнуть, но при дамах не приучен. Да и вообще на АВ не поплюешься куда ни попадя, а Назгулы тоже как-то физиологически не приспособлены… – Фейерверками. Прежде не видел, должно быть, какие-то условия активировали флориген. Это такой ген, обычно он находится в спящем состоянии, но когда он включается, растение зацветает. Как-то так, правда, меня уверяли, что эта штука – не растение. На чем мы остановились?

– Мой отец министр, – буркнула Волчица. – Уже, – и по голосу было ясно, что извиняться она не привыкла и что ее не интересуют ни генетика, ни тем более ботаника. Как их нынче учат? Ни групповых стратегий, ни командной психологии – только сбивать? Так-то оно проще, да. Каждый был бы просто чемпион…

– И что ты ему расскажешь? Как на бреющем расстреливала мирных фермеров?

– Мирных, ой! У вас ар-ми-я! Скажешь, нет?

У нас эскадрилья летающих комбайнов… сиречь бульдозеров, которые сгодились ошеломить вас на раз, а в другой раз мы еще что-нибудь придумаем.

– Вот придем к нашим, я тебе покажу, что это за армия. Водители, строители и подсобные рабочие моложе тебя. Хм… эту планету следовало назвать не Авалоном, но Аламо.

– Есть такая штука, игрушка. Приказ. Его надобно выполнять: вон из шкуры, кровь из носу.

– А если бы тебе приказали… залить плазмой деревню, в которой либо есть партизаны, либо их нет? Нажать на пульте кнопку и превратить планету в астероидный пояс? Расстрелять… ну… огромную обезьяну, засевшую на шпиле небоскреба – чудо природы, которое больше нигде и никогда? Есть такая штука, дитя, – стыд. Я знаю, каково это: перекрестье прицела, и у него тоже пушка, и правила игры известны обоим. Между чьим-то исходным интересом и гашеткой множество преград. Между твоим пальцем и гашеткой – только твоя совесть. Однажды оказывается, что это не компьютерная игра.

– Сразу видно, что ты не солдат.

– Я… просто довольно сильно ценю жизнь.

– Извини. Они не должны были тебя так называть. Ты классно летаешь, видимо, заточен под это, игрушка, но это ж не повод… А тебя для мальчика делали или для его мамы?

Рубен засунул руки в карманы и отвернулся в нелепом возмущении. Обалдеть. Писюха сравнивает меня со мной. Не в мою пользу!

– Во мне половина его генов. Я клонирован с его сына. Как меня назвать – его дело и его право.

А вот про маму не будем, ладно?

– Назвать могли, если у мальчишки ума нет, но ты не должен так называться. Это святотатство. Эстергази для Зиглинды слишком большое слово. Он герой. Сама смерть поставила его лишь на одно колено, если ты понимаешь, хотя прочих она кладет на лопатки. Если бы Зиглинде нужен был бог, то вот он.

– Эстергази такие же люди, как все. Им так же больно и страшно умирать.

Волчица скорчила мину.

– Мне абсолютно наплевать на Эстергази. Кто они такие? Империя кончилась, и их родина – вместе с ней. Все свободны, всем спасибо. Жалкие бездомные обломки. Ничего. Найдется кто-нибудь, ужо научит их родину любить.

– Не ты ли, красавица? Найдешь себе подходящего Эстергази и будешь его учить, а?

Она скорчила мину.

Вот она, новая Зиглинда. Нравится? Не жила при империи ни дня, но уверена, что все там было плохо. И попробуй только возразить. Имя ей мое не нравится, хорошее дело. То есть имя-то как раз нравится. Рубен мысленно хмыкнул. Даже слишком. Интересно, а если бы я назвался Р. Назгул?

Славный сын Зиглинды, символ ее и бог. Большой Гросс чтит мою память, с него станется. Что бы сказали на родине, если бы узнали, что этот бог – воскресающий?

Утром Брюс видел разбомбленную колонию, сейчас в сиреневых сумерках он имел возможность наблюдать разбомбленное общество. Люди – приличные, современные, большей частью интеллигентные! – до них только теперь начало доходить, что они погибли. Редкий десантник выживет, сказал как-то Норм, если отобрать у него консервы, биотуалет и запас питьевой воды.

Мы не будем двигаться ночью, чтобы не включать фар. Мы, вообще говоря, к вечеру уже вообще не способны двигаться, учитывая, что утром были спешены.

Когда решали, что взять, что оставить, Норм велел забрать палатки, термоодеяла и спальные мешки. Предполагается, что самым страшным врагом будет ночной холод. Днем-то на марше Брюс под вещмешком вспотел, а вечером, прохаживаясь по лагерю из конца в конец и ища, не нужен ли кому, почувствовал, как мороз подбирается к нему.

На первом же привале Норм распределил ССО, приписав каждого бойца к группе гражданских. «Ты – к медикам!» Брюс сперва хотел возразить: мол, негероично, а я сегодня весь из себя – ты меня на бульдозере видел, нет? – и что у нас, девчонок на эту должность не хватает, но передумал, когда отчим сказал вполголоса, что «им больше нужно». Это сейчас нет больных, а после – будут. Кому их ворочать? У них до черта груза, у медиков, и это тот груз, который мы не можем бросить. Неизвестно, насколько это все затянется, будем надеяться на лучшее и готовиться к худшему. Пересчитать консервы, ввести паек. Раздать обеззараживающие таблетки, чтобы можно было пить местную воду. Да, я знаю, что вирусов и бактерий, совместимых с нашим организмом, тут нет. Вы ручаетесь, что это могут пить дети? Нет? Тогда у вас есть полчаса – подумать. Что у нас тут можно есть из подножного? Я знаю, что только нами же и посаженное/ выпущенное плодиться и размножаться. Морган съела первое яблоко, значит – теоретически возможно. Да, безбашенная дура, но тем не менее опыт есть и этот опыт – положительный.