Долги Красной Ведьмы - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 18

В самом деле, именно на росчерк молнии была похожа эта изгибистая дорожка из выборочно затененных коридоров. Они все затаили дыхание, когда чуть скрипнувшая дверка выпустила из-за себя лучик света от прикрученной ночной лампы.

— Они здесь, — сказал Кеннет, пропуская женщин вперед и входя в детскую за ними следом. — Будите их, объясняйте им, что нужно, и идем.

— Не подходите, я закричу!

Огромные, широко распахнутые глаза принцессы Ренаты, в которых плескался ночной ужас и еще что-то, такое знакомое, будто кто-то уже почти забытый за недосугом глянул на Аранту с той стороны зеркала. Эти глаза заслонили собой обстановку комнаты, слишком просторной, чтобы в ней было уютно двум маленьким детям, но тем не менее тщательно зашторенной и натопленной. Уголком глаза, как и уголком подсознания, она отметила, что полуразбуженный Райс улыбается ей со сна, как непуганый, что памятные ей ямочки на щеках никуда не делись, что его розовые ручки, которыми он тер глаза в полном восхищении от того, что ему позволили ночью не спать, чисто отмыты и не утратили умилительных детских перевязочек, что ни на ком из детей нет видимого отпечатка дурного обращения, хотя едва ли Цареубийца ждал инспекции со дня на день. Это будет важно… спустя некоторое время. Сейчас же важными были лишь быстрота и тишина. И возможность объясниться с Ренатой, способной поднять шум.

— Вставай, — сказала она, бессознательно подражая властным интонациям Веноны Сарианы. — И одевайся. Мы должны немедленно покинуть это место.

И наклонилась к постели малыша.

— Чего ради? С тобой и твоим головорезом я не сделаю и шагу. Не трогай брата, он законный король!

Вот так. Акценты расставлены, и сразу ясно, кто тут рожден повелевать. Чувствуя себя в полной беспомощности, Аранта повернулась к Грандиозе.

— Ну а меня-то ты помнишь? — спросила та.

Рената кивнула, однако не слишком приветливо.

— Рада, что ты жива, но сожалею о твоей компании.

— А о себе ты не сожалеешь? — ехидно сказала ей Аннелиза ван дер Хевен. — Твоей жизнью, урожденная Баккара, играет Цареубийца из рода Брогау, а ты визжишь, когда тебя спасают. Ты, надеюсь, уже осознала себя смертной? Уже думаешь об этом перед сном?

Последнее, что Аранта сказала бы ребенку. Рената смолкла так же эффективно, как если бы ей перерезали горло. Однако неугомонная Грандиоза продолжала, словно нарочно сочиняла речь для этого случая:

— Так вот, если ты будешь продолжать без ума распоряжаться, эта тьма придет к тебе не когда-то. Она наступит завтра. Или послезавтра. Ты не будешь знать — когда, но что скоро — точно. Тебе — и ему, — кивок в сторону малыша, — сделают больно, и Брогау не станет слушать, как ты ему приказываешь. Так что вставай и одевайся, а фрейлиной я тебе буду завтра, если доживем.

— Ерунда какая-то, — пробормотала принцесса, сидя в постели, как каменная, и отнюдь не собираясь ни повиноваться, ни хотя бы признать справедливость обращенных к ней слов. Ее высокомерный взгляд устремился к выходу. — Может, вы объясните мне, милорд, почему моя спальня напоминает проходной двор?

Спасители, сгрудившиеся у постелей детей, стремительно обернулись вослед этому взгляду и этому вопросу, на чуть слышный цокающий звук когтей по каменному полу.

Огромный белый дог с черными пятнами, той масти, что называют мраморной, обманчиво неспешно и словно вразвалочку двигался к ним. За ним, в сгущавшемся к дверям полумраке, упершись одной рукой в косяк, а в другой держа длинный боевой меч, возвышался Уриен Брогау.

— Никому не двигаться, — приказал он почему-то шепотом. — Руки прочь от детей, и чтобы я их видел.

И это был полный и окончательный крах всей экспедиции. Они вляпались так, как ни разу с начала всей этой эскапады, включая момент, когда Аранта совсем было уверилась, что ей предстоит умереть, притиснутой водой к прутьям заржавленной решетки, и плавать в том сказочном арочном подземелье до тех пор, пока трупные газы в состоянии поддерживать тело, а затем опуститься на дно скелетом, обглоданным рыбами. Даже если Кеннет развернет навстречу прыгающему псу веер свистящей в воздухе стали, ему будет противостоять все-таки не человек, который, будучи ранен или убит, сочтет это за достаточную причину, чтобы уклониться от исполнения приказа. Это собака, услышавшая от Хозяина приказ «фас», даже пронзенная в дюжине мест вполне способна занять Кеннета на время, которого Уриену хватит на обеих женщин. Мэтр — или теперь все-таки милорд? — Уриен, как обычно, перехитрил их, даже не вставая с места. Даже, возможно, о них не думая. Они ожидали какой угодно стражи, а он просто завел собаку, на которую они могли только стоять и смотреть, чувствуя себя полностью одураченными.

Райс, однако, выбрался из-под одеяла, перевернулся на живот и сполз на пол, продемонстрировав при этом похожие на абрикос половинки розовой попки. Пес на полдороге рухнул брюхом на пол и положил обманчиво флегматичную морду на вытянутые лапы, подмел висячими ушами пол. Хвост его несколько раз стукнул оземь, и это был единственный нетерпеливый жест с его стороны.

— Веспасиан! — выговорил малыш, доковыляв босиком до громадного стража и взгромоздившись тому на шею. Пес не возражал, и по всему было видно, что он к этому обращению привык.

И это действительно была какая-то ерунда. Особенно то, что, разглядев лица непрошеных гостей, кто вначале представлялся ему черными силуэтами на фоне огня, встретившись глазами с Арантой, сидящей на пятках прямо на полу, и. вздрогнув при этом, как от пощечины, Уриен Брогау опустил меч острием в пол.

— Вы не представляете, как я рад вас видеть.

6. УСТА МЛАДЕНЦЕВ

Фраза, как стрела, свистнула мимо их сознания, так были напряжены все трое. Нанести удар сейчас? Ведь едва ли пес прыгнет, имея на шее трехлетнего ребенка, вцепившегося ему в оба уха. Аранта перебросила вопросительный взгляд Кеннету, который стоял, чуть наклонившись вперед, положив на пояс обе руки и, кажется, светился яростью по контуру.

— Тебя и не узнать, — это Уриен сказал Кеннету. Всего лишь. Довольно сдержанно, учитывая, что прежде знал его калекой. — Вижу, твои мечты осуществились.

— В большей степени, чем я смел надеяться.

Уриен вновь перевел взгляд на Аранту, сидевшую на полу в мокрой юбке и чувствовавшую себя воплощением идиотизма.

— Нам надо поговорить… миледи.

— Мне нужно знать только одно, — выдавила она из себя. — Это — правда?

Он, разумеется, понял, что она имеет в виду. В этом смысле с ним всегда было легко.

— Как водится — не вся.

— Дети знают?

— Конечно, — резко произнесла Рената из-за спин. — И ты, естественно, полагала, что это дает тебе основания нас спасать. Мой папочка убил мою мамочку. При этом он был или хороший, или плохой. Если он остался хорошим, то не вижу никакой разницы между ним и милордом Уриеном. Если же он от этого стал плохим, то так ему и надо!

Бедные королевские дети с их выморочной логикой, включающей в себя насильственную смерть близких как самое обыденное явление! Легко, впрочем, понять, чем Уриен купил расположение принцессы: он разговаривал с нею так, как, по ее мнению, это полагалось ей по статусу, тогда как прочие взрослые обсуждали при ней ее судьбу, словно она и рядом-то не стояла. Сейчас, в эпоху падения величия Баккара, соблюдение этих мелочей наверняка казалось девочке чрезвычайно важным. И конечно, подчеркнутая деликатность Цареубийцы принесла ему плоды. Даже не стой Веспасиан на недреманной собачьей вахте, Рената сама позвала бы его на помощь.

— Удав и кролики, — прокомментировала Грандиоза картину, развернутую перед ее глазами.

Уриен чуть повернул голову на звук, зорко прищурившись в тень, как будто собирался стрелять.

— Не имею чести быть знакомым, — уронил он, очевидно, исключительно из вежливости, но Анелька предпочла этого не понять.