Тайник комиссара - Имшенецкий Вячеслав Андреевич - Страница 7

— Петька, а Петька, ты, почему не спишь? — зашептала снизу Таня.

Он не ответил, потому что по щекам у него уже текли слезы.

— Ты Петька, не расстраивайся. Найдем золото и отдадим его на танки, ты же сам говорил. И танкисты отомстят, Петька, за всех убитых и раненых. Как приедем в Большие Коты, так сразу и пойдем искать. Вдвоем пойдем. Я теперь никого бояться не буду. Ты не волнуйся, Петька, и спи, наши все равно победят.

Петька от Таниных слов успокоился и затих.

…На четвертый день, когда поезд остановился в каком-то большом городе, детский вагон разгрузили и всех девочек повезли в госпиталь. Адрес госпиталя Тане и Петьке дала медицинская сестра, и они пообещали написать девочкам письмо из Больших Котов.

За эти дни Петька познакомился с тяжелораненым танкистом. Лейтенанту шел двадцатый год. Он диктовал Петьке письма домой. Сообщал, что скоро выздоровеет и снова поедет бить фашистов, только жалел, что его танк подбили. Когда офицер кончал диктовать, Петька складывал листок треугольником и старательно выводил адрес. Потом осторожно раздвигал бинты на лице лейтенанта и показывал письмо. Танкист смотрел, точно ли написан адрес, и устало закрывал глаза: «Можно сбрасывать».

Набрав по вагону целую пачку писем, Петька на ближайшей остановке бежал на вокзал к почтовому ящику. Таня с бабушкой всегда боялись, что Петька не успеет прибежать обратно и поезд тронется и уйдет без него, Но Петька носился по рельсам как угорелый и всегда прибегал вовремя.

В Иркутск санитарный поезд прибыл рано утром. Его отвели на запасной путь и стали выносить раненых. Петька, бабушка и Таня, попрощавшись с врачами, пошли к зданию вокзала. Они уже перешли все рельсы, когда их нагнал старик-милиционер.

— Вы из Краснокардонска будете? На литерном? Мне приказано о вас позаботиться.

Милиционер завел их в свою комнату на вокзале, посадил на скамейку и велел подождать.

— Вы сможете в кабине грузовика доехать до Листвянки? — спросил он Веру Ивановну.

Петька знал, что поселок Листвянка находится на самом берегу Байкала. Там кончается дорога, идущая из Иркутска, а дальше в Большие Коты нужно плыть на лодке.

Бабушка твердо ответила:

— Доеду. Потихоньку доеду. Вы не смотрите на мой возраст, я еще очень крепкая.

Старый милиционер с сомнением посмотрел на худую бабушкину фигуру.

— Мы бы вас отправили поездом до станции Байкал, а там лодкой. Но ждать вам пришлось бы целые сутки, а так к вечеру доберетесь.

Милиционер вышел. Петька с Таней рассматривали на стене большой плакат. На нем был нарисован токарный станок, на котором мальчик вытачивал снаряды, рядом худой старик готовил гранаты, а бабушка вязала теплые носки при свете керосиновой лампы. Под плакатом стояла подпись: «Все для фронта, всё для победы!»

Глава 7

Бабушка села в кабину. Шофер закрыл за ней старую фанерную дверку, обошел машину вокруг. Ударяя ногой по колесам, проверил, хорошо ли накачены баллоны. Заглянул в кузов.

— Девочка, садись в кабину, вдвоем с бабушкой уместитесь.

Оставшись один, Петька залез в ящик с соломой и удобно там устроился. Наконец заурчал мотор, и машина покатила по булыжной мостовой. Бочки в кузове запрыгали, и Петька испугался, что они могут, его придавить. Но они, прыгая, с места не сдвигались, потому что были накрепко привязаны проволокой.

Петька стал рассматривать Иркутск. Дома почти все деревянные, но аккуратные. Солнце еще только взошло, а трубы заводов уже дымили. Вспомнив про Валеркино письмо, Петька с завистью посмотрел на удаляющиеся заводы.

Лежа в ящике, на соломе, Петька смотрел на плывущие с левой стороны высокие горы, на столбики с черными цифрами, на летящих куда-то белых чаек.

О том, что Петька собирается искать пещеру, бабушка догадалась и то ли в шутку, то ли всерьез обещала познакомить внука со стариком Торбеевым, знаменитым на Байкале таежником. Петька думал, что сначала нужно внимательно прочитать дневник, посоветоваться с Торбеевым и попытаться разгадать шифр Быль-Былинского. А пойдут они втроем, он, Таня и еще кто-нибудь. Хорошо бы, согласился неизвестный Петьке Тимка Булахов, который, как говорит бабушка, пустым из тайги никогда не возвращался.

Петька размечтался и не заметил, что машина давно уже стоит.

— Эй, ты живой там или заснул на мягкой соломе?

Петька вскочил, взглянул поверх кабины и зажмурил глаза. Впереди до самого горизонта была вода. Она играла солнечными бликами так, что веки закрывались сами, словно на поверхности качались тысячи маленьких зеркал. Прямо в воду смотрелись высокие неприступные скалы.

— Вот вам и священный Байкал! — торжественно произнес шофер.

Пожелав всем доброго здоровья, он залез в кабину. Сильнее заурчал мотор, и грузовик въехал в ворота, над которыми было написано: «судоверфь».

Таню и Петьку бабушка оставила на берегу, а сама пошла в сельсовет договориться о попутной лодке. Взяв узелки в руки, ребята подошли к решетчатым воротам судоверфи. Старик с ружьем, сидящий на толстом бревне, взглянул на них добродушно и ни слова не сказал. Петька удивился, что ни одного корабля на судоверфи не было. Правда, в дальнем углу, где забор примыкал к высоким скалам, на стапелях стоял остов огромного судна. Но его тоже не строили, потому что возле него было пустынно и чисто, а брусья и доски каркаса давно почернели от дождей.

— Петька, а где наша машина?

Петька посмотрел по сторонам. Машины на территории не было, она как будто сквозь землю провалилась.

— Ну и судоверфь! — покачала головой Таня. — Ничего нет, а часовой караулит. Чудно мне, Петька. И машина куда-то исчезла.

Ребята тогда не знали, что судоверфь выполняла секретный заказ: изготовляла противотанковые мины в деревянном корпусе. Такую мину, спрятанную в земле или в траве, невозможно обнаружить. Пройдут фашистские саперы и ничего не обнаружат своими приборами. Поползут фашистские танки — мины взрываются и летят танки и всякие машины, разбитые на куски. Секретный цех на судоверфи был сделан под скалами, в глубоком ущелье.

— Вы откудова, мальцы? — спросил, наконец, дед. — Поди, из Иркутска?

— Мы, дедушка, из Краснокардонска, — ответил Таня.

— Ого! Из центра самого. Фронт, значит, видели! — Он поставил ружье на землю между колен, оперся на него руками и сказал печально: — У меня два сына под Москвой погибли. Просился я на фронт — отплатить за них, не взяли, стар.

Дед посмотрел вдаль, на сверкающую воду Байкала:

— Знаю, что погибли, а все равно почтальона жду.

Дед увидел идущую по переулку Веру Ивановну.

— Ваша бабушка? — Он всмотрелся из-под лохматых седых бровей: — Постой, постой. Дак это же Вера Ивановна. Как же я ее не признал. А вы ее внучата?

— Да, внучата, — сказал быстро Петька.

— Вот те на, не признал, — сокрушался дед. — Ну, Вера Ивановна, богатая в скорости будешь! — Дед встал, подал шершавую руку бабушке.

— Здравствуй, Пантелей. Почему же я буду богатая?

— Не признал я тебя, как с машины-то выходили. Да где и признать, лет восемь, почитай, я тебя не видел. То ты в экспедиции, то вот, мне дед Торбеев сказывал, на запад укатила. Сейчас-то к себе в Коты едешь?

— В Коты, Пантелей, внучат везу. — Бабушка увидела выходящую из-за поворота лодку. — Пока, Пантелеймон, прощай, к лодке тороплюсь, обещали в сельсовете до Котов добросить.

Дед махнул рукой.

— Прощай, Вера Ивановна, не уедешь, дак заходите ко мне пообедать. Хлеба нынче нет, но грибы, ягоды найдутся, да и рыбой угощу.

— Спасибо, большое спасибо, но мы торопимся.

С высоченной кручи все трое спустились к воде. Дед Пантелеймон замкнул ворота на замок и тоже спустился к берегу.

— Привет там Торбееву передайте! Ты слыхала, Вера Ивановна, с ним нехороший случай случился. Не знаю, правду здесь говорят или нет, но будто приходил к нему разбойник. Угостил будто его водкой и стал требовать, чтобы тот составил ему карту, от Синей Стрелки до Волчьего коридора. Торбеев спросил зачем, а тот — не твое, мол, дело. Торбеев то ли вправду, то ли понарошку ответил, что он все забыл, помнит только, что до Волчьего коридора сорок шесть хребтов надо перейти, а в какую сторону, хоть убей, не помнит. Ночной-то разбойник стал деда стращать: «Ты, мол, не ври, я маршрут знаю, но не весь, карту мол, посеял и документы. Доведешь до Волчьего коридора, рассчитаюсь потом золотом, нет — убью сейчас же». Стал бандит цапать Торбеева за рубаху, а потом и за горло: «Рисуй, мол карту или показывай сам». Дед отказался и хотел схватить полено, но бандит полоснул его несколько раз ножом и скрылся в тайге. Лежит теперь Тарбеев весь перевязанный, того и гляди, помрет.