Дорога в У. - Ильянен Александр - Страница 14

Третье, которого не дано. Строительство третьего. Создание инсталляций, например, объектов из проволоки, чего угодно, наконец. Огромное терпение при переводе немецких слов. Автоматизм. Дождь на Лиговке, десятый трамвай, Московский вокзал, спешу домой как на свидание. Друг ждет у подъезда, черная куртка, волосы, тело. Разговор как в океане, рыбы, киты, дельфины. Но особенно, касатки, которых истребляют. Война, плавники, пузырьки воздуха. Чтение романа Достоевского, множество пузырьков, бульканье речи, свет, кровать, за окном ноябрь и изморозь. Куда плывем?

Доклад о политической системе, изучение режимов, формулы. Требовать больше, чтобы получить больше, требовать меньше, чтобы получить больше, требовать меньше, меньше. Откровенность: внутренности, воск, жар, холод оплывающих огарков. Святость это чистота. Путь очищения. Фильм Иль порчиле. Репетиция света, ежедневность. Кровожадность диких зверей по телевизору, в Африке. Страсть и страх, тонкие провода, телевизоры. Звонок из больницы Ларисы, госпиталь ветеранов войны. Везде война. Мир, ожидание операции. Точнее, перемирие. Лечение на правом берегу, недалеко от общей могилы, братской, времен Отечественной войны. Желания, шумные пиротехнические эффекты. Шумовые и пиротехнические, я хотел написать. Черное и золотое. Дни ноября. Межсезонье. Как между русскими балетами и Парижем. Дягилев. Деньги, каналы в Венеции, коричневая и черная вода с блеском огней. Эзра Паунд. Золото дней, красное и золотое. Розовое золото, утро в Венеции. Жизнь в В. Имеется в виду город, дома, человек среди людей, название книги Ван Гога, собрание его писем к брату, наподобие песен венецианского гондольера. Черные флаги над вокзалом. Венеция. Чтение новеллы. Музыка киноромана. Разговор о фон Брухе. Город, вишня в коньяке, памяти Мариенгофа.

In memoriam Мариенгоф.

После Ильи Печковского и поющего профессора Мартыненко О.А., адмиральша предложила пойти к ней, здесь на Васильевском, угоститься вином из Каны Галилейской. В зале, где белые колонны, Университет, Виктор быстро ретировался. Сцена в красном, Ольга Алексеевна в красном. Колонны белые. Я в пятнистом армячке по нашей моде, камуфляж внутреннего. Илья был бесподобен, громообразен, лиричен, романтичен, настоящий пост-модерн.

Вокзал после лекции и концерта, репетиция маленького потопа. Запахи денег. Входы и выходы вокзала, архитектура застывшей музыкой. Певец здесь же: все поет, сказал бы Печковский. Темнота, люди выходят на свет, мимо стены плача вокзала, мимо стены смеха. Храм внутри вокзала. Как в Индии храм всего. Дао пути. Туалет, певец, туман. Романтика пост-модерна. Белая шапочка певца, малиновые брюки, волнительное в одежде. Его прогулки по ночному городу, вокзал, святая простота, п. Наречется, через тернии сложностей, словно при строительстве пирамид. Виктор сказал в белом зале про Канта, что тот смотрел на шпиль и думал о трансцендентном. Думал-писал.

Вокзал, где все отвлекает от основного, где все разбегается кругами, потоками, завихрениями. Векторы сил. Виктор прав по-своему. Ольга Алексеевна, Илья П. Белый зал, слушатели в одеждах как при исполнении Седьмой симфонии. Лишь маэстро во фраке, импровизирует на сцене. Всё вокзала. Всё как ничто. Всё как всё. Петербургские вечера как у Ксавье де Мэстра. Сумерки вот уже фон для романа. Пардон, для киноромана. Ищущие люди вокзала, искатели абсолюта, сами не знающие этого. Но может быть, узнающие. Импровизация это постмодерн. Черновик, упражнения для памяти. Осень в ноябре. Плюс шесть, семь. Ветер. Рассказ Ольги Алексеевны о барже, ее план поехать в Голландию морем, цена сто долларов. Служба на море, на суше, в воздухе, под землей. Музыка всюду. Слова маэстро. Всюду знаки, одни зажигаются, другие гаснут. Туман, киномузыка, голоса. Одни волнуют, другие сами волнуются. Одежда, скрывающая намерения. Вчера по радио студент Марат рассказывал о своей поездке в Японию. Память о памяти. Язык Японии, ее острова. Территория. Волны, картины, все умещается в чашке, сказал поэт. Священность горы. Здесь болота, березы, море. Лес, дальше тундра, равнина. Поезд из Петербурга в Москву. Маршрут осторожных, после других путешественников. Кинороман. Страхи, слезы, с. Женщина в красном, сумочка с бумагами. Продюсер маэстро, импрессарио. Путешественница по волнам памяти, фотографии, матушки батюшки. Гора Синай. Путь паломников, пальмы за Иорданом. Дочь на верблюде.

Ветер. Вечер. Вокзал. Огни романса, люди на остановках, мелкий питерский дождик. Освещенные музеи, здания, набережные. Вечером звонок из Лондона. Разговор с Лукрецией. Образ жизни, мыслей, в том числе одежда. Неясное, идеал импровизации. Улитка испанского архитектора в поисках стиля. Музыка по проводам из Лондона, голоса детей. Кант, московский вокзал, мораль запахов. Стратификация людей. Желание все переводить. История болезни. Бред интерпретации. Башня вокзала. Низкое, внутреннее, искреннее. Стекло витрины, отражение, тени как в традиционном театре теней. Инстинкт человека рядом с далью дорог.

Стигматы страсти на руке, следы от падения у остановки. Бежал за автобусом как безумный, упал, шел пешком. Болезнь эхолалии. Нежное слово. Эхолалия, эсхатология, эхо. Урок французского, круглый стол на Пушкинской, рядом с чугунным монументом. Повторение слов как эхо, лес страсти. Нимфы. Сатиры, фавны. Язык. Флейта, рояль, скрипки. Виолончель. Неведомые человеку инструменты. Конечно, голос. Из глубин, которые не видны. Остановка на ветру, Народная улица, жду как молодой любовник запаздывающего ученика. Хожу вокруг дома, чтобы заглушить ненужную. Название улицы из времен французской революции. Бессмысленный и кроваво-красный русский бунт. Ветер революции, киоск «Сыр, колбасы». Упражнение в ожидании людей на остановке. Страсть ждать. Потом идем к моему дому. Набережная реки. Утки древнего Китая, не выкинуть слов из песни. Все так. Завод на той стороне, где мой ученик работал мальчиком. Как в Англии после школы. Там, где бассейн. Холодная вода, чистая, видно дно, утки. Идем пешком мимо домов пленных немцев. Вот и мой дом, слова из песни.

Псалом третий, сочиненный при бегстве Давида от своего сына А. Как много кругом врагов, все восстали против меня. Говорят в своем сердце, что Бог покинул меня, что не дождусь помощи Его. Но я взываю к Господу моему и Он отвечает со своей святой Горы. Просыпаюсь утром и помощь господа моя защита, мой щит. Он поражает врагов моих в лицо, сокрушает их зубы. Он возвращает мне мое достоинство и гордость. Благословение Его на своем народе.

Урок французского в воскресенье это целая тема. После ветра и холода ожиданий на остановке, после пути. У Ларисы в госпитале ветеранов войны, инвалидные кресла-коляски, разговор у окна, потом разговор на диване в коридоре. Тишина болезни, цветы. Красные маки, тюльпаны, нарциссы. Путь зерна. То, что падает и прорастает цветами. Незабудки, лилии, оранжевые коготки. Сон о Драгомощенко и белых лебедях. Называние имен, пересказ звонков. Круглый стол, Глюкля, Цапля, Сережа в пальто как Дягилев, девушка с курсов, Пиликин, Ира похожая на Ларису, мой ученик с гитарой поет песню про китайчонка Ли, еще падение. В кармане куртки пузырек с жидкостью, стигматы, раны. Радение вокруг круглого стола, Кюхельбекер или Пушкин, воспоминание об Одессе, пение ради денег в трамвае вдоль моря. Произнесение слов, исступление, платья, примерка пиджака, вадимова пальто. Поэт Кучерявкин и его ученицы, уроки английского. Разговор словно романс о бывшем любовнике Оли. Фотографии Глюкли, платья в Шереметьевском дворце. Вера Холодная. Вопросы девушек, анкета о платье. Девушка с курсов примеряет черный жакет, позже веселую юбочку из английской материи, веселый смех. Холодное утро, Вера, имя актрисы, жены п. Холодного, кино. Романс. Цветы. Мусорный ветер, рыжая собака, провожаю Вадима. Это другой Вадим, не московский, то есть не из Мытищ. П. и любительство, дилетантизм, скрипочка Э.Ангерстейн, банкир из Лондона, его любовь к картинам, собирать картины это страсть. Он родился в Петербурге, кто были его родители не известно, Лукреция просила разыскать в архивах сведения о коллекционере. Жертвенность, маниакальная одержимость. Сдержанность.