Сто лет тому вперед - Булычев Кир - Страница 34

– Ты в волейбол играть умеешь? – спросила Катя.

– В детстве немного играла.

– Эй, ребята! – раздался дикий крик Бори Мессерера, который случайно обернулся и увидел, кто пришел. – Юлька Грибкова вернулась без существенных частей тела!

– Остряк-самоучка, – сказала Юлька.

– Он завидует, – сказала Мила Руткевич, отбрасывая назад тяжелую черную косу.

Катя Михайлова подозревала, что Мила потому не занимается спортом, что боится запутаться в собственных волосах.

Все сразу забыли о божьих коровках, окружили Юльку.

– А это что за номер? – спросил Борис Мессерер, глядя на Алису. – Вы, девушка, из Швеции по культурному обмену?

– Это Алиса Селезнева, – сказала Юлька. – Моя подруга и даже родственница. Она пока что будет у нас учиться.

– Ребята! – воскликнул Борис. – Вы слышали? Алиса будет у нас в гостях!

Фима Королев уже собрал своих божьих коровок в спичечный коробок, выпрямился, узнал Алису и сказал самым спокойным голосом:

– Привет, Алиса. Я без тебя немного соскучился.

– Здравствуй, Фима, – сказала Алиса.

– Вы знакомы? – у Юльки чуть глаза на лоб не вылезли.

Остальные тоже удивились.

– Я до некоторой степени ее спаситель, – сказал Фима.

Алиса нахмурилась, чтобы он промолчал, но Фима не понял знака.

– Я ей помог бежать в одной пижаме из сумасшедшего дома. Через забор. За нами гнались восемь санитаров со смирительной рубашкой и один профессор.

– Эх ты! – сказала Алиса и отвернулась от него.

– Трепло! – сказала Юлька.

– Я не шучу, – возмутился Фимка. – Колька Сулима может подтвердить. Там еще англичане были... А вот и Сулима. Сулима, ты Алису узнаешь?

Сулима стоял в дверях.

– Привет! – он подошел к своему столу, положил портфель, потом сказал: – Здравствуй, Алиса. Здравствуй, Юлька. Я еще позавчера додумал, что ты к Грибковым идешь.

– Сулима, – вмешался Фима Королев, – подтверди, что Алиса из сумасшедшего дома сбежала.

– И не подумаю, – сказал Сулима.

– Спасибо, – сказала Алиса.

– Не за что. Зачем же меня благодарить, если я сказал, что считал нужным. Хорошо, что ты будешь у нас учиться.

Фима был так расстроен предательством друга, что его красные щеки стали малиновыми. Благородная Катя Михайлова сказала ему:

– Ты низкий человек, Ефим, я давно это за тобой замечала.

Юлька наклонилась к Алисе и прошептала на ухо:

– Значит, ты с одним Колей уже знакома?

– Я и сама не знала, – сказала Алиса.

Она села рядом с Катей Михайловой на свободное место.

– Тебя, наверно, спрашивать не будут, – сказала Катя. – У тебя и учебника нет.

Ребята со всех сторон смотрели на Алису. Всегда интересно, если в классе новый человек, а тут еще странное заявление Фимы Королева, вообще-то трепача и выдумщика, но не до такой же степени, чтобы просто так сказать про новенькую, что она сбежала из сумасшедшего дома.

Зазвенел звонок, и сразу вошла Алла Сергеевна, англичанка, которая была и классной руководительницей. Она положила журнал на стол и сказала:

– С сегодняшнего дня в классе будет заниматься Алиса Селезнева. Где Алиса?

Алиса встала.

– Я надеюсь, что вы уже познакомились?

– Фима Королев с ней еще позавчера познакомился, – сказал Боря Мессерер. – При драматических обстоятельствах.

– Выяснение этих проблем мы оставим на свободное время, а сейчас перейдем к уроку.

На дом задавали длинный текст о Лондоне с массой новых слов, и Алла Сергеевна сразу вызвала Фиму Королева. А у Фимы голова была занята совсем другим, он начал читать, на второй фразе завяз, засох и завертел головой, надеясь услышать чью-нибудь подсказку. Но подсказывать было некому. Мила Руткевич не подсказывала принципиально. Юлька была на Фиму зла, а другие, которые могли бы подсказать, еще не включились в урок – смотрели в окно, где летали скворцы, раскрывали книжки, глазели на Алису, думали о своих делах...

– Ну что же, Королев? – спросила Алла Сергеевна ангельским голосом. – География Лондона вам мало знакома?

Сказала она это, разумеется, по-английски, и Королев, который все внимание ухлопал на то, чтобы услышать подсказку, ничего не понял и сказал «да». Он вообще считал, что с учителями лучше всего сразу соглашаться.

– Кто поможет Королеву? – спросила Алла Сергеевна.

Мила Руткевич, разумеется, подняла руку, потому что она всегда и все знала. Она была из таких отличниц, про которых говорят, что они с первого класса нацелены на золотую медаль. И учителям даже неудобно было ей ставить четверки. Ее вызывали реже всех в классе – что вызывать, если она и так все знает. Иногда учителя приберегали Милу на закуску: вот, например, попадется трудная задача или формула, никто не знает, тогда можно сказать: «Руткевич» – и Руткевич тут как тут. А если уж Руткевич не ответила, значит, можно никого и не спрашивать. Вот и сейчас – Руткевич подняла руку, но Алла ее вызывать не стала, а спросила:

– Ну, а еще кто-нибудь?

Алиса в это время сидела и читала текст без словаря, будто для собственного удовольствия, хотя, как известно, тексты в учебнике ни один человек не читает для собственного удовольствия.

– Садовский, – сказала Алла, – ты сегодня задумчивый. Может, расскажешь нам о Лондоне?

– Нет, – сказал, поднимаясь, высокий темно-рыжий парень с белым веснушчатым лицом.

Был он не то чтобы толстый, но и не тонкий, скорее мягкий. Его голубые глаза были окружены рыжими густыми ресницами. И говорил он серьезно и медленно – казалось, что он всегда секретничает, даже когда отвечает домашнее задание.

– Нет, – повторил он печально. – Я не смогу ответить. Это совершенно исключено.

– Постарайся выразить свою мысль по-английски, – попросила Алла, которая давно уже знала все штучки Садовского.

– Это он? – спросила Юлька, которая сидела за Катей Михайловой.

Алиса, не оборачиваясь, отрицательно покачала головой. Такого рыжего человека вряд ли нужно искать. Если бы он забирался в будущее, и пираты и Алиса отыскали бы его в два счета.

– Я по-английски не смогу, – сказал еще более печально Садовский. – Я не выспался.

– Почему?

– Я провел ночь в милиции, – сказал Садовский. – Я был арестован, и за дело.

– Что же ты натворил?

– Как всегда, – сказал Садовский, – я заботился о людях. Этого не поняли.

– Конкретнее, – сказала Алла. И нахмурилась.

– Я пожалел тек, кто гуляет парочками по лесу в Сокольниках. Им не на чем посидеть. Все скамейки стоят на нашем бульваре.

– Очень похвально, – сказала Алла. – Садись.

– Сейчас, только доскажу, а то вы меня неправильно поймете. Как и милиция. Я решил посвятить ночь заботе о людях. Я носил скамейки с Гоголевского бульвара в ближайшие леса. Я успел перенести девяносто три скамейки. И когда я, чтобы ускорить дело, взял сразу две скамейки, меня остановил на Смоленской площади милиционер и отвел в милицию. Остаток ночи я переносил скамейки обратно. Это очень трудно. Каждая скамейка весит около ста двадцати килограммов.

Алла покорно выслушала все и сказала:

– Вот что, Садовский. Если ты мне эту трогательную историю сможешь пересказать, хотя бы вкратце, по-английски, ты спасен. Если нет – получаешь двойку. Подумай.

Садовский думал целую минуту. Потом вздохнул и сел.

– Отказываешься? – спросила Алла, отыскивая в журнале его фамилию.

– Я забыл, как по-английски скамейка... И еще несколько слов.

Люди, которые не знали Колю Садовского, могли бы подумать при встрече с ним, что он лгун. Ничего подобного. Просто у Садовского было странное воображение. Оно его уносило в фантастические дали, и он сам не знал, где правда, а где ложь. Воображение часто ставило его в дурацкое положение, а порой приводило к неприятностям. И учился он так себе, хотя мог учиться неплохо. Иногда ему казалось, что он все уроки уже сделал на неделю вперед, хотя в самом деле такого с ним ни разу не случилось.

Нет, подумала Алиса, он в будущем не был. И не только потому, что он был рыжим. Он бы, наверно, решил, что будущее ему только приснилось, и всем бы рассказал о нем.