Не надо оваций! - Ильина Наталия Иосифовна - Страница 1

Наталия Ильина

Не надо оваций!

Рассеянный покупатель не взял у кассирши сдачу в размере двух рублей. Когда он вновь пришел в магазин, то кассирша, узнав покупателя, сдачу ему вернула.

Дальше произошло странное. Покупатель удивленно глянул на протянутые ему деньги, схватил их, спрятал, затем вскрикнул и кинулся пожимать кассирше руку. Потом нашел директора и обнял его. После чего, отерев набежавшую слезу, промолвил: "Об этом должна узнать страна!"

И страна узнала. В газете "За культурную торговлю" появилось письмо в редакцию, озаглавленное так: "Благородный поступок". Автор письма поведал читателям об испытанном им, автором, глубоком душевном волнении при виде не утаенной кассиршей сдачи. Поделился своей радостью по поводу нечаянного, негаданного открытия: "Есть в торговле хорошие и честные люди!" И почему-то в связи с возвратом сдачи упомянул "моральный кодекс строителя коммунизма".

Я уверена, что кассирша была вне себя от изумления. "В чем дело? – думала кассирша. – Но ведь каждая на моем месте..." А затем, вероятно, догадалась, что ее взгляды на жизнь не совпадают со взглядами ее восторженного восхвалителя, иначе почему такие восторги? И кассирша забыла бы об этом случае, если б не письмо в редакцию.

Письмо это почему-то опубликовали. В смысл его работники редакции, борющейся за культуру торговли, видимо, не вникли. Не вчитались. Не вдумались. Усмотрели одно – похвалу торговому работнику. А раз хвалят, не ругают, надо опубликовать.

Но, как говорил поэт, не поздоровится от этаких похвал.

Похвалы эти исходят из посылки: "Все кассиры – воры". Кассир, добровольно, без вмешательства милиции, вернувший сдачу, – явление, мол, исключительное, достойное оваций, гимнов и славословий.

И вот теперь надо опасаться за кассиршу. А вдруг после этого фимиама она начнет думать, что неприсвоение чужих денег это акт высокого благородства? А вдруг уверует, что она и в самом деле явление исключительное, эдакий алмаз среди кассиров? А вдруг возгордится, приосанится и начнет призывать окружающих никогда не воровать? А вдруг станет инициатором соревнования, записав в обязательстве: честно возвращать сдачу и не присваивать выручку?

Вы думаете, это преувеличение? Вы думаете, подобные пункты в таком ответственном документе, как социалистическое обязательство, невозможны? Увы, возможны.

Мастера парикмахерской, включившись в социалистическое соревнование, записали одним из пунктов вот что: "Обязуемся не нарушать финансовую дисциплину".

В переводе на общедоступный язык это как раз и означает: "Обещаем честно рассчитываться с клиентами и не обкрадывать государство".

Пункт этот может быть основан только на такой посылке: "Все работники данной парикмахерской – воры". До принятия обязательства они рассчитывались нечестно и выручку каждодневно присваивали. Но вот наконец шайка одумалась и решила вступить на праведный путь, всенародно, торжественно объявив: красть больше не будем.

Что же дальше? Аплодисменты, конечно, переходящие в овацию. Статьи. Речи. Возможно, даже киноочерки.

Вот, скажем, такая сценка из новой, благородной жизни парикмахерской. Какой-то легкомысленный клиент пытается, минуя кассу, сунуть что-то в карман парикмахера. Крупным планом: лицо парикмахера, выражающее сильное душевное волнение и борьбу с собой. Секунда колебания. Взгляд, брошенный вбок, на стену, где в красивой рамочке висит обязательство. Крупным планом пункт обязательства: "Не допускать". Просветленное лицо парикмахера: он победил себя. Рука с рублем, протянутая легкомысленному клиенту. Сдавленный голос (результат пережитого душевного потрясения): "Это не мой рубль. Это государственный. Касса направо". И пристыженная спина на цыпочках удаляющегося по направлению к кассе клиента. Фиксируем внимание зрителя на этой спине. Спина говорит о том, что и клиенты вот-вот перевоспитаются. Сцена у кассы. Кассирша торжественно поднимает над головой первый рубль, нашедший дорогу в кассу, минуя карманы парикмахеров. Все обнимают друг друга. Слезы. Аплодисменты.

Ну а работники ленинградского кафе тоже включились в социалистическое соревнование, записав в одном из пунктов вот что: "Бдительно следить за сохранностью столовых приборов".

На чем основан этот пункт? Только на том, что все посетители данного кафе – воры. Что же там творилось?

Посетитель не ел, не пил, а все ждал, когда отвернется официантка. А как она отворачивалась, посетитель проворно выплескивал суп на пол, запихивал в портфель тарелку, рассовывал по карманам ножи и вилки и, держа во рту солонку, мчался к двери. Бывало, удавалось его изловить. Тогда его обыскивали, отнимали украденное и громко стыдили. А бывало, что он беспрепятственно покидал помещение. И тогда недосчитывались столовых приборов. Это причиняло страшные убытки и вынудило работников кафе пойти на вышеупомянутое обязательство.

Что же творится в кафе теперь? Там уж, конечно, не до того, чтобы получше и побыстрее накормить людей. Там бдительно следят. Там, вероятно, так: сядешь за столик, оглядишься – и видишь: со всех сторон устремлены на тебя немигающие глаза следящих. Там, вероятно, так: отхлебнешь кофе, отвернешься на секунду к окну, а откуда-то сбоку уже просунулась рука и утянула твой недопитый кофе, быстро так, незаметно, только рядом портьера заколебалась...

На одном руднике бригада рабочих, включившись в социалистическое соревнование, вот, между прочим, какие пункты записала в своем обязательстве: "а) выполнить план, б) не пьянствовать в рабочее время и в) не ругаться".

Спрашивается: что же творилось в бригаде до принятия обязательств?

Прибегнем вновь к киноочерку. Очерк первый. Бригада "до".

Там и сям валяются пьяные. Те, кто еще трезв, цинично усмехаясь, курят и сплевывают, махнув рукой на план. А что им? Они же пока не обещались план выполнять. Рвет на себе волосы директор: план бригадой не выполняется никогда. Запивает бригадир. Сцена буйного разгула. Песни и пляски в рабочее время. Все ругаются. Затемнение.

(А уж что делали члены бригады в выходные дни, это мы и вообразить не будем пытаться.)

Теперь очерк второй. Бригада "после".

Утро в проходной. Вахтер обнюхивает прибывших членов бригады. Все трезвые. Поздравления. Рукопожатия. Сцены за работой. Никто не пляшет, не поет, все работают и выполняют план. Обеденный перерыв. Бутылки с минеральной на столах. Камера заглядывает под столы – под столом ничего! Юмористическая, утепляющая очерк сценка. Голос произносит: "Елочки зеленые!" Ужас на лицах присутствующих сменяется облегчением. Смех. Все обнимаются. Затемнение.

А теперь давайте рассуждать трезво.

Кассиры и парикмахеры не воры. Таково правило. А если среди лиц этой профессии попадаются воры, то это не правило. Это – исключение.

Посетители кафе тоже не воры. Основная масса трудящихся заходит в кафе, чтобы перекусить, а не затем, чтобы вынести оттуда столовый прибор. Если такое дело (вынести) раз в пять лет и случается, то это не правило. Это – исключение. Лодыри и пьяницы среди рабочих тоже не правило, а исключение. Нормальному человеку свойственно стремление хорошо работать и уважать себя.

Почему же в таком важном документе, как социалистическое обязательство, некоторые предприятия считают возможным записывать пункты, вытекающие не из правил, а из исключений?

А потому, я думаю, что пункты эти – плод одиноких усилий какого-нибудь чиновника. Он с коллективом не советуется. Он томится в своем кабинете, зевает, чешет самопишущей ручкой за ухом, качается на стуле, глядит в потолок... "Взять надо. Другие вон берут. Что ж нам отставать? По головке не погладят. Надо. Теперь чего бы придумать, чтобы и легко было, и в передовых ходить?"