Боги слепнут - Алферова Марианна Владимировна - Страница 28

– Я еще болен, – отговорился он и зашагал дальше.

Матрона шла следом, не отставала.

– Могу проводить тебя в Эсквилинскую больницу. Запишешься на прием. Тебе нужны деньги?

Она почти насильно всунула в ладонь Веру свою карточку:

– Если что-нибудь понадобится – звони.

Она наконец оставила его в покое, и Вер вздохнул с облегчением. Прошел в сады Мецената, опустился на мраморную скамью. Сообразил наконец, что кроме таких вспышек восторженности и ненужного поклонения, ему ничто не угрожает. Никто не ведает о его поединке с Сульде. Богам, чтобы заслужить почитание и людской восторг, надо хвастаться своими подвигами. Но никто из людей не видел в нем бога. Только гладиатора. Вот незадача. Что надо сделать, чтобы люди указали на тебя пальцем и сказали: вот бог. И упали ниц. И умоляли и просили… Одеться в доспехи платинового сияния? Шагать по воздуху? Метать молнии? Или сказать: «… никогда не будет правильным поступать несправедливо, отвечать на несправедливость несправедливостью и воздавать злом за претерпеваемое зло»[30].

Но это сказал Сократ много-много лет назад. И никто не обожествил его за эти слова. Августа обожествили за то, что он утопил Рим в крови. Траяна обожествили, за то, что он покорил для Рима новые земли. А Сократа убили.

Вер долго сидел на скамье, размышляя. Поднялся, когда уже стало темнеть, и меж крон пиний и кипарисов вспыхнули желтые шары фонарей. Кто-то шарахнулся в сторону из-под ног. Будто живой коврик лежал у скамейки, а теперь испуганно отскочил. Вер нагнулся и в полумраке разглядел на дорожке какую-то тряпку.

– Кто ты? – обратился он к тряпке, как к живой.

Тряпка хотела приблизится, но боялась. Темная ее поверхность морщилась от нерешительности и страха. Черная дыра-рот то суживалась, то раздавалась вширь. И вдруг звук – странный, протяжный, как завыванье собаки, лишившейся хозяина, разнесся по садовой аллее.

– Л-г– с… – чудилось в этом завыванье. – Ч-т м-н д-л-т?

«Логос, что мне делать?» – расшифровал Вер.

Он присел на корточки и протянул руку к тряпке, приманивая ее, как собачонку.

– Кто ты? – спросил шепотом.

– Л-ц-… – донесся ответ.

«Луций», – перевел Вер.

Страшная догадка кольнула сердце.

– Бессмертная «Нереида»…

– Л-г-с, сп-с-…

Две черных фигуры свернули на аллею.

– Вот он! – крикнул один и указал на тряпку. – Хватай!

В черной форме с недавних пор разгуливали «исполнители желаний».

Луций – хотя и кощунственно было его называть человеческим именем в подобном обличье – метнулся в заросли буксов. Те двое хотели броситься следом. Но Вер заградил им дорогу. «Исполнитель» зарычал и хотел ударить. Вместо этого сам очутился на песке. Сверху на него грохнулся его товарищ.

Вер оглянулся. «Тряпка» исчезла. Он бросился напролом в кусты. Луция нигде не было. Вер звал его, но бывший боец бессмертной «Нереиды» не пожелал откликнуться.

Напрасно Вер метался по аллеям. Он обегал все сады Мецената. Никого! Может, стоит присесть и подождать, пока Луций не появится вновь? Вер опустился на скамью рядом с одиноко сидящим человеком. Лицо у незнакомца было серое, вытянутое, с глубокими складками вокруг рта, голова обрита.

«Убью… ненавижу… ненавижу… убью… «– мысленно повторял человек так отчетливо, что Вер невольно вздрогнул.

Вер положил человеку руку на плечо.

– У тебя несчастье… – начал он.

Человек дернулся и глянул на Вера. Потом выбросил вперед руку. Только реакция бывшего гладиатора спасла нынешнего бога. Лезвие ножа распороло ткань туники. А человек вскочил и бросился бежать.

А Вер застыл. Что же делать? Неужели все из-за того, что он проиграл Сульде? И ничего уже нельзя изменить? И Рим будет катиться вниз… А может плюнуть на все, оставить Рим и податься в Небесный дворец? Прийти сказать, так и так… мерзкая земля, люди мерзкие, все грязь и тлен, не хочу быть там больше, не хочу… пустите меня в ваши чистые сверкающие залы, в ваш небесный Палатин… А на земле мне тошно и страшно… Я оказался слаб, не готов… Ради кого я должен оставаться на земле? Ради Элия? Но Элий думает только о Риме. Вот и пусть думает… а я не хочу… К воронам Элия и его Рим. Ведь я бог… я – бог…

Вер не сразу заметил, что идет следом за какой-то женщиной. Легкое голубое платье из тончайшего виссона. Гордо поднятая голова. Волосы белые-белые, сверкают серебром. Что-то в ее походке привлекало. Вер не сразу понял – что. Женщина шла, не касаясь земли. И еще – Вер ясно различал два радужных обвода вкруг тонкой фигурки. Будто сложенные крылья, ярко расцвеченные, сверкали у идущей по воздуху за спиной. Крылья бабочки. Вер обогнал незнакомку, глянул в лицо. Увидел обвисшие одутловатые щеки, набрякший двойной подбородок, тусклые маленькие глаза под безресничными веками.

– Психея… – только и выдохнул Вер.

Она вскрикнула и расправила крылья. В свете уличных фонарей они сверкнули всем многоцветьем радуги. Но среди ярких пятен и сверкающих кружков мелькали прозрачные истрепанные лохмотья. Будто кто-то долго сминал в жестоких руках трепещущие крылья. Умирающая бабочка на излете лета. И все же эти истрепанные крылья подняли Психею в воздух. Она медленно, будто через силу, набирала высоту.

А Вер стоял онемевший и смотрел ей вслед. Позабыв, что и сам умеет летать. Психея… Душа… Старуха… Что ж это такое?! Что?! Вер наконец опомнился, оттолкнулся от мостовой и устремился вверх. С тех пор, как он проиграл бой Сульде, Вер не летал. Сейчас он поднимался, будто невидимая нить тянула его к облакам. И чем дальше становилась земля, тем ярче разгоралось платиновое сияние вокруг тела Логоса. В небесах было так хорошо!

«Можно не возвращаться больше на землю,» – подумал Вер.

И едва эта мысль мелькнула, как полет ускорился, будто земное притяжение исчезло вовсе.

«Антигравитация – это мысль бога», – решил Вер.

Или это была чужая мысль, а он по-божески подслушал ее? И у него не было теперь своих мыслей, как не было прежде своих чувств? Да есть ли у него и сейчас собственные чувства? Ведь эмпатия – это чужое. Переживания людей проходят сквозь него жестким излучением, меняя его необратимо.

Вер подлетел к зданию клиники Нормы Галликан. Старинный дом был погружен во тьму. Только в коридорах горели синие ночные лампы. Краем глаза Вер заметил, как фигурка в голубом скользнула в раскрытое окно на втором этаже. Вер подлетел к окну. В комнате никого не было. Он перелез через подоконник. Что-то ему не нравилось в происходящем… что-то было такое… Он шагнул в коридор. Фигура в голубом отворила дверь дальней комнаты и исчезла. Вер кинулся следом. «Лаборатория изотопов», – значилось на бронзовой табличке. Дверь была свинцовая. Вер содрогнулся. Войти следом не решился. Слишком хорошо знал, что с ним могут сотворить Z– лучи.

– Эй, кто-нибудь, – позвал Вер.

В конце коридора возник охранник.

– Как ты сюда попал? – Пожилой человек в красно-серой форме уставился на гостя, как коза на горох.

– Влез в окно. Но дело не во мне. В эту дверь только что вошла женщина.

– Ладно, ладно, оставь эту галиматью при себе. Я на таких историях собачий язык съел. Отойди, вот так, и руки за голову. Что тебе здесь надо?

– Говорю, сюда только что вошла женщина!

– А я говорю, что дверь закрыта! – Охранник навалился на дверь плечом на свинцовую преграду, и та подалась.

– Надо же… Не заперли, бездельники! Наверняка мой сменщик. Молодняк. Совсем мозги дырявые. – Он заглянул в щель.

– Она там? – шепотом спросил Вер.

– Никого. Да защитит меня Геркулес, – пробормотал охранник и шагнул внутрь.

Вер тяжело дышал… ему казалось что он видит сквозь свинец длинный стол с мраморной столешницей и на нем толстостенные бутыли. Они светятся в темноте… Страшный зеленый свет…

Вер покрылся липким потом.

Охранник вышел.

– Никого… Но одна из емкостей пуста. Будто кто-то ее вылизал. Вот уж не думал, что эту гадость можно жрать.