Боги слепнут - Алферова Марианна Владимировна - Страница 15

– Зачем убили Элия? – спросил Квинт. Так, вопрос в пустоту. Опять без надежды на ответ.

– Это тебя не касается.

– Касается. Я – римский гражданин. – Стоит изобразить этакого глупца-идеалиста. Почему-то люди вроде «Гая» считают, что все идеалисты – глупцы. Не стоит разочаровывать «гаев».

– Красиво звучит. Вернее, звучало. Скоро это будет пустым звуком. Рим больше не выполняет желаний. Пока мир движется по инерции. Но скоро все поймут, что жить где-нибудь в Лондинии и быть гражданином Альбиона ничуть не престижнее, нежели быть гражданином Рима. Тебя это не пугает?

– Я думал над этим, – неопределенно протянул Квинт.

– Думал, но ничего не придумал. Твой хозяин предложил раздавать деньги направо и налево. Но деньги быстро иссякнут. А нищий Рим тем более никому не нужен.

– Элий бы тебе ответил. А я не могу.

– Значит, ты не так хорош, как воображаешь. Роксану ты тоже не мог раскусить.

Квинт стиснул зубы. Да, свои поражения признавать тяжело. «Самый лучший фрументарий» – вспомнил Квинт недавнее свое хвастовство. Мало что эти слова значат ныне. Потому что Элий умер. А все остальное… а все остальное к воронам.

– Ты, конечно, глуповат, – продолжал «Гай». – Но ты был предан хозяину.

– Элию, – поправил Квинт.

– Теперь ты поступаешь в распоряжение императора. Ты – его личный фрументарий.

– Я и так ему служу. Ему и Летиции.

– По собственной воле. А теперь будешь служить по приказу диктатора Макция Проба.

– А если диктатор сменится?

– Диктатор может смениться. А император – нет.

– «Целий» опять знает нечто такое, чего не знают другие?

– Здесь нет подвоха.

– Я буду служить. Но сам по себе. Ни «Целий», ни префект претория не будут иметь надо мною власти. Я – частное лицо на службе. Тут личное. Ничего для «Целия» – вот мой девиз.

– Для частного лица ты слишком много знаешь.

– Хочешь меня устранить? – Их глаза наконец встретились. Квинт будто нырнул в ледяную воду. Внутренне содрогнулся. И это ему очень не понравилось.

– Пока нет. Служи… И помни, что мы всемогущи.

– Разве? – Лучше было не говорить такое. Прежний Квинт не сказал бы. А вот Элий бы непременно сказал. И нынешний Квинт тоже.

– Считай, что я тебя не слышал, Квинт. Или ты намеренно желаешь, чтобы тебя уничтожили? – могущественный Гай сердится.

– Я мешаю «Целию»? Неужели? Ведь я малявка… Никто… Спятивший с ума агент.

Квинт повернулся и пошел.

– Подожди! – окликнул «Гай».

Квинт остановился.

– Ты повредил ногу?

– Нет…

– Тогда почему ты хромаешь?

Квинт пожал плечами и пошел дальше. Он заметно хромал. На правую ногу.

Она не жила – лишь делала вид, что живет. Происходящее почти ее не касалось. Улыбка маленького Гая Постума порой веселила и заставляла ее губы складываться в улыбку. Еще любила сидеть в саду на своей загородной вилле среди отцветающих кустов роз, смотреть, как роняют лепестки осенние цветы на слишком тонких стеблях, и читать книги. О чем-то таком, что поражает воображение. Последний библион Кумия о Нероне надел много шума. Все хвалили описание пожара Рима. Летиция сидела в саду в плетеном кресле и читала, как пылал храм Юпитера Капитолийского. Как ветер гнал огненные волны по форуму. Элию не понравился бы этот библион…

Солнце согревало кожу. Разумеется, это не счастье, и даже не радость. Этой театральный аулеум, за которым нет сцены, один черный провал. Она не знала, что ее убивает – отчаяние или любовь, или то и другое вместе. Порой безумная мысль мелькала в мозгу: задушить проклятое чувство и начать жить заново. Покойно и тихо, как все. Завести любовника и никогда не вспоминать об Элии. Будто его и не было вовсе. Но тут же все в ней восставало, и она зажимала ладонью рот, чтобы не закричать. Хотелось себе самой надавать пощечин. Отказаться от любви к Элию – как она могла придумать такое?! Ведь это все, что у нее осталось. Без любви она казалась себе и не человеком уже, а безобразным обрубком – торсом без рук и ног.

Вечерами она сидела на галерее, смотрела на засыпающий сад, вдыхала вечерние ароматы и мечтала, что утром боль не будет такой острой…

Именно в один из таких вечеров Летиция увидела его. Он стоял у подножия лестницы так, что мраморная скульптура Нимфы наполовину скрывала его. И все же она не могла обознаться – плечи и профиль, и черные волосы, начесанные на лоб – все было до боли знакомым. Летти вскочила. Сердце забилось, как сумасшедшее. Сейчас оно разорвется, и Летиция упадет замертво. Но сердце выдержало, не разорвалось.

– Элий! – закричала она.

Он повернулся. Лучи заходящего солнца обвели красным контуром тонкий нос и острые скулы. Летиция бросилась вниз. Элий рванулся навстречу. Летиция замерла, ухватившись за мраморные перила, и едва не упала – так резко остановилась.

Он бежал наверх. То есть и раньше она видела, что Элий может бегать довольно быстро, может перепрыгнуть через две, через три ступеньки даже. Только его уродливые козлиные прыжки сразу напоминали об увечье. А этот летел наверх. Подбежал и остановился, не доходя двух ступенек. Сдерживаемое дыхание рвалось сквозь плотно сжатые губы. Теперь она видела точно, что это не Элий. Похож. Да. Но не Элий. Нос тонок и так же кривоват, и глаза – один выше другого, но в их ледяной глубине такой холод – ни намека на нежность! Тонкие губы надменно изломлены – где же улыбка Элия, придававшая его не слишком красивому лицу удивительную притягательность? К тому же гость казался куда моложе Элия. И выглядел как-то глупее. И чем больше находила Летиция этих несходств, тем сильнее поднималось внутри тошнотворной волной отвращение.

Летиция попятилась, уже догадавшись, кто перед нею – Гэл, бывший гений Элия. Непокорный смельчак, но при этом убийца, предатель, заговорщик.

– Уходи, – прошептала Летиция. – Уходи, или я позову охрану и тебя убьют.

Он протянул к ней руки. Тонкие, почти женские. Руки негладиатора и небойца.

– Его больше нет, Летти. А я могу его заменить…

– Вон!

– Не кричи! – Гэл сокрушенно качнул головой. – Я на него похож. Неужели тебя это не волнует?

– Вон!

– Да я же сказал, не кричи. Вот дуреха! – Он попытался обнять ее. Она ударила изо всей силы кулаком в лицо.

Гэл отшатнулся, оступился на лестнице и полетел вниз. Поднялся, отряхнул ладони, рассмеялся.

– Ты что же, будешь жить, как весталка? Летти, тебе шестнадцать. У тебя столько лет впереди. Ты хоть сосчитала? Так посчитай…

Она не ответила. Прянула вверх и перелетела – именно перелетела по воздуху ступенек десять, отделявшие ее от Гэла, двумя ногами ударила его в грудь. Он покатился кубарем вниз, а она медленно опустилась на перила лестницы и замерла, не держась ни за что. Собралась в комок для нового прыжка.

– Глупо! Ты еще не знаешь, что такое одиночество! Наступит время, и ты пожалеешь! – Он вскочил и пустился наутек.

Наперерез ему, рассекая волны зелени, мчался преторианец. Гэл нырнул в кусты. Преторианец кинулся его искать, но тщетно. Бывший гений как сквозь землю провалился.

Вернувшись, гвардеец с изумлением уставился на Летицию: она сидела на наклонных перилах на корточках, как большая птица, приготовившаяся взлететь.

– Видел, как я его ударила? – засмеялась Летти. – Здорово. Он катился, как бревно. Это за то, что он сказал дурное про Элия. А я не позволю никому плохо говорить об Элии. Никому.

Она повернулась и пошла по мраморным перилам наверх, не соскальзывая. Гвардейцу показалось, что ее босые ножки не касаются мрамора.

– Домна Летиция! – окликнул ее преторианец.

– Да. – Она обернулась. Улыбка все еще скользила по ее губам; кажется впервые с тех пор, как пришло известие о гибели Элия, она улыбалась по-настоящему.

– Не надо показывать, что ты умеешь так. – Гвардеец смутился. – Тебя могут… не понять.

– Хорошо, не буду.

Он протянул руку, она оперлась на его ладонь, спрыгнула с перил. Он поддержал ее за локоть, как будто ей в самом деле нужна была его поддержка.