Вредность не порок - Ильина Лариса Анатольевна - Страница 35

Я уже тянулась стучать в дверь, однако слово «клетчатый» почему-то тревожно всколыхнуло сердце, и я уточнила:

– А про кого?

– Да про Юрочку вроде, про красавчика.

Вот оно что! Теперь понятно, почему, увидев его впервые на пороге комнаты, на Ирку напал столбняк. Она сказала, что видела за забором человека с оружием, и назвала его как раз «клетчатым». И что же тогда получается? Получается, что сначала она едва не впала в транс, а потом не слезала с его колен. Хреновина, ей-богу! Однако ничего такого, что могло бы хоть как-то объяснить отсутствие Ирки в собственном доме, по-прежнему не было.

Через пару минут мы сидели за столом у Петра Игнатьевича, его жена предложила нам чаю, мы согласились, с умилением разглядывая коробку свежего овсяного печенья.

– Ну что скажете, девчата? – склонил голову набок участковый, с интересом наблюдая, как мы стремительно уничтожаем его бакалейные запасы. – Расскажите в двух словах, что про все это думаете?

– Петр Игнатьевич, – вздохнула Надька, провожая печальным взглядом последнее печенье, которое я исхитрилась уцепить перед самым ее носом, – я рассказывать уже больше не могу. Вы лучше спрашивайте, я думаю, так быстрее получится.

На это весьма разумное предложение участковый согласился, я, впрочем, тоже. Начинать все заново в сто сорок четвертый раз не было ни сил, ни желания.

– Вы отмечали Ирин день рождения в «Магии»? Так?

– Так?

– Убитый… Зовут его, то есть звали, Михалков Андрей Владимирович, пригласил на танец.., тебя?

Надька кивнула.

– А говорил чего-нибудь?

Подружка кокетливо крутанула глазками:

– Ну говорил, конечно… Как зовут, хорошо танцую и тому подобное. Хотел еще на танец пригласить, но я ему сразу отказала…

– А почему?

– Да кто его знает… Как-то не приглянулся он мне.

Я и внимания особого на него не обратила, так, потанцевала, чтобы не обижать человека.

– А потом?

Последующие события мы рассказали довольно подробно, упомянув и пришедшего на помощь героя, и разбитое стекло, и забытый альбом, и Колю вместе с его шрамом. О продолжении банкета у Ирки я, конечно, предпочла бы не рассказывать, но, поскольку была уверена, что о нем участковый уже наслышан, пришлось упомянуть и об этом. Единственное, о чем мы, не сговариваясь, умолчали, так это о моем бесславном падении со стула и Надькином сне на веранде.

– Ясненько, – задумчиво поскреб затылок Петр Игнатьевич. – А больше вы с этими ребятами не виделись?

Надька честно тряхнула головой, а я потупилась:

– Я с Ефимом вечером в баре была…

В глазах участкового мелькнуло неодобрение, но он его быстренько припрятал. Я ведь уже упоминала, что Петр Игнатьевич был далеко не дурак.

– А тот, третий, Ирине Захаровне, выходит, приглянулся?

Мы не освещали, естественно, этот факт в деталях, но в общих чертах подтвердили. Участковый задумался, мы с Надькой сиротски жались друг к дружке, терпеливо ожидая, когда же выполнение нашего гражданского долга завершится окончательно. Тут мне пришло в голову, что если уж сегодня весь день нам задавали вопросы все, кому не лень, то и мы имеем право задать парочку.

– Петр Игнатьевич, – вывела я из задумчивости лейтенанта, – а этот.., как его, ну которого у Ирки на крыльце… – Надька приподняла брови, участковый тоже сосредоточился:

– Михалков?

– Ну да… Он кто? Местный?

– А как же! Его каждая собака в городе знает. Простырь.

– Это что такое?

– Это кличка. Простырь. Простой очень. Душевный парень.

– Господи, – пробормотала я, теряясь, – и кто он, этот Простырь?

– Тебе как, по трудовой книжке или по жизни? По трудовой – грузчик в продуктовом магазине «Талисман», а по жизни – бандит.

Мы с подругой дружно отвалились от стола и разинули рты. Дело приняло интересный оборот. На Иркином крыльце перерезали горло местному бандиту по кличке Простырь. Надюха икнула:

– Может, он их убил?

– Кого? – насторожился участковый.

– Ирку с Юрой…. – На мой взгляд, версия вышла немного притянутой.

– Почему? С чего ты взяла?

– Ну их же нет дома… А он бандит. Пришел к ним…

– Они были знакомы?

– Не знаю. Кажется, нет. Но куда-то они делись.

А может, в город к Ирке уехали?

– Нет, в городской квартире у Кошкиной никого нет, проверяли. А почему ты говоришь об убийстве? – никак не мог успокоиться Петр Игнатьевич. – Есть факты?

– Нет, слава богу, – испугалась Надька, – фактов нету Если только Масленка…

– Чего? Ах, кошка! Да, непонятно, кому понадобилось такое зверство с животиной сотворить. Хотя кошечка была, конечно, не чета иной собаке. Спроси у окрестных пацанов, в чей сад они не полезут… А что вы, девчата, о своих новых знакомых скажете, о москвичах? – тут участковый вздохнул. – Хотя они еще за день до того разъехались. Я по долгу службы интересовался. А ты когда, Анастасия, в баре была?

– На другой день, вечером. А Ефим потом сразу уехал. – Я опустила глаза и заткнулась. Рассказывать мне больше было нечего. Я видела, с каким напряжением следила за мной Надежда, ожидая, скажу ли я о том, что видела сегодняшней ночью. Поняв, что я решила промолчать, она с облегчением перевела дух.

Я догадывалась, что Надька, так же как и Ефим, скорее всего, считает, что я ошиблась. Или все это мне приснилось. Но я знала то, что знала, и сдаваться не собиралась. Сегодня придет Ефим, и я заставлю его пойти со мной. Во-первых, с ним не так страшно, во-вторых, в темноте все снова станет на свои места.

– Да-а-а, – протянул Петр Игнатьевич, хлопнув себя по колену, – вот времена настали… Раньше при таком происшествии здесь бы не только наше, все областное начальство землю бы нюхало! А теперь? За Огольцами, у рыбхоза, машину расстреляли, «Тойоту» здоровенную, три трупа, так хоть бы что! Глухарь! Этих бы глухарей в леса выпускать, то-то бы дичи было!

Он поднялся, удрученно качая головой, вскочили и мы. Попрощались, участковый обещал сразу сообщить, если объявится Ирка, мы пообещали то же самое.

Оказавшись на улице, мы переглянулись.

– Ну и дела, – развела руками Надька. – Простырь какой-то! Никогда бы не поверила, что он бандит. Или грузчик. Голос тихий, вежливый. Улыбался все время.

Руку мне поцеловал… Что и думать, не знаю. Теперь от каждого угла шарахаться будешь, не то что от человека…

Ну что, куда идем?

– А куда еще, по домам. Вон уж темно почти. Все равно делать нечего, ждать надо.

Подруга кивнула, и мы не торопясь побрели вдоль резных палисадников, щедро украшенных сверху раскидистыми яблоневыми ветвями.

– Стаська, а вдруг этот Простырь к Юрке приехал?

Может, он его знал?

– Откуда? Юрка из Москвы, Простырь местный.

Я вот что подумала: может, он приехал из-за ресторанной заварушки? Разбираться?

– Чего с Юркой разбираться, его там вообще не было.

– Ирка была.

– Ерунда. Если и был резон кому набить морду, так это Ефиму. Дверь расколотил, джип изуродовал…

Чтобы сократить путь, мы свернули на боковую тропинку между заборами, обогнули участок и вышли на Знахарскую, маленькую кривенькую улицу, идущую до самой окраины, и, перейдя дорогу, попали в длинный проулок, огороженный с двух сторон заборами. В ту же секунду дорогу сзади нас перегородили грязные «Жигули», а на другом конце проулка возникла в просвете темная мужская фигура.

– Мама! – четко произнесла Надька, и за спиной раздалось шипящее:

– Заткни пасть, шалава, не то ноги вырву…

Надька, так же как и я, к своим конечностям относилась с трепетом и любовью, поэтому мы не издали больше ни единого звука, до тех самых пор, пока не услышали:

– Кого спрашиваю, оглохли, что ли?

– Вы же сами сказали молчать… – отозвалась Надежда и сделала это, на мой взгляд, весьма напрасно. Это только в кино хороши всяческие разговоры и пояснения, когда на три слова приходится два выстрела и без краткого содержания никак не обойтись. Сейчас все происходило взаправду, и тот, кто стоял за нашими спинами, вдруг схватил Надежду за шею и с чувством приложил ее головой о ближайший забор.