Пожелайте мне неудачи - Ильин Владимир Леонидович - Страница 15

Мне было от чего похолодеть, и я невольно пожалел, что секунду назад сдержал свои агрессивные инстинкты, так глупо не использовав фактор внезапности. Слишком красноречивым был этот плащ на сложенных вместе руках…

Генон усмехнулся:

– Угостишь чайком-то, а? – Не меняя положения рук, шагнул и присел на табурет возле стола, привалившись спиной к стене.

В голове моей промелькнуло: «Ну вот, допрыгался, шерлок холмс задрипанный?» – но потом я разозлился на себя: а что такого криминального я совершил?! Прислушался к окружающей тишине: вроде бы мой шеф был один, хотя те, что прикрывали его, вполне могли сидеть в засаде в соседней квартире, наблюдать за нами через объектив микровидеокамеры и держать наготове гранату с нервно-паралитическим газом, чтобы в случае чего закинуть ее в вентиляционный «стояк»…

Между тем, чайник вскипел, я заварил чай, стараясь унять дрожь в руках, и налил своему шефу большой бокал в красную горошину. Мне было интересно, какой рукой он возьмет бокал: правой или левой. Хотя, разумеется, значения это не имело: человек с подобным опытом обычно одинаково хорошо стреляет с обеих рук.

Но Генон лишь жадно покосился на бокал, как петух на большое аппетитное зернышко. Он явно прибыл без предупреждения не для того, чтобы попить крепкого свежего чая в моей компании, и не очень-то скрывал этого.

– Ты, я вижу, мой хороший, – любитель подышать свежим воздухом перед сном, – наконец сказал он.

– Перед дежурством, – уточнил я. – В ноль часов начинается моя смена. Так что, если меня вдруг выдернет из этого уютного гнездышка оперативный диспетчер, не поминайте лихом – служба есть служба!..

– Да-да, я и запамятовал совсем, – притворно запричитал Генон, по-прежнему не трогая бокал с чаем. – Но вернемся к твоему вечернему моциону. Один прогуливаешься или?..

– Или. Есть тут у меня один старый знакомый, – подхватил я в тон своему шефу.

Мне уже окончательно стало ясно, что Генон в курсе всех моих похождений. – Забавный мужик, много интересных вещей рассказывает… Например, про то, чем мы с вами занимаемся. Я, конечно, и сам кое-что уже скумекал, но лишний раз убедиться в своей правоте не мешает.

Лицо моего шефа не изменилось. Он лишь уставился в пол, да пожевал губами – совсем, как Броневой-Мюллер в знаменитом телесериале о Штирлице.

– Ну и чем же мы с тобой занимаемся? – необычайно серьезным тоном осведомился он, и я понял, что настал решающий момент наших взаимоотношений. Правда, непонятно было, какой же будет развязка, и повлияет ли на нее правильность тех выводов, к которым мне удалось прийти.

– Мы удерживаем мир на краю пропасти! – не удержался я от эффектного заявления.

– М-да, – промямлил Генон не поднимая глаз, – сказано красиво. А если конкретнее?

– У вас чай совсем остыл, – ехидно заметил я. – И потом, это будет долгая история, а меня могут в любой момент вызвать…

– Ну-ну, не держи меня за идиота, – возразил Генон. – Прежде чем нанести тебе визит, я предусмотрительно распорядился о том, чтобы оперативный диспетчер на тебя этой ночью не рассчитывал.

Естественно! Ведь направляясь ко мне, ты уже знал, что оставлять меня в живых теперь нельзя.

– А за чай не беспокойся, – продолжал шеф, – просто я не люблю обжигаться…

Итак?

Делать нечего, придется выложить ему всё, как на духу. Обидно, конечно, что некому будет восхититься моими выкладками.

– В этой истории, – начал я, – я несколько раз сворачивал с верного пути в тупик. Сначала я задался вопросом: по какой причине мы опекаем нашего Подопечного с таким размахом и тщательностью? Но ответа на него не было видно.

Тогда я решил зайти с другого конца и стал разыскивать того, на чье место вы меня взяли…

– Подожди, подожди, – остановил меня Генон. – Это что же получается: ты не прислушался к моей рекомендации не совать нос в тайны Опеки?

– Виноват, шеф, – дурашливо приняв стойку «смирно», доложил я. – Не велите казнить, велите миловать!..

– Умгу, – промычал Генон с непроницаемой физиономией. – Продолжай.

– Размышляя над Опекой, я, конечно же, не мог оставить без внимания личность и биографию Подопечного. Я безуспешно ломал голову над тем, как отдельные события в его жизни соотносятся – или могли бы соотноситься с деятельностью нашего Комитета. Но у меня ничего из этого не вышло. Потом я перевернул эту связь вверх тормашками и стал гадать, какие поступки Подопечного могли заинтересовать нашу контору, но и эта метода была обречена на неудачу… И только сегодня – а вернее, уже вчера, – поправился я, глянув на часы, – меня наконец осенила неплохая мысль.

Тут я не сумел удержаться от театральной паузы, в ходе которой отправил в рот конфету из вазочки и запил ее несколькими большими глотками чуть теплой жидкости. Генон терпеливо следил за моими манипуляциями, хотя чувствовалось, что он был бы не прочь сейчас взорваться и поставить меня на положенное подчиненному место.

– Разгадка этого ребуса, оказывается, крылась в соотношении некоторых фактов, имевших место в жизни Подопечного, и тех событий, которые происходили в то время в нашей стране. Хронологическая связь была безупречной! Стоило мне обратить на это внимание, и клубок стал распутываться сам собой… Возьмем, например, тысяча девятьсот восемьдесят второй год, ноябрь. В это время наш Подопечный переживает разрыв со своей первой любовью – труженицей-лимитчицей Наташей, что родом из Тамбова. В его досье детально зафиксировано, как он мучался, переживая несчастную любовь, я не буду на этом останавливаться… А что в ноябре восемьдесят второго случилось в нашей стране? Какое крупное событие? Правильно, умер Брежнев. Случайное совпадение, скажете вы? Не может быть никакой корреляции, скажете вы? – (Генон отвернулся и стал смотреть в угол). –Что ж, посмотрим, что было дальше… А дальше был восемьдесят третий, когда наш Подопечный осваивал африканские просторы, и именно в те дни, когда он корчился в очередном приступе малярии, в той стране, где он был, начинается крупная распря, постепенно приобретшая масштаб гражданской войны. Возможно, кто-то из вас сперва обрадовался: вот и найден способ нейтрализации опасности, исходящей от «детонатора» – убрать его подальше от наших границ, и пусть с ним бедствуют те, кто его приютит. Может быть, я ошибаюсь? Хотелось бы верить… Но горячие головы быстро остыли, потому что Подопечный не успел вернуться после африканской стажировки, как опять пришлось хоронить Генсека. Год восемьдесят пятый: командировка в Каракумы, где для нашего студента открылся простор по части депрессии и отрицательных впечатлений – и вновь умирает главный руководитель партии и государства… Отныне даже самые завзятые скептики притихли и поверили в то, что удаленность Подопечного от столицы нашей Родины никакого значения не имеет, он все равно продолжает неизвестным образом вызывать социальные катаклизмы. Впрочем, прошло не так много времени, и оказалось, что бедствия, которые несет Подопечный советскому народу, отнюдь не сводятся к сфере политики.

Когда в результате предательства моего предшественника Виктор Стабникова Подопечный узнал не только о смерти своей матери, но и о том, что он находится под невидимым, но герметичным колпаком Комитета то никакой химиотерапии не хватило, чтобы изгнать из его подсознания горечь этих открытий. Это было в апреле восемьдесят шестого, и через несколько дней грянул Чернобыль… Я специально привожу только самые крупные примеры, хотя были и менее впечатляющие события, странным образом совпавшие с потрясениями в жизни Подопечного. И потому мы так возимся с ним, что он – это своего рода детонатор, который, срабатывая, – а срабатывает он, очевидно, тогда, когда этому типу очень хреново! – нарушает некий природный баланс… можно назвать это как угодно, суть от этого не изменится… и тогда происходят страшные катастрофы и бедствия в нашей стране…

А теперь можете сколько угодно твердить мне, что все это – плоды моего больного воображения, а на самом деле все куда проще и банальнее. Можете сказать, Генон, что я начитался бульварной фантастики и что моим рассуждениям – грош цена, потому что они бездоказательны. Наконец, вы можете ничего не говорить, а вытащить пистолет из-под плаща, которым вы так старательно прикрываете руки и разрядить в меня всю обойму. Я наверняка стал проблемой для вас, а пуля, по-вашему, решает любую проблему: нет человека – нет и проблемы…