Люди феникс - Ильин Владимир Леонидович - Страница 3

Он положил пистолет на крышу и толкнул его к Слегину. Скрипя зубами от боли, оперативник дотянулся до рукоятки пистолета. Она еще хранила тепло руки незнакомца. Она удобно легла в ладонь, и палец сам нашел курок. Смертельное оружие оказалось не тяжелее парализатора.

Человек в спортивном костюме поправил на плече ремень сумки, повернулся и направился к чердачному люку.

Боль в ноге усиливалась. Штанина на изуродованной ноге промокла насквозь, а рана не давала пошевелиться. Слегин прикинул: а ведь этот стервец вполне успеет покинуть крышу до того, как на нее опустятся аэры «Раскрутки». Стоит ему воспользоваться одним из скоростных лифтов — и через несколько секунд он выйдет из здания и смешается с потоком людей на улице.

А через несколько дней вновь будет жечь боевым лазером беззащитных, не понимающих, за что их убивают, людей. Только уже сидя на другой крыше…

И остановить его можно лишь одним способом. Одним-единственным.

Для этого надо выстрелить в незнакомца, чтобы задержать его. Нет-нет, не убивать ни в коем случае — хотя бы ранить в ногу или в руку.

Но Слегин не мог заставить себя нажать на курок.

Запрет на применение смертельного оружия распространяется на всех. Даже на тех, кто следит за его соблюдением. Дурацкий закон, но это закон.

Жаль лишь, что пока еще не для всех.

Но и допустить, чтобы этот негодяй хладнокровно ушел из-под носа, нельзя.

Слегин вскинул ствол и сквозь пелену в глазах прицелился в удаляющийся силуэт. Рукоятка пистолета сразу стала тяжелой, словно наполнившись ртутью. Мушка плясала по фигуре незнакомца, и Слегин с отчаянием понял: гарантии того, что он просто ранит преступника, нет.

Если ствол при выстреле дернется хотя бы на сотую долю миллиметра, пуля угодит этому типу в голову или в спину.

А это значит, что он, стоящий на страже закона и безопасности, не просто нарушит табу на СО, но и убьет своего противника.

Человека.

«Подожди-ка, что за ерунду ты несешь?

Он же сам отдал тебе свой пистолет!

И пока ты тут корчишься, мучаясь неразрешимыми сомнениями, он, наверное, внутренне смеется над тобой, идиотом. Ведь только дураку могло прийти в голову, что пистолет заряжен. Кто же, находясь в здравом уме, отдаст своему противнику боеспособное оружие?!»

Человек был уже у самого люка.

Но перед тем как нырнуть в него, он оглянулся на Слегина.

И тогда раскрутчик нажал на курок — скорее, от отчаяния и от злости, чем в надежде остановить Слепого Снайпера.

Пистолет в руке послушно дернулся, и силуэт возле люка замер. А потом как-то неловко, боком рухнул на крышу.

Аэры были уже совсем близко, когда лежавший возле люка зашевелился, а потом с удивительной ловкостью пополз.

Только полз он вовсе не к люку, а к краю крыши. И после него на серебряном стеклопласте оставался кровавый след.

Слегин непонимающе оглядел пистолет, потом, изловчившись, отстегнул магазин.

Почти вся обойма была на месте.

Раненый незнакомец полз к краю крыши, и только теперь до Слегина дошло почему.

— Сто… ять, — слабым голосом попытался приказать он, но незнакомец его не слышал. Или не придавал значения его словам.

Слегин дернулся, пытаясь ползти, но боль с такой силой резанула ногу, что он потерял сознание.

Когда он вынырнул из небытия, крыша была усеяна аэрами «Раскрутки», на ней суетились знакомые и незнакомые люди, и сам Кондор сидел возле Слегина, дожидаясь, когда медики приведут его в сознание.

— Где?… Где Снайпер? — спросил Слегин, приподнимаясь на локте. — Он… успел?

Кондор молча жевал внутреннюю сторону щеки, отчего его лицо было перекошено, и Слегин догадался, какой ответ скрывает молчание шефа.

— Это я виноват, Кондрат Дорофеевич, — повинуясь какому-то мгновенному импульсу, сказал Слегин. — Я выстрелил в него и ранил, а он сиганул вниз!..

Кондор отвернулся.

— Успокойся, Булат, — глухо проронил он после паузы. — Ты просто не знал, что этот выродок не боится смерти. Так что ты поступил правильно. Но все-таки советую тебе помалкивать о том, что ты пустил в ход СО…

— А как же пистолет? — спросил Слегин и повел вокруг себя взглядом.

— Какой пистолет? — вполне искренне удивился Кондор.

Красноречиво покосился куда-то за край крыши.

— Не было никакого пистолета, Слегин, — повторил он таким тоном, каким гипнотерапевт внушает неизлечимому алкоголику, что водка — это яд. — Понятно? Не бы-ло!.. И я могу это подтвердить — ведь я первым оказался рядом с тобой!..

Пролог-2

Из стенограммы дискуссии за «круглым столом» на тему «Смерть — это конец или только начало?», организованной журналом «Невероятное — рядом»

«Ведущий (он же главный редактор журнала)…. И, наконец, коллеги, позвольте вам представить доктора Роберта Анклюга, известного столичного реаниматолога, руководителя крупнейшего в стране реанимационного центра, доктора медицинских наук, профессора. Надеюсь, что его огромный опыт практической работы в интересующей нас области позволит нам пролить свет на один из тех вопросов, которые неизменно волновали и продолжают волновать человечество… Итак, как вы считаете, Роберт Всеволодович, существует ли так называемая „жизнь после жизни“, о которой в свое время писал в своих книгах ваш американский тезка — я имею в виду доктора Моуди?..

Р. В. Анклюг: Прежде всего я хотел бы сказать, что вопрос, на мой взгляд, сформулирован недостаточно корректно. Да, конечно, заголовок книги упомянутого вами исследователя звучит весьма эффектно, я бы даже сказал — сенсационно, но… к сожалению, выглядит полной бессмыслицей. Судите сами: «жизнь после жизни» — как это следует понимать? Какое понятие жизни вкладывал Моуди в это словосочетание, если на сегодняшний день и науке, и практической медицине известны по меньшей мере сотни дефиниций этого сложного явления?.. Если же понимать это как «жизнь после смерти», то опять-таки возникает вопрос — что считать смертью? Предположим, что с точки зрения нормального человека речь идет о переходе из состояния «бытия» в состояние «небытия». Однако тут возникает масса любопытных нюансов. В частности, переход этот является не мгновенным, а довольно длительным, включающим в себя несколько последовательных фаз, а именно: преагональное состояние, агония, клиническая смерть, смерть мозга и полное прекращение всех биологических процессов в организме умирающего — или уже считающегося умершим — человека…

В.: Но ведь нельзя же отрицать, что с какого-то момента человек как биологический объект окончательно прекращает свою жизнедеятельность и становится, грубо говоря, мертвецом?

Р.В.А.: Разумеется.

В.: Тогда как следует относиться к рассказам тех, кто успел пересечь грань между жизнью и смертью, о том прекрасном мире, в который, по их словам, попадает душа умершего?

Р.В.А.: Я думаю, что мы должны подходить к этому весьма критически. Я сам не раз беседовал с теми людьми, которые пережили клиническую смерть и были возвращены к жизни благодаря усилиям… э-э… сотрудников нашего реанимационного центра. Весьма примечателен тот факт, что количество тех, кто мог ясно припомнить свои переживания после смерти, составляет лишь незначительный процент от общего числа реанимированных больных…

В.: Но вас не настораживает тот факт, что у всех этих людей переживания, в сущности, одинаковы?

Р.В.А.: Это объясняется очень просто. Обычно подобные переживания либо навеяны опрашиваемому самими вопросами, которые ему задает опрашивающий — эффект так называемой «ложной памяти», — либо речь идет о нарушениях связей между участками коры головного мозга. При умирании такие процессы обусловлены кислородным голоданием тканей и снижением содержания рН. Кстати говоря, некоторые препараты — например, кетамин, наркотики типаЛСД — влияют на психику совершенно аналогичным способом. В частности, около пятнадцати процентов употреблявших ЛСД отмечают, что в состоянии транса «общались с инопланетянами». Однако никому из нормальных людей и в голову не приходит написать книгу «ЛСД как средство общения с пришельцами»!..