Куб со стертыми гранями - Ильин Владимир Леонидович - Страница 46

К счастью, вскоре кое-какие события не дают мне изменить самому себе.

Глава 9. Проверки на человечность (Х+46)

— Человечество стоит перед новым кризисом! — изрекает человек напротив меня и делает большой глоток из своего стакана. — И этот кризис проявляется в том, что становится всё меньше людей, способных соприкасаться с реальностью!..

Лично у меня уже выработалась идиосинкразия относительно умных рассуждений и споров о том, каким должно быть искусство и каким должно быть общество. Но ничего не попишешь, приходится терпеть, потому что, как и многие представители творческой интеллигенции, Геннадий Молнин, с которым мы проводим очередную дегустацию спиртных напитков в баре “Бастион”, имеет необъяснимую склонность в подпитии, с одной стороны, грубить, а с другой — вести заумные беседы.

— Для меня это слишком сложно, — наконец, признаюсь я, отхлебнув пойло, отдающее какими-то синтетическими добавками и по чистому недоразумению именуемое здесь коньяком. — Поясни свою мысль, друг Надий.

— Речь идет о том, что человечество зашло в тупик! — машет рукой перформансер. Он находится в той степени опьянения, когда еще не утратил способность разглагольствовать, но уже мыслит исключительно глобальными категориями: “человечество”, “цивилизация”, “наша планета”, “исторический прогресс”, “проблема”, “постулат”… — Суди сам, Алекс, в каком мире мы все живем? Мы смирились с той жалкой ролью, которая якобы была отведена нам процессом эволюции разума. Эта роль будто бы заключается в том, что каждый из нас может лишь воспринимать окружающую действительность, но ни хрена не может изменить ее!.. Мы почему-то полагаем, что то, что должно быть, обязательно будет и причем наступит бесповоротно и навсегда! Этакий фатализм, мать его за ногу!.. Финализм, черт бы его побрал!.. А я всегда боролся и буду бороться своими произведениями против финализма, Алекс!..

С произведениями моего собеседника я уже имел возможность ознакомиться в избытке. И почему-то не заметил, что в них автор борется как против финализма, так и против вообще чего бы то ни было. Вообще, подобные опусы должны твориться по нескольку штук за день. Ничего сложного в процессе их создания нет. Просто надо взять много-много различных по своему жанру, содержанию и стилю голозаписей, начиная от съемок процесса спаривания кашалотов и кончая инфороликами опять же о самых разных событиях. Потом все эти записи разделяются на множество мелких кусочков — так называемую “нарезку”, тщательно перемешиваются в некоем воображаемом “котле” с помощью комп-монтажа, приправляются многозначительными музыкальными пассажами из наиболее вычурных пьес, украшаются кадрами, долженствующими символизировать нечто-уму-непостижимое — например, снимками голых женщин, испачканных грязью и краской, с мятыми ведрами на головах — а результат подается зрителю как очередное прозрение гениального художника, служащее поводом для деления человечества на “понимающих толк в искусстве” и на “заблуждающихся глупцов”.

Тем не менее, я киваю, словно и в самом деле разделяю мнение Молнина. Разговор сегодня, похоже, обещает быть интересным. Хотя бы потому, что мастер перформансов явно намерен не зацикливаться на детальном обсуждении своих произведений и выраженных в них великих мыслей.

— Но почему-то никому в мире не приходит в голову одна простая вещь: важно не то, что есть, а то, что может быть! — вещает мой друг Надий. — И каждому человеку важно освободиться от старой идеологии, если она способствует тому, что люди перестают вести трудные поиски истины и живут по принципу: как должно быть, так и правильно!..

Словно для того, чтобы перевести дух после столь длинного высказывания, Молнин хватает свой стакан и, символично продемонстрировав его мне в качестве “тоста по умолчанию”, делает еще несколько глотков.

Уже девять часов вечера, и снаружи начинает смеркаться — в этих широтах темнеет рано — но нас это не волнует, поскольку никто нас не ждет дома: перформансер, как и я, живет одиноким затворником.

— А, по-твоему, должно быть как-то иначе? —коварно интересуюсь я.

— Конечно, — незамедлительно откликается Геннадий. — Нам следует наконец признать, что на смену идее предопределенного будущего рано или поздно придет стохастическая, вероятностная модель развития цивилизации, и людям тогда придется пересмотреть все постулаты, выработанные за много веков прежних идеологических представлений…

Я откидываюсь на спинку своего стула и испытующе смотрю на человека напротив меня. Так-так, что-то становится слишком горячо… Уж не хочет ли он таким способом проверить меня как потенциального пользователя “регра”?

А может быть, это проверка с целью выяснения истинного интеллекта простого парня Алекса Винтерова?

— Слушай, Надька, кончай эту бодягу, а? — говорю я, наваливаясь грудью на столик. — Все равно я ни черта не пойму, что ты несешь… Давай лучше сменим пластинку?

Но Молнин завелся всерьез.

— Не-ет, так просто ты от меня не уйдешь! — грозит он мне пальцем. — Я вижу, ты пока еще не врубаешься в суть моей теории… А ведь кризис проявляется еще и в том, что нас долго приучали ходить вместе со всеми и не оглядываться по сторонам!.. Да, ходить проторенными дорожками действительно удобно. Есть определенный смысл в том, что каждый получает опыт и переживания других в готовом виде. Но!.. — Молнин воздевает в воздух указательный палец, как священник во время проповеди, и мне так и чудится, что он вот-вот обратится ко мне: “сын мой”. — Но теперь необходимо воспитывать в людях способность ходить по новым дорожкам. Ведь только так каждый из нас обретет способность выявить все новые и новые грани бытия и максимально реализовать свои способности…

— Например? — вопросительно поднимаю брови я.

— Например, возьми меня… Да, я известен как автор перформансов. — (Звучит, на мой взгляд, не очень скромно, но моему собеседнику сейчас не до скромности). — Но если бы пятнадцать, двадцать лет назад у меня по-иному сложились обстоятельства, то, возможно, сегодня я был бы врачом, художником или вашим коллегой по эмбриостроению… Что привело меня в мое нынешнее состояние таким, каким я есть? Стечение случайностей, не правда ли? Нагромождение множества условий типа “если бы” да “кабы”… И кто знает, может быть, осознание своего несостоявшегося, несбывшегося “я” и оказывает подспудное влияние на сознание человека, заставляя его мучиться и страдать от необратимости своего бытия. А теперь представь, что у меня была бы возможность управлять течением своей жизни, менять свой жизненный выбор и свои поступки. Разве тогда я не мог бы лучше реализовать свое “я”? И разве я, зная причины своего несостоявшегося счастья или состоявшегося несчастья, не смог бы достичь подлинного успеха? И разве сообщество таких, как я, не смогло бы тогда изменить само устройство мира?

— Ну не знаю, — осторожно произношу я. — Возможно, по большому счету ты и прав, но ведь это всё пустые слова, не так ли? Ты же так и не стал ни врачом, ни эмбриостроителем, а штампуешь пачками свои перформансы и ни о чем другом не мечтаешь!..

— А откуда тебе известно, что я не пробовал ничего другого? — хитро прищуривается Молнин. — Что, если моя нынешняя ипостась была обретена мной после многих творческих исканий?

— Да ну тебя к черту, Надька! — машу решительно я рукой. — Давай лучше выпьем за тебя! Такого, какой ты есть…

И поднимаю стакан с псевдоконьяком.

Мы пьем, но Молнин упрямо возвращается к теме нашего разговора.

— А теперь возьмем тебя, Алекс, — говорит он уже начавшим заплетаться языком.

— Только не за одно место, — шутливо ответствую я в духе простых парней-строителей, но перформансер лишь отмахивается от шутки, как от назойливой мухи.

— Возьмем то несчастье, которое постигло тебя и… твоих близких, пусть им земля будет пухом… Разве ты отказался бы от возможности вернуться в то время, когда они… когда вы все были живы-здоровы, чтобы не допустить того, что потом произошло? Ну скажи: отказался бы?..