Кыш и я в Крыму - Алешковский Юз - Страница 26

— Корней Викентич, — сказала, подойдя к нему, наша хозяйка, — о вашем тиранстве отдыхающие уже сложили легенды!

— И правильно. Они приехали сюда восстанавливать здоровье, а не развлекаться! Вот возьмите Сероглазова! На правильном пути человек! И вдохновенно бежит по нему! Скоро на него будет приятно смотреть!

Папа в этот момент развернул свёрток, достал из него свой пропавший с верёвки свитер и строго, как на допросе, спросил у меня и мамы:

— Каким образом этот свитер оказался у меня под подушкой?

Мы с мамой только переглянулись и ничего не могли ответить.

— Сейчас вы всё узнаете! — сказала Анфиса Николаевна. — Стойте здесь. Близко ко мне не подходите! Он в сарае! — Она на цыпочках подошла к двери сарая.

С этой минуты всё стало происходить, как в кино.

66

Анфиса Николаевна, негромко постучав в дверь и отодвинув засов, сказала:

— Выходи… Не прячься… Я же знаю, что ты здесь… Не бойся… Тут никого нет… Фашисты далеко… Патруль только что проехал… Выходи. Я помогу тебе…

Она отступила шага на два от двери. В сарае кто-то зашевелился, скрипнули доски, и громыхнуло ведро. Мама прижала меня к себе… И вот наконец старая дверь тихонько отворилась, и в ней показался… Василий Васильевич!! Он, не глядя на нас, сказал Анфисе Николаевне, совсем как мальчишка:

— Тётенька… вы меня не ругайте… вы меня простите… Я же не воришка… Я очень есть хотел…

Анфиса Николаевна подошла и, никого не стесняясь, заплакала. А Василий Васильевич обнял её одной рукой, а другой смахивал с глаз слёзы. Он всё время кусал губы, наверно, чтобы не разреветься, и говорил:

— Сестрёнка… милая ты моя… сестрёнка… родная…

А Анфиса Николаевна счастливым голосом повторяла:

— Васька… братишка… Слава тебе господи… Счастье-то какое… Васька… разбойник ты всё-таки…

Потом она взяла Василия Васильевича за руку и увела в дальний конец сада к огуречным грядкам. Там они что-то говорили, перебивая друг друга, и Анфиса Николаевна то смеялась, то вытирала слёзы, а мы все в сторонке огорошенно смотрели на них.

Потом Анфиса Николаевна поставила тарелки и рюмки для мужчин и пригласила всех обедать и выпить за самую счастливую в её жизни встречу.

За столом я забыл про еду и старался не пропустить ни одного слова из рассказа Василия Васильевича.

67

Мама умерла, когда ему было три года. Они с отцом жили в Таджикистане, в горах, на пограничной заставе. Отец был её начальником. На границе тогда было жаркое время, и Ваську забрала к себе в Симферополь тётка. Васька всё время мечтал поскорей вырасти и убежать к отцу на эаставу. Но ему не сказали, что отца убили в бою с последней бандой басмачей, и, когда поймали в Москве после второго побега от тётки, поместили в детдом.

Из детдома он тоже убежал в день, вернее, в ночь начала войны… Это было под Киевом. Он слышал гул самолётов в небе и разрывы бомб и видел зарево огня, но думал, что идут очередные военные манёвры, и решил поближе на них посмотреть.

На шоссейном перекрёстке Васька забрался в кузов грузовика и на остановке из разговоров шофёров узнал, что началась война. Он только боялся, как бы она не кончилась до его прибытия на фронт… Грузовик шёл из Киева в Севастополь… Так Васька оказался в Крыму… В то тревожное время милиционерам было не до беспризорных мальчишек. Он слонялся по Ялте, воровал на базарах лепёшки, ночевал где попало и, когда понял, что война с фашистами будет кровавой и долгой, начал готовиться к партизанским сражениям. Он хотел воевать с врагами в одиночку…

Однажды ему повезло. Блуждая по склону горы над Алупкой, он случайно обнаружил пещеру. Не такую большую, как некоторые пещеры Крыма, но в ней куда-то вытягивало дым, и в холодные ночи Васька разжигал костёр и спал около него…

Из слесарной мастерской покинутого всеми «Кипариса» он перетащил в пещеру всякие инструменты… Когда немцы заняли Крым и по шоссе стали сновать их военные грузовики, у Васьки уже были наделаны из стальной проволоки колючие шипы для диверсий.

Несколько раз там, где скалы нависают над дорогой, он устраивал завалы и надолго задерживал колонны фашистских грузовиков. И, довольный, потирал руки, когда, напоровшись на стальные шипы, лопались баллоны машин и шоферня вылезала из кабин с проклятиями партизанам, а офицеры покрикивали: «Шнель! Шнель!» Но всё это он старался делать подальше от пещеры, чтобы ищейки не нашли её во время облав.

Он научился бесшумно красться и видеть в темноте, как кошка. Бывало, даже собаки просыпали, вроде Кыша, его очередной рейд в чужие огороды за огурцами. Особенно он, повадился лазить в огород Анфисы Николаевны…

Васька заболел. Простудился ночью в пещере. Двое суток его трясла лихорадка. От голода он еле стоял на ногах, но попрошайничать не хотел: боялся, что кто-нибудь выдаст его немцам. А Анфиса Николаевна, которую наши оставили как разведчицу для связи с партизанами, поняла, что в огород лазит наверняка кто-то скрывающийся от немцев. Может быть, раненый. Ведь она нашла окровавленный бинт. Это у Васьки была перевязана коленка. Зная, как холодно бывает по ночам в горах, она нарочно вывесила на верёвке, на видном месте, тёплые вещи и попала в точку. Больной Васька стянул их с верёвки, оставив на прищепке записку: «После войны рассчитаемся. Спасибо…»

Васька выздоровел. Теперь с одеялом и свитером в пещере ему было тепло.

Иногда он украдкой наблюдал за Анфисой Николаевной. Ему просто не терпелось узнать, как себя ведут «обчищенные» им люди и кто они. И почувствовал, что Анфиса Николаевна, тогда ещё совсем молодая, — свой человек. Васька поэтому даже осмелился однажды слопать у неё обед.

А бутыль с постным маслом Васька унёс вот для чего: он засёк время, когда четверо фашистских офицеров ездили по вечерам на «мерседесе» кутить в Ялту. Возвращаясь, они, пьяные, по очереди вели машину, выхваляясь друг перед другом в лихаческих виражах на горной дороге.

На самом крутом вираже, увидев вдали фары «мерседеса», Васька вылил на асфальт постное масло. Один из офицеров, заметив масляную лужу, что-то крикнул пьяному дружку, тот с испугу резко затормозил, но было уже поздно: «мерседес» занесло как раз в луже масла и бросило под откос. «Вот вам, гады!.. Не будете к нам соваться!» — сказал тогда Васька, смотря на полыхающий внизу «мерседес»…

Немцы стали за ним охотиться. Тогда он спрятался в сарае Анфисы Николаевны, и однажды вот точно так же, как сегодня, как только что, она сказала ему:

— Выходи… Не прячься… Я же знаю, что ты здесь… Не бойся… Тут никого нет… Фашисты далеко… Патруль только что проехал… Выходи, я помогу тебе…

И Васька вышел. Анфиса Николаевна не ожидала увидеть мальчишку. Он рассказал ей про все свои партизанские дела и поклялся воевать с захватчиками в одиночку до полной победы… Анфиса Николаевна переправила его к партизанам. Он стал бесстрашным разведчиком. Однажды вместе с товарищами отбил у немцев машину, в которой везли в Симферопольскую тюрьму Анфису Николаевну. Они поклялись быть братом и сестрой… Потом Ваську ранило осколком мины в щёку. Его увезли, переправили в госпиталь, а Анфиса Николаевна перешла через линию фронта к нашим… Они потеряли друг друга. Кто-то сказал Ваське, что Анфиса Николаевна погибла, выполняя задание в тылу врага, а до неё дошли слухи о смерти Васьки от тяжёлой раны… Всё-таки они пытались после войны навести справки, но Анфиса Николаевна даже не знала Васькиной фамилии. Ведь ему дали её по партизанской справке при получении паспорта.

А Анфиса Николаевна после войны вышла замуж и жила под Ленинградом на станции Токсово. Совсем недавно, после смерти мужа, она поменяла свой дом в Токсове на этот, тоже когда-то бывший своим, с которым столько было связано в её жизни.

А Василий Васильевич частенько после войны бывал в Крыму, встречал старых друзей и не терял надежды увидеть свою старшую военную сестру живой и невредимой. И вот недавно шофёр «Рафика», тоже в прошлом партизан, встретил Анфису Николаевну и позвонил по телефону Василию Васильевичу. Тот велел ему помалкивать до поры до времени. Он захотел, чтобы всё повторилось так, как было во время войны, и чтобы они оба вспомнили всё до мельчайших подробностей… И обчищенные грядки, и три выпавших у Васьки из-за пазухи огурца, и сломанную жёлтую мальву, и съеденный обед, и бутыль постного масла… И всё, всё, всё, что произошло с ними и с Родиной в те тяжёлые времена…