Наследство Империи - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 67

И Брюс, проходя мимо, одарил их независимым взглядом.

– А что? – шепотом спросил он. – Он там жидкий?

– Я тебе его не покажу, – доктор Ванн подмигнул. – Если ты поглядишь на него сейчас, твое сердце навсегда отвратится от брата. Ты станешь видеть его таким, недоделанным, будто это его истинная натура. Зачем тебе кошмар? Ты ведь собираешься любить его?

Брюс вскарабкался на табурет и положил локти на стол, а поверх них подбородок. Ну-с, господа «гориллы», кто кого переждет? Доктор Ванн возбудил его воображение. Там, в темноте капсулы, перед его внутренним взором формировались трубчатые кости, эластичные связки оплетали их, как приводы совершенного механизма, внутренние органы собирались, как из мозаики, влажные красные мышцы прилегали к скелету, пронизанные алыми и синими сосудами – как на анатомической схеме. И кожа. Смуглая, того же природного оттенка, что у самого Брюса, обтягивает весь этот конструктор. Последними, должно быть, сформируются ногти. Сейчас-то они еще вроде желе.

– Вы тут круглосуточную вахту собрались нести? – поинтересовался доктор, когда настал вечер и Эвридика явилась отвести своего питомца в душ. – Если так, я категорически возражаю и немедленно звоню директору. Я несу полную ответственность за исполняемый мною заказ. Мало ли с какой целью вы собираетесь остаться с ним наедине. Никто не останется тут на ночь, а лабораторию я запру. И опломбирую!

Бедняги, они и прежде были уверены, что Шеба заселена одними психами. Хе-хе, между прочим, это они еще Спиро не видели.

Между тем приблизилось время «X».

Так они и планировали: выхватить Брюса за несколько дней до того, как за ним приедут, чтобы дать пространство маневру. Кто же знал, что те приедут настолько раньше? Гостиницы тут нет, это Брюс усек, а значит, их поселили где-то в этом же блоке, предназначенном для предпродажной подготовки кукол. Мелкой, но очаровательной чертой подобного размещения было то, что «комнаты» запирались исключительно снаружи. Или не запирались вовсе, в соответствии со статусом гостя. Брюс как раз размышлял, как было бы здорово прокрасться по коридору на цыпочках и закрыть всю эту ничего не подозревающую компанию хотя бы на одну нужную ему ночь, и вовсе не ожидал, что одна из «горилл» бросит свой надувной матрац в его собственной камере. Его взяли под круглосуточный присмотр.

Это выглядело полным крахом всего предприятия. Он даже не мог теперь отправиться к Назгулам и предупредить Норма и, пожалуй, впервые с момента начала этой эпопеи был так близок к настоящей панике.

Его не так воспитывали: да, дома его звали рядовым, но у него всегда было право голоса и собственное мнение, которое высказывалось, даже когда никто его не спрашивал. Когда его похитили в первый раз, переведя его, единственного и неповторимого, в разряд товаров, Брюс решил, что это сбой правил реальности, что Мак-Диармид виновен в нарушении законов, заложенных в основание мира, что он – враг каждого и за это должен быть наказан. Но потом... потом они начали перебрасывать его друг другу, как мячик: сперва Люссак, а потом эти все – и мадам хозяйка Шебы, и пустоглазая Эвридика, и Сниро, и все те, кто спешил по коридорам, озабоченный своими делами. Они ставили его не больше, чем в ничто.

Но по крайней мере до сих пор у Брюса была своя комната! Вторжение постороннего мужчины, который не разговаривал с ним, смотрел сквозь него и время от времени пользовался их общим унитазом по малой нужде, словно его, Брюса, вообще тут не было, уничтожило его морально. Его «я», прежде распространявшееся сколько видел глаз, – горизонты Нереиды особенно в этом отношении хороши! – сделалось крохотным, как искорка, и еле теплилось где-то в животе. Пытаясь сберечь хоть эту угасающую искру» Брюс скорчился на койке, лицом почти вплотную к голубому пластику стены, и обхватил себя руками. У него просто кончился резерв негодования, на котором он держался все это время, и сейчас он остался полностью беспомощным. Сил хватало только на то, чтобы не выпустить наружу слезы: он мог, наверное, плакать беззвучно, но шмыганье носом не утаить. А вот это было бы совсем уж стыдно.

И от всего этого мальчишка так устал, что заснул.

При этом ему снилось, что он не спит. Будто бы дверь открывается, вокруг – и в коридоре тоже! – ходят какие-то люди, о чем-то говорят, стоя над ним, и это было так страшно, что спастись он мог, только продолжая прикидываться спящим.

Очнулся внезапно, словно толкнули кровать. Горела лампочка-ночник у изголовья, но сбоку на полу лежала глубокая тень, и там происходила какая-то возня с пыхтением. Слезть с кровати, чтобы не наступить на извивающиеся тела, было совершенно невозможно, а потому он, подскочив, как укушенный, встал на кровати на коленях и опасливо свесился вниз, пытаясь выяснить, где тут «не наши» и кому помогать.

– Шеба всегда представлялась мне чудным местечком, – сказал Норм, поднимая к свету всклокоченную голову и тяжело дыша. – Пойдем!

– A этот?

– Тут полежит. Дверь запрем.

– А лазер ты с него не снимешь? Он же им замок прожжет, когда очухается.

– Нет на нем никакого лазера. Никому не позволяется расхаживать тут с оружием, и уж тем более гостям вроде этих. Остальные где, не знаешь?

Брюс покачал головой.

– Ладно, наплевать. Пошли в лабораторию.

По коридору налево, шесть дверей, лифт. Второй уровень. Брюс нервно сглотнул.

– Я не мог предупредить, что они приехали.

– Все нормально, я знал.

– А-а! Тогда ладно.

Лаборатория, как и обещал доктор Ванн, была заперта, а свет в коридоре приглушен. Над дверью, слабо жужжа, крутилась камера слежения.

– Э-э-э? – поинтересовался насчет нее Брюс.

– Не бери в голову, – отмахнулся Норм, зачем-то прижимаясь к стене ухом. – Она нас не видит. Биллем, вы тут? Нам надо попасть внутрь. Справитесь?

Брюс все еще смотрел на камеру и потому увидел, как та помотала объективом, словно глазом в глазнице повращала, а после и вовсе отвернулась в противоположную сторону. Что-то щелкнуло в замке, но ожидаемого шипения, с каким всегда открываются герметичные двери, не последовало.

– Это еще что?

Каждый из лепестков двери-диафрагмы был снабжен ушком, а ушки все соединены тонкой проволочкой. Концы проволочки уходили в зеленую пломбу из мягкого пластика с оттиснутой поверху печатью. Брюс сроду не видел ничего подобного и теперь соображал, с какого боку в эту штуку может быть встроена вопилка.

А Норм просто взял и сорвал пломбу.

– Секретность нам больше не нужна. Время наглеть. Вперед.

Свет включился автоматически, что было весьма кстати. Брюс ястребом ринулся на холодильник. Номер своего заказа и коды проб он помнил наизусть и помеченную ими пробирку нашел в мгновение ока. Норм тем временем включил микроволновой уничтожитель. Минута – и нету у Шебы никакого запаса драгоценных генов Эстергази.

– Ну?

– Есть еще одно. – Брюс давно маялся, как об этом сказать. – В общем, тут есть еще одна штука, где мои гены. С ней не так просто.

Чан с «братцем» стоял на стеллаже: третья полка, второй справа. Контрольная панель вся в зеленых огоньках: развивается нормально. На таймере бежала цифра: время до автоматической готовности. Брюс нажал кнопку, и полка выдвинулась вперед, держа матовую капсулу как на протянутой ладони. Обойдя полку, Брюс взял у стены лабораторную тележку и встал так, что она пришлась между ним и Нормом. Посмотрел исподлобья.

– Я без него не полечу.

Он нормальный. Он... он приходит, когда другой надежды нет. Он поймет. У него была Игрейна.

– Брюс, – сказал Норм, – операция на него не рассчитана. Ты понимаешь?

– Я его туда не суну.

– Я тоже не наемный убийца. Давай разделим цели. Мы спасаем тебя, чтобы вернуть матери. Пока мы ограничиваемся только этим, мы хоть и мешаем тем и другим, так удобно насчет тебя сговорившимся, но по большому счету они могут на нас только досадовать и мелко гадить из-за угла. Если мы заберем чан, мы оказываемся виновны в краже дорогостоящего имущества и уникальной технологии. Мы становимся подсудны. Более того, в нас теперь можно стрелять. Разрушать планы Люссака мы станем в следующий раз. Если мы оставим его здесь, господину Президенту придется им удовлетвориться.