Господа офицеры - Зверев Сергей Иванович - Страница 43

Штабс-капитан Андрей Левченко, бежавший чуть сзади, думал о том, что еще и суток не прошло, как они с великим князем уходили от лагеря в горы по соседнему распадку. А теперь вот – надо же! – возвращаются. И собираются ввязаться в такое дело, что бог весть, удастся ли уйти во второй раз.

У двоих молодых казаков, здорово походивших друг на друга, и мысли были сходные: выполнить приказ, догнать предателя, застрелить негодяя! Станичники быстро поняли, что поручик Голицын – настоящий командир, за таким они были готовы идти хоть к черту на рога.

Петр Николаевич Бестемьянов, отставной унтер, не думал ни о чем. Старого дядьку переполняла радость: его Николенька, его соколик снова рядом, и всегда можно прикрыть великого князя грудью, отдать за него жизнь. Но, страшась за питомца куда больше, чем за себя, Бестемьянов ни на миг не усомнился в праве юноши идти в этот бой вместе со всеми.

Ну, не идти. Бежать.

Наконец, армянский мальчик, которого турки-мародеры лишили родных и отчего дома, мечтал лишь о том, как храбрые русские устроят негодяям кровавую баню, отомстят за его родителей, маленькую сестренку, односельчан.

Им почти удалось догнать Дергунцова, приблизиться к предателю на расстояние прицельного выстрела, но все же они немного не успели.

Дергунцов тоже крайне рисковал: на плечах у него висели разъяренные преследователи, а впереди было боевое охранение турок, солдаты которого вполне могли открыть огонь по ненормальному в русской военной форме, который несется на них сломя голову.

Не открыли. Видимо, Дергунцов загодя готовился к этому моменту и выучил пару турецких фраз вроде «Сдаюсь! Не стреляйте!».

Под огонь турок попал как раз отряд Голицына, который спустился почти к самому берегу, на дно распадка и оказался на виду у неприятеля.

Появление из глубокого тыла сначала русского перебежчика, а затем и непонятно откуда взявшегося вооруженного отряда не могло не озадачить турок, и среди солдат боевого охранения замелькали офицерские фески. Ясное дело, что Дергунцов тут же объяснил туркам, кто такой он сам и что за люди его преследуют, не умолчал он и о том, что среди этих людей имеется великий князь, сбежавший вчера из плена.

Поручику и его отряду приходилось несладко: огонь турок усиливался, в дело вступили пулеметы. Если бы русских сейчас заставили залечь, плотно прижали к земле, то тут бы и пришел им конец. Под прикрытием огня турки просто подошли бы на расстояние броска гранаты, и...

Но, странное дело, при такой плотности огня был он, как бы это точнее выразиться, неприцельным. Все пули шли довольно высоко над головами. Создавалось впечатление, что противник хочет не уничтожить отряд Голицына, а отсечь его от распадка.

«Ага! – догадался Голицын. – Эта сволочь Дергунцов сказал, что со мной великий князь. Турки вовсе не желают его убивать, он им живой нужен. Значит, сейчас вышлют группы захвата».

Так и случилось. Около сорока турецких солдат, разделившись на две группы, стали обходить отряд поручика с флангов. Численное превосходство у них подавляющее. Неважно складывалась ситуация!..

Положение, которое из плохого стремительно становилось безнадежным, спас маленький проводник. Мальчик не в первый раз попал в этот распадок, он уже забредал сюда, когда лазал посмотреть из любопытства на чудовищную басурманскую пушку. Поэтому он знал потаенные козьи тропки и отнорки распадка.

Мальчик подполз к Бестемьянову, что-то сказал ему, настойчиво указывая рукой назад и влево, где громоздилась груда огромных гранитных валунов. Как хвалил сейчас себя Сергей Голицын за то, что поддался просьбам старого унтера и взял его в рейд: ведь только Бестемьянов с пятого на десятое понимал по-армянски.

Скомандовав всем отходить за проводником и Бестемьяновым, поручик открыл беглый винтовочный огонь по левой группе захвата.

«Откуда им знать, сколько человек осталось прикрывать отход? Продержусь, пока остальные не доберутся до валунов, там, не иначе, есть какой-то лаз, тайный проход, а потом... Одному отходить легче», – лихорадочно думал поручик Голицын, выпуская пулю за пулей. Счет пошел на доли секунды.

И вдруг Сергей услышал рядом с собой, чуть сзади, тявканье армейского «нагана».

Эт-то что еще такое? Кто вдруг с непрошеной помощью подоспел?!

Ясно, кто: юный герой, леший бы его побрал! Все не терпится великому князю буйную голову сложить, лишь бы доказать всем, какой он храбрец. Голицын чуть не выругался вслух: теперь вдвоем отходить придется...

Но, когда уже весь отряд без потерь оказался по ту сторону хитрого лаза меж валунами, в густом подлеске, когда стало ясно, что на этот раз они оторвались от неприятеля и вновь натянули туркам нос, Голицын изменил свое мнение об отчаянном поступке Николеньки.

– Я ведь догадался, – сказал юноша в свое оправдание, – что турки меня убивать не хотят! Поэтому и решил помочь вам прикрыть отход остальных. Я застрелил двух турок, я точно видел! Теперь я заслужил право остаться?

Голицын переглянулся с Левченко. Да, оказался великий князь не только сообразительным, но и весьма храбрым, к тому же необыкновенно везучим пареньком. В этой короткой схватке он показал себя настоящим мужчиной.

– Хорошо, – сказал Голицын после минутного размышления. – Ты остаешься.

Про себя поручик подумал, что пусть лучше молодой и пылкий храбрец будет под его приглядом. А то, пока доведет их проводник до линии фронта, непременно ввяжется великий князь еще в какую-нибудь стычку и погибнет ни за грош. Бестемьянову соколенка не удержать.

– Что будем делать, командир? – спросил Сергея Андрей Левченко. По чину пехотный штабс-капитан и поручик гвардии равны, но Левченко сразу и безоговорочно признал Голицына за старшего. – Сомневаюсь, что теперь мы сможем выполнить главную задачу... Наши планы выданы туркам предателем Дергунцовым. И динамита у нас нет, а гранатами такую махину не подорвешь. Я полагаю, нужно всем уходить за линию фронта, к своим.

– Нет, – отрицательно покачал головой Голицын. – Я обещал командующему сделать все возможное, чтоб заткнуть пасть этой немецкой дуре.

– Но как мы сможем ликвидировать «Большую Берту»? – недоуменно спросил великий князь, вмешиваясь в разговор старших.

– Появилась у меня одна мысль, – задумчиво сказал поручик и повернулся к Левченко: – Скажи, Андрей, ты ведь в пехоте служил? М-да... А я кавалерист. Но, перед тем как идти в рейд, прослушал от начальника артиллерии Кавказского корпуса небольшую лекцию о том, как эта сволочная гаубица устроена. Вот, послушайте...

34

Полуденное солнце отпылало над бирюзовым зеркалом озера Ван, зубчатые очертания дальних гор приобретали четкость, контрастно выделяясь на фоне темнеющего неба. До сумерек – в середине весны они в Восточной Анатолии очень короткие – оставалось не более получаса. В горах темнеет рано и сразу: словно плотный занавес опускается.

Грохот выстрелов «Большой Берты» смолк. Теперь до рассвета гаубица будет отдыхать от пальбы.

За столом в салоне штабного вагона расположились трое: командующий 3-й турецкой армией генерал Махмуд Киамиль, его начальник штаба немецкий полковник Вильгельм фон Гюзе и немецкий же шпион, который был известен в Петрограде под именем Владислава Дергунцова.

Все трое были весьма довольны встречей. «Дергунцов» только что передал своим хозяевам пленку, которую отснял, поднявшись на «Фармане» над прифронтовым городком Эрджишем.

– Вот видите, эфенди Киамиль, мое обещание выполнено! – довольным тоном произнес фон Гюзе. – Теперь малышка Берта станет зрячей! Вы, – полковник обернулся к агенту, – хорошо поработали и не зря рисковали. Жаль, что вам не удалось уйти незаметно. Печально и то, что в российской столице сумели выйти на ваш след и арестовали вашего шефа. Да, я сегодня получил шифровку из Берлина, с Александерплац... Увы, теперь вы раскрыты и больше не сможете помогать нам по ту сторону фронта. Но зато теперь вы в безопасности, а специалисту вашего уровня и здесь работы хватит. Если учесть еще вашу публикацию, которую перепечатала «Унзере Цайт»... Ах, какая жалость, что мы получили газетный номер чуть позже, чем следовало бы! Но ваша работа заслуживает тем не менее самой высокой оценки и поощрения. Я пошлю в наш Генеральный штаб представление на Рыцарский крест, вы заслужили этот орден.