Экология разума (Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии) - Бейтсон Грегори - Страница 56

"Двойное послание"

Опишем необходимые составляющие ситуации "двойного послания" (ДП-ситуации), как мы себе ее представляем.

1. Двое или более участников. Одного из них мы для удобства определения называем "жертвой". Мы не предполагаем, что ДП-ситуация создается исключительно матерью; она может складываться и при участии обоих родителей или, возможно, братьев и сестер.

2. Повторяющийся опыт. Мы предполагаем, что "двойное послание" повторяющийся "сюжет" в жизненном опыте жертвы. Наша гипотеза связана с действием не единичного травматического переживания, а некоего повторяющегося опыта, в результате которого ДП-ситуация становится привычным ожиданием.

3. Первичное негативное предписание. Оно может принимать одну из двух форм:

(a) "Не делай того-то и того-то, иначе я накажу тебя" или

(b) "Если ты не сделаешь того-то и того-то, я накажу тебя".

Мы выбираем здесь контекст обучения, основанного на избегании наказания, а не на стремлении к награде, хотя для этого, может быть, нет формальных оснований. Мы предполагаем, что наказанием может послужить как холодность матери (или родителей), так и выражение ее (их) ненависти или гнева, а кроме того (что, возможно, является худшим из наказаний), проявление родителями полной беспомощности, вызывающей у ребенка чувство катастрофической незащищенности [3].

3 Наши представления о наказании сейчас уточняются. Оно, как нам кажется, основано на опыте восприятия, который не укладывается в объем понятия "травма".

4. Вторичное предписание, которое вступает в конфликт с первым на более абстрактном уровне и так же, как и первое, подкрепляется наказаниями или сигналами, угрожающими самому существованию. Вторичное предписание описать труднее, нежели первичное, по двум причинам. Во-первых, вторичное предписание относится к более абстрактному уровню и обычно передается ребенку невербальными средствами. Это могут быть поза, жест, тон голоса, значимое действие, нечто подразумеваемое в словесном комментарии. Во-вторых, оно может противоречить любому элементу первичного запрещения. Вербальные формулировки вторичного предписания, следовательно, могут быть чрезвычайно разнообразными. Например: "Не считай это наказанием", "Не считай, что это я тебя наказываю", "Не подчиняйся моим запретам", "Не думай о том, чего ты не должен делать", "Не сомневайся в моей любви. Мой запрет является (или не является) ее выражением" и т.д. Возможны также случаи, когда "двойное послание" создается не одним индивидом, а двумя, например, один из родителей может отрицать на более абстрактном уровне предписания другого.

5. Третичное негативное предписание, лишающее жертву возможности покинуть поле. Формально, наверное, нет необходимости выделять это предписание в особый пункт, поскольку подкрепление на двух других уровнях уже включает угрозу существованию. Кроме того, если ДП-ситуации имеют место в раннем детстве, то очевидно, что ребенок не может их избежать. Однако в некоторых случаях, по-видимому, невозможность для жертвы бегства из ситуации обеспечивается с помощью специальных средств, которые не являются чисто негативными, например с помощью внезапных обещаний любви и т.п.

6. Наконец, полный набор составляющих перестает быть необходимым, когда жертва приучается воспринимать мир в стереотипах (patterns) "двойного послания". Почти любой фрагмент ДП-паттерна может теперь быть достаточным для того, чтобы вызвать панику или ярость. Стереотип конфликтных предписаний может воспроизводиться даже галлюцинаторными голосами (Perceval, 1836, 1840).

Действие "двойного послания"

В дзен-буддизме высшая цель состоит в достижении просветления. Мастер Дзен стремится различными способами вызвать просветление у ученика. Один из этих способов состоит в том, что он заносит палку над головой ученика и свирепо говорит: "Если ты скажешь, что эта палка реальна, я ударю тебя. Если ты скажешь, что эта палка нереальна, я тоже ударю тебя. Если ты ничего не скажешь, я тоже ударю тебя". Мы полагаем, что шизофреник постоянно оказывается в подобной ситуации. Только он достигает не просветления, а состояния дезориентации. Ученик Дзен может, например, протянуть руку и выхватить палку у учителя, который, вероятно, примет такую реакцию. Шизофреник лишен подобного выбора, поскольку он едва ли может проявить такую "непривязанность" к межличностным отношениям, а цели и сознание его матери мало походят на цели и сознание учителя Дзен.

Мы предполагаем, что, попадая в ДП-ситуацию, индивид полностью теряет способность к различению логических типов. Определим основные характеристики этой ситуации.

(1) Индивид включен в очень тесные отношения с другим человеком, поэтому он чувствует, что для него жизненно важно точно определять, какого рода сообщения ему передаются, чтобы реагировать правильно.

(2) При этом индивид попадает в ситуацию, когда этот значимый для него другой человек передает ему одновременно два разноуровневых сообщения, одно из которых отрицает другое.

(3) И в тоже самое время индивид не имеет возможности высказываться по поводу получаемых им сообщений, чтобы уточнить, на какое из них реагировать, т.е. он не может делать метакоммуникативные утверждения.

Мы предполагаем, что именно такого рода ситуация складывается во взаимодействии будущего шизофреника и его матери. Однако подобное случается и в нормальных отношениях. Оказавшись в ДП-ситуации, человек начинает защищаться подобно шизофренику, т.е. принимает метафорическое утверждение за буквальное, когда он вынужден реагировать в ответ на взаимопротиворечащие сообщения, не имея возможности эти противоречия прокомментировать. Например, однажды некий служащий оказался дома в рабочее время. Его сослуживец позвонил ему и шутливо спросил: "Как ты туда попал?" Служащий ответил: "На машине". Он ответил на вопрос буквально, так как столкнулся с сообщением, в котором спрашивалось, почему он дома, а не на работе, но одновременно и отрицалось - самой формулировкой вопроса - что спрашивается именно это. (Поскольку сослуживец понимал, что влезает, собственно, в чужие дела, он сформулировал вопрос метафорически.) В описанной ситуации взаимоотношения с сослуживцем были для "жертвы" достаточно значимыми, так как он не знал, как будет использована информация, поэтому он и ответил буквально. Подобное поведение характерно для любого человека, оказавшегося в ситуации, где от него ждут немедленного ответа, и чувствующего себя в замешательстве. Достаточно вспомнить осторожные буквальные ответы свидетелей в суде. Шизофреник же постоянно пребывает в состоянии неуверенности, поэтому он привычно реагирует защитным застреванием на буквальном уровне, когда это совершенно неуместно, например, когда кто-то шутит.

Шизофреники путают буквальное с метафорическим и в собственных высказываниях, если чувствуют себя попавшими в ДП-ситуацию. Например, пациент испытывает желание упрекнуть своего терапевта за опоздание, но он не знает точно, какого рода сообщение несет в себе это событие, в особенности если терапевт предварил реакцию пациента и извинился перед ним. Пациент не может сказать: "Почему вы опоздали? Вы не хотели встречаться со мной сегодня?" Это было бы обвинением, поэтому он прибегает к метафоре. Он может сказать тогда: "У меня был приятель, который вовремя не успел на корабль, его звали Сэм, а корабль чуть не утонул..." и т.д. Он разворачивает метафорическую историю, в которой терапевт может заметить, а может и не заметить комментарий по поводу своего опоздания. В метафоре удобно то, что она оставляет терапевту (или матери) возможность усмотреть обвинение, если ему (ей) угодно, или пропустить его мимо ушей. Если терапевт примет обвинение, содержащееся в метафоре, тогда пациент может согласиться, что история про Сэма была метафорической. Если же терапевт скажет (чтобы избежать обвинения), что эта история кажется ему неправдоподобной, пациент начнет убеждать его, что действительно был такой человек, которого звали Сэм. В качестве реакции на ДП-ситуацию метафорическое высказывание создает безопасность. При этом оно же не дает пациенту высказать обвинение, а он хочет это сделать. Но вместо того, чтобы предъявить обвинение, признав, что рассказ был метафорой, шизофреник пытается отрицать сам факт метафоричности, делая рассказ еще более фантастичным. Если терапевт проигнорирует обвинение, содержащееся в истории про Сэма, шизофреник может рассказать историю о путешествии на Марс в ракете, что будет еще одной попыткой транслировать обвинение. Указание на то, что это утверждение метафорично, заложено в фантастичности самого рассказа, а не в сигналах, которые обычно сопровождают метафору, указывая слушателю, следует ли понимать сообщение буквально или в переносном смысле.