Змееборец - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 63

– По-моему, это честно. По-моему, Йорик, только так и надо поступать. Вот ты не можешь стать женщиной, а если бы мог, ты бы не спрашивал, честно это или нет. Это же, – Тресса на цыпочках протанцевала вокруг него, щелкнула пальцами, – так естественно, дэира. Что может быть честнее твоей собственной природы? Но куда они делись потом? Действительно вознеслись? А ты? Где ты был все те годы… сколько же, – она нахмурила брови, – восемнадцать лет. «Хисстары» просуществовали восемнадцать лет, прежде чем исчезнуть. Так. Стоп.

Она с ногами забралась в кресло, где только что сидел Эльрик. Такая маленькая, по сравнению с… собой же. Такая… святы небе, такая – другая!

– Давай-ка по порядку, – черный коготь постучал по подлокотнику, – сначала «Хисстары». Они?

Не мы.

Мы прокляты. Зачеркнуты. Разбиты.

Немы.

Допеты песни. Позабыты.

Не так. Не там. Забытыми путями.

Растоптаны.

Уходим – но не с вами.

Завершены.

Деяния. Дороги. Города.

Ушли.

Легко. Наивно. Навсегда.

– Они вознеслись, – подтвердил Йорик. – Однажды, прямо во время концерта, поднялись в небо и исчезли. Все. Не только те, кто был на сцене. Нас ведь было гораздо больше, чем видели фанаты. Рилдир забрал их, убил их, сделал духами. Они сами этого захотели, они сами попросили меня.

– Зачем?

– Мы верили, – Йорик почувствовал, что теряет отстраненность, возвращается туда, куда ему не хотелось возвращаться. Странное дело, неужели вся его жизнь – это история, которую не хочется вспоминать? – Мы верили, – повторил он. – Восемнадцать лет – это большой срок, никто не становился моложе, а напряжение росло. Нас пытались пугать, пытались убивать, а хуже всего, что убивали тех, кто нам верил. Там было много всего, хорошего и плохого… и «Хисстары» решили уйти, потому что оказались перед выбором: остаться жить или стать легендой. Если они и не были святыми, то стали ими, когда выбрали смерть.

– А ты?

– А я до сих пор жив.

– Звучит так, как будто ты этим недоволен.

– Ты же знаешь, что это не так. А последние месяца три я просто счастлив, и об этом ты тоже знаешь. Мне даже Легенда жизнь отравить не может. «Хисстары» вознеслись, а я проснулся однажды утром и подумал, сколько же мне лет? Выяснил, что уже тридцать пять. И уехал на Анго. На Ронбахт, потому что в Ронбахте тропики и всегда тепло.

Ему проще, чем представителям короткоживущих народов, было получить вид на жительство в любой из колоний Анго. Шефанго считали, что любой из нестареющих рано или поздно обязательно станет хоть в чем-то полезен, поэтому приняли бы Йорика Хасга, независимо от того, мог ли он оказаться полезным прямо сейчас.

Поэтому Йорик не ожидал никаких проблем с иммиграционными службами Анго, но оказался не готов к тому, что его пригласят в консульство уже через два часа после официальной просьбы о предоставлении вида на жительство. Как и к тому, что беседовать с ним будет не человек, а живой шефанго. Один из хиртазов конунга Ронбахта.

Первый шефанго, которого Йорик увидел наяву. Высокий, ростом почти с Йорика, сероглазый, русоволосый… монстр. Клыки, когти, глаза – все, как показывают по ви-каналам, и личина, не изменяющая внешность, лишь экранирующая воздействие на психику. Он назвался Рейном Захтеном, такое у него было прозвище – Захтен, Жадный. Хотя, Йорик вовремя сообразил, что в случае его собеседника прозвище означало отнюдь не жадность, а способность извлечь максимум пользы из минимума возможностей. Зароллаш – опасный язык, и хорошо еще, что шефанго не возражают против того, чтобы чужеземцы называли их по имени, без прозвищ.

Вежливо поздоровавшись, и, вроде бы, поклонившись, хотя за это Йорик бы не поручился, Рейн подвинул к Йорику кундарб-планшет, и предложил ознакомиться с текстом.

Текст был простой: список принятых в обиходе названий программных заклятий для кундарбов. Довольно длинный список. Ни одно из заклятий в нем не было легальным, ни на одно из них не было патента, и все они – все без исключения – использовались в противозаконных целях.

– Вам известно имя разработчика? – поинтересовался Рейн.

– Известно, – признался Йорик. И поскольку Рейн продолжал выжидающе смотреть на него, а выжидающий взгляд шефанго – это не то, что можно долго выдерживать, пришлось продолжить: – Разработчики – Тэнлие Нур из Звездного Замка, и Орк. Еще тот отморозок.

– Талантливые парни, – заметил Рейн.

– Они умерли, – сообщил Йорик.

– Жаль. Конунгу Ронабхту пригодился бы такой талант. В равной степени, господин Хасг, конунгу нужен и безымянный поэт, чьи песни поют «Хисстары».

– Пели, – сказал Йорик.

– До тех пор, пока их слушают, о них можно говорить в настоящем времени, – Рейн сказал это, как нечто само собой разумеющееся, а спорить на такие темы было не время, и не место. – Мы, кстати, не ограничены никакими международными законами, – добавил шефанго, – поэтому вы сможете легализовать свои заклинания, и продавать их за те деньги, которых они стоят. Также вы будете вне цензуры, церковной или любой другой. Но для того, чтобы мы могли защитить вас, нужно получить статус холль.

– Прошу прощения, – сказал Йорик, – я правильно понимаю, что «холль», и «холль» – это два разных статуса.

Он постарался с максимальной точностью скопировать интонацию Рейна. И тот, кивнув, продемонстрировал где-то с полтысячи острейших зубов. В те времена Йорик еще не знал, что такая улыбка в адрес чужеземца считается одобрительной, он знал лишь, что его клыкам до этого хватательно-разрывательного набора очень-очень далеко. А на душе, все-таки, потеплело. Шефанго были гораздо страшнее, чем он. Гораздо… более чуждыми миру, людям, нелюдям. И их это нисколечко не смущало. Ну, и правильно. Так и надо.

Вот только с двумя разными статусами возникала проблема. Йорик хотел приехать в Ронбахт на общих основаниях: первые пять лет иммигранты жили и работали в конунгатах, оставаясь подданными тех государств, которые они покинули, или вообще без подданства. Они назывались холлями, у них были свои права, и на них распространялась часть законов конунгата, но только часть. Йорика это полностью устраивало. Он не хотел становиться подданным какого бы то ни было государства. Он был сам по себе. С того дня, как покинул Айнодор, он был сам по себе: существо без племени, без родины, без государя.

А Рейн предложил ему стать подданным Анго. Чужеземцы, получившие подданство Империи тоже назывались холлями. С другой интонацией. И становиться таким холлем Йорик не собирался, хотя и понимал, что в этом есть смысл, что это разумно.

И удобно для всех, и для Йорика, и для конунга Ронбахта.

– Нет, – сказал он. – Благодарю за предложение, но я откажусь. И через пять лет, скорее всего, откажусь снова.

– Почему? – прямо спросил Рейн.

– Долго объяснять, – ответил Йорик.

– Досадно, – сказал Рейн, – но, тем не менее, мы будем рады видеть вас в Ронбахте.

Это не было началом, это было завершением. Тогда еще речи не шло о его осаммэш, и о работе в университете Шенга. Просто еще один талантливый программист навсегда уехал в Империю, просто еще один поэт сбежал с материка. Йорик попросил у жизни передышку. И получил ее. А когда отлежался, восстановился в целительной рутине имперских будней, понял, что больше отдыхать не может.

И уехал снова. Теперь уже – на Фокс. Чтобы вступить в войска Владетельного конунга. И вот тогда-то все и началось. Йорик Хасг, у которого было только имя, и ничего – за именем, начал как-то очень быстро, совершенно бесконтрольно для самого себя, становиться личностью. Кем-то живым. Кем-то настоящим.

Кем-то, у кого есть будущее.

Крейсера «Гончая» тогда не существовало даже в проектах.