Змееборец - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 6

– С-стрелки, – недовольно процедил Серпенте, отряхиваясь от засыпавших его щепок и земли, – весь твой сброд сюда набежал. А все из-за твоего пистолета, скотина. Вставай! – он отвесил Краджесу легкого пинка.

Атаман привстал, опираясь на руку, осторожно поднес ладонь к правой щеке, ожидая нащупать там глаз, полувытекший, как яичный желток. И только потом понял, что смотрит двумя глазами, а на лице, похоже, и крови почти не было. Это что ж получается, он Капитана ни за грош, с одного только перепугу сдал?

Внутрь влетела вязанка хвороста, за ней еще одна и, слепя глаза, вонзились в хворост обмотанные подожженной паклей стрелы.

– Не стрелять!… – заорал было Краджес, отшатываясь от полыхнувшего пламени.

– Не ори! – рявкнул Серпенте. Огонь бросил на его лицо пляшущие блики, и Краджесу показалось, что десятиградец скалит зубы в жестокой ухмылке. – Не ори, штэхе, – повторил Серпенте, заряжая брошенный Краджесом пистолет, – не мешай людям умирать.

Одним движением забросив атамана на нары, он прямо через огонь рванулся к выходу из землянки.

И едва только снаружи послышались крики и лязг оружия, как Краджес снова стал самим собой. Стал атаманом… лейтенантом гвардии, солдатом. Ледяной, постылый страх растаял, как пленка инея на сердце. Как был, безоружный, Краджес кинулся наверх. Подхватил топор с лежащего у входа трупа. Снаружи было светло. Слишком светло для раннего утра. Меч Серпенте пылал, как осколок полуденного неба, и никого живого уже не было рядом с землянкой. На опушке леса рассредоточились стрелки, Серпенте попал под перекрестный огонь, но дважды пули лязгнули о его клинок, а от остальных купец…

да какой он, к матери, купец?!

просто увернулся, перекатился по земле, оказался в тени землянки. И на какое-то время Краджес потерял его, увидев вновь уже на краю леса. Нужно было спасать людей, всех, кто выжил. Спасать от чудовища в человеческом облике. Срывая голос, Краджес заорал, приказывая своим парням бежать, разбегаться, прятаться в лесу. Больше они ничего не могли сделать. Но сам он бежать не собирался, сам он должен был сражаться, даже если придется умереть. Недавний позорный страх нельзя было искупить иначе.

Все закончилось незадолго до рассвета. Последних разбойников мастеру Серпенте пришлось ловить далеко в лесу, – у них хватило ума выполнить приказ Краджеса и разбежаться в разные стороны. И что? Помогло это им? Серпенте находил людей по стойкому запаху страха, и убивал при первом же намеке на попытку сопротивления. Эта охота напоминала давние времена, что-то, о чем хотелось бы забыть, и хотелось всегда помнить. В любом случае, давно ему не приходилось охотиться на людей, и убивать не приходилось давно. Ведь не хотел же браться за меч… Если бы Краджес не вынул клинок из ножен, все остались бы живы.

Давай, умник, ищи оправдания, это у тебя хорошо получается. Все кругом виноваты, только не ты, разумеется.

Он убил даже тех, кто бросил оружие. Пощадил лишь двоих, взмолившихся о пощаде в самом начале боя, еще до того, как Серпенте уверился в том, что уничтожить нужно всех. Двое сдавшихся, да Краджес, который даже не успел толком ввязаться в драку, итого получилось трое разбойников с ранениями разной степени тяжести. Один из них любезно проводил Серпенте к ручью, где, в притопленных бочках, кроме разного чужого добра нашлась и отнятая вчера одежда. Жеребец десятиградца тоже нашелся, возле того же ручья, в компании двух мохнатых пони, на каких ездили гиеньские горцы. В общем, не так все плохо. Если не считать морального ущерба и нескольких синяков, остался, можно сказать, при своих. Да и сколько того морального ущерба? Не детей ведь убивал, не дедов беспомощных, а вооруженных мужиков, любой из которых сам готов был убить.

Почти самозащита.

Хм. Почти. Да.

Найти место, с которого видно было бы весь лагерь, получилось не сразу. А то, что нашлось, было достаточно далеко, чтобы счесть его наблюдательным пунктом мог разве что Серпенте Квирилльский, научившийся в морских походах далеко смотреть и хорошо видеть. Он как мог удобно устроился между веток на верхушке высокого дуба, ругнулся по поводу обрушившихся с листьев водопадов, и стал ждать.

Краджес говорил, что сегодня должен явиться некий Капитан, что ж, мастер Серпенте собирался посмотреть на того Капитана, посмотреть, а, может, и побеседовать, если сразу убить не придется.

Две личины

Лейтенант Краджес лежал, там, где оставил его бешеный купец – посреди лагеря, недалеко от навеса над кухней. Двое других парней были связаны и заперты в одной из землянок. Серпенте перед тем, как уйти, перевязал Краджеса, а напоследок больно ткнул пальцами куда-то под челюсть, так что ныло до сих пор. Что уж это было такое, Краджес не знал, только язык его теперь не слушался. А еще не слушались ноги. И последнее было гораздо хуже. Потому что Капитан ведь придет, и лучше бы встретить его подальше от лагеря. Серпенте не ушел далеко, затаился где-то, это наверняка. Он сидит и ждет Капитана. Бес безрогий, сволочь хитрая, упырина прожорливая…

Краджес бы сейчас одну ногу отдал, лишь бы на другой как-нибудь до своей землянки добраться и сигнал тревоги послать. Он пробовал ползти, опираясь на руки, но от боли в раненом плече потерял сознание, не продвинувшись и на ладонь. Плохи были его дела, ох плохи. Оно понятно, что Капитан, когда увидит, что с лагерем сделалось, и сам встревожится дальше некуда. Но не оставит же он своего лейтенанта посреди леса помирать. Стоило бы оставить, однако Капитан-то ведать не ведает о том, как Краджес нынче ночью сплоховал, как сдал его вражине десятиградской. Значит, не бросит. Значит, сунется как раз под выстрел, или что ему Серпенте заготовил? Уж, наверное, не торжественную встречу под фанфары.

От отчаяния он снова попробовал ползти. И снова взвыл от боли, а перед глазами замелькали черные мушки. Когда Краджес пришел в себя, он увидел Капитана, тот был уже шагах в десяти, и, поймав взгляд лейтенанта, поднес палец к губам.

Ну, все верно, если Серпенте и следит откуда-то, он не сразу сможет разглядеть Капитана, в лесной-то форме, которую от листьев на земле не отличишь. Однако не век же Капитан прятаться будет – если он Краджесу помочь хочет, высунуться все равно придется.

Так и вышло. С минуту Капитан лежал, выжидая, не двигаясь, может, даже и не дыша, с него станется, так что Краджес, моргнув, не сразу сумел снова его увидеть. А потом вдруг упали стол и навес. Просто упали. Навес – в одну сторону, стол – в другую. Повалился на бок, будто ветром его перевернуло. Но это ж какой нужен ветер, чтобы свалить такую дуру, сколоченную из толстых досок и поставленную на цельные дубовые обрубки?! Капитан взвился с земли, как ошпаренная кошка. Одним рывком взвалил Краджеса на спину и вместе с ним метнулся в укрытие между столешницей и навесом, уронил лейтенанта на землю и снова замер, прислушиваясь.

И Краджес замер, хотя сначала от боли чуть не заорал.

– Что тут произошло? – еле слышно спросил Капитан.

– Ы-ы-ы… – шепотом ответил Краджес, ткнул здоровой рукой себе в рот и скривился.

– Сколько их было?

Краджес показал палец.

– Один? – не поверил Капитан.

Никто бы на его месте не поверил, это понятно.

– Еще выжившие есть?

Краджес замычал, и снова показал на пальцах, мол, есть, еще двое.

– Ладно, – Капитан осмотрел перевязанную Серпенте рану, – будь здесь. Когда ноги отходить начнут, мурашки забегают, все равно не высовывайся. Я сейчас…

– Лайе’н хайнтальх, шенгх.[3]

Голос послышался довольно близко, шагов, может быть, с двадцати. Краджес узнал его и всем телом дернулся в поисках хоть какого-нибудь оружия. А Капитан… стал белым, так побледнел, как будто испугался, как будто вьяви увидел беса.

– Лайе’н… – насмешливо продолжил Серпенте, подходить ближе он не спешил, – оре одо альген![4]