Врагов выбирай сам - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 31

Потом того хуже – Пастыри. Взяли в оборот, пришлось с нового места сниматься и на старое бежать. Здесь, конечно, эльфы, но с эльфами хоть договориться можно.

Дальше – больше. Оборотни. Все как один заклинатели, с элементалями дружбу водят. И ведь дикари же, интуиты, и те умнее: ни малейшего представления об элементарных законах взаимодействия энергий, а духи их слушаются такие, каких Илясу Фортуне не удавалось подчинить даже с помощью давно освоенного энергопотока.

Когда понял окончательно, что ничего с элементалями не выйдет, что оборотня в ученики взял напрасно, даже хуже, чем напрасно (как бы боком это обучение не вышло: Золотой Витязь, вот тоже дурак, каких поискать, умудрился пропасть вместе с бесценной книгой, добытой у Некроманта.

Все одно к одному.

Но теперь, кажется, дела пошли на лад. И удовольствие доставлял даже вид из окна, а ведь обычно опушка Серого леса заставляла вспоминать о затаившейся там угрозе.

Нельзя сказать, чтобы эльфы досаждали, иначе профессор не рискнул бы возвращаться сюда из благополучной и обжитой Баба-Виды. Пастыри Пастырями, но на Сером лесу свет клином не сошелся, а в Доростол, Дуга-Ресу или еще куда-нибудь поближе к Болотам монахи доберутся не скоро. Однако Серый лес поддерживал с магом вежливый нейтралитет, а всех чужаков, забредающих в Залесье, эльфы убивали еще на подступах к своим территориям. Это было удобно. Примерно так же удобно, как жить на островке посреди непролазной трясины. К тебе никакой враг не доберется, но и для тебя один неверный шаг может закончиться смертью.

Однако сегодня профессор был доволен. Гости вот-вот появятся. Варг отправился за своей компанией, Безымянный должен привести Братьев. Досадно, что рыцарь уже успел доложить о своем прибытии, но, с другой стороны, господин командор всегда рад предоставить своему святому возможность умереть. Господин командор оценивает ситуацию не менее трезво, чем господин профессор. И Артур для него такая же кость в горле, как Альберт для Иляса Фортуны.

А Варговы приятели за плату готовы на все, и хорошо было бы ограничиться только ими, но, увы, этой жадной молодежи такое дело не по силам. И хорошо было бы ограничиться только Братьями, но нет им веры, нет! И не может быть.

А ведь их еще нужно будет уговаривать. Ольжех сообщил, что надавил на старшего, и тот в принципе согласен. Но, к сожалению, в этой парочке верховодит не рыцарь, а маг. Поступков же Альберта, собственного ученика, профессор Фортуна предсказать не мог. Давно уже разучился. С тех самых пор, как Альберт начал входить в силу.

Для мага имеют значение два фактора: сила и талант. Многие ошибочно называют талант способностями, не понимая тонкой разницы между этими двумя понятиями. Можно быть способным ремесленником – ремесленнику и не нужно большего, – но быть способным ученым нельзя. Это противоречит самому естеству ученого, смысл жизни которого в совершении новых и новых открытий, в бесконечном поиске и бесконечном познании, во взлетах фантазии, позволяющих воспринимать общую картину бесконечно сложного мира вокруг. Дозволенные маги, так сказать, в массе, загнали себя в рамки, внутри которых способностей более чем достаточно. Интуиты – название это диким магам дал когда-то сам профессор Фортуна, чем гордился и по сей день, – может быть, и наделены талантом, но не умеют им пользоваться и не находят, куда его приложить. И только маги, настоящие ученые, к каковым относил Иляс Фортуна себя и своих учеников, талантливо и безошибочно умеют направлять свою силу. Жаль лишь, что сам профессор, будучи почти гением, силой, увы, обладал ничтожно малой. Даже сейчас, на двести семьдесят пятом году жизни, он едва ли мог потягаться со студентами Академии дозволенного волшебства.

Зато он знал больше, чем все мэтры Академии вместе взятые. Эти титаны науки, киты, зубры и динозавры зачерпывали с самого краешка глубокого блюда, тогда как он, Иляс Фортуна, увидел уже и рисунок на дне, и разглядел даже, что дно это фальшивое и множество тайн предстоит еще открыть, множество неведомых пока сил поставить себе на службу. Не умея сам воспользоваться своими знаниями, профессор учил других. Выбирал учеников тщательно, придирчиво и осторожно: не приведи бог обзавестись таким, который поймет, что стал сильнее учителя. И не ошибся ни разу, даже с Варгом, которого взял не выбирая – там выбирать не приходилось. Варг простодушен и честен, и полагает, что все остальные тоже не лгут и не способны злоумышлять. Он свято верит в своего учителя, чтит, как должно чтить старших, и любит.

Это трудно понять, потому что тот же самый Варг умеет быть дьявольски хитрым, по-звериному осторожным и по-звериному безжалостным.

Это понять легко: для Варга есть свои и есть все остальные. Он волк и живет по волчьим законам, но он человек, и закон джунглей облагорожен этой человечностью до такой высоты духа, какой никогда не достичь настоящим людям.

Иляс Фортуна любил своего последнего ученика. И презирал. Так любят и презирают верных рабов и верных собак.

Альберта профессор боялся.

Если бы тогда, сто лет назад, хватило сил удержаться от искушения, в дальнейшем удалось бы избежать многих неприятностей. Впрочем, надо признать, что Альберт принес и немалую пользу, таская из огня такие каштаны, каких не ухватил бы не только сам Фортуна, но даже и самые сильные из магов Единой Земли. А кроме того, ну в силах ли человеческих пройти мимо плачущего младенца, которого жестокая мать оставила лежать на голой земле, не потрудившись даже спеленать? Иляс Фортуна не отличался добросердечием и, наткнувшись на ребенка во время одной из своих дальних прогулок, в первую очередь подумал о том, сколько все-таки неприятностей подстерегает человека практически за каждым углом.

Найденыша, грязного и мокрого, следовало подобрать. Заявить о нем властям. Наверное, передать в ближайший монастырь, или что положено делать с подкидышами? Брошенных детей в Единой Земле не было и быть не могло: деторождение поощрялось, и молодые семьи спешили обзавестись отпрысками, потому что даже за рождение каждого ребенка полагались всякого рода блага, а уж если чадо доживало благополучно до пяти лет, семье выплачивалась сумма, равная стоимости коровы. Ну и дальше – в десять лет, потом – в пятнадцать. То есть до совершеннолетия. У самого профессора Фортуны детей не было, но о существующей системе он прекрасно знал...

Следовало, ох следовало насторожиться, обнаружив подкидыша! Фортуна же вместо этого брезгливо взял орущий комочек на руки. И прикосновение к мягкому, горячему тельцу отозвалось шоком, таким, что волосы встали дыбом и онемели кончики пальцев: младенец оказался сгустком силы, чистой магической силы, почему-то принявшей человеческий облик.

Иляс Фортуна в одно мгновение забыл о собственном недовольстве, он ощутил священный трепет Аладдина, нашедшего волшебную лампу, и сразу увидел все открывающиеся перспективы. Кладезь потрясающих возможностей в грязном и мокром младенце с редкими черными волосиками на еще мягком черепе. История знала подобные примеры: Мерлин воспитал короля Артура, а Игорь Смольников вырастил мистической силы гипнотизера. И тот и другой – и кельтский маг и российский чиновник – плохо кончили, но они и воспитывать свои находки начали довольно поздно. А тут – младенец, чистый лист, мягкая глина – лепи, что заблагорассудится, и пользуйся тем, что вырастет.

Уж выросло так выросло...

Вполне возможно, что ошибки были допущены еще в процессе воспитания. Наверное, не следовало творить из найденыша только и исключительно мага – ведь есть же еще какие-то общечеловеческие ценности, этика, мораль... Иногда профессор задумывался над этим, но обычно в том смысле, что Альберт вырос непочтительным, дерзким, лишенным даже зачатков любви по отношению к приемному отцу. В этом профессор склонен был винить «феномен Братьев».

Если бы они не встретились – Альберт Фортуна и Артур Северный, маг и рыцарь, два воплощения двух очень разных сил, – быть может, все и вышло бы так, как задумывалось. Но они встретились и, объединившись, стали действительно опасны.