Врагов выбирай сам - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 24

А у кого в Сегеде их нету?

Артур постоял в дверях, задумчиво глядя на аккуратно застеленную узкую койку. Развернулся и вышел из кельи.

Через казармы, через Залы Легенд. Кажется, сюда перевезли все портреты из прежней цитадели в Шопроне. Строгие глаза рыцарей прежних времен провожали полуночника не то осуждающе, не то с любопытством глядя в спину. За сто лет портретов прибавилось. Артур увидел знакомые лица и остановился.

Поздороваться.

Эти рыцари давно умерли. Все умерли, только командор остался с тех давних-давних времен. Эти рыцари стали легендами. Здесь были портреты тех, кто оставил по себе особую память.

Артур смотрел в лица людей, которых знал когда-то живыми. Совсем не легендарными. Обычными. Настолько, насколько может храмовник быть обычным человеком. С кем-то довелось вместе драться, с кем-то – пить. Этот бесподобно играл в карты, а тот, страстный лошадник, утверждал, что даже за горами не сыщется скакуна лучше, чем его Пегас. Вот этот был, помнится, тяжело ранен в стычке у Ирзичени, и чтобы спасти его, пришлось прибегнуть к помоши недозволенной магии. А этот?..

Лицо знакомое. Очень знакомое, но никак не получается вспомнить, где же видел его. Суровый парень. Хотя нет, не суровый. Просто кажется таким. А в бешеных синих глазах прячется тень улыбки...

Артур моргнул.

Отступил на шаг. Всмотрелся в портрет.

Фыркнул смущенно и пошел дальше. Встретить в Залах Легенд себя самого никому еще не доводилось. И то сказать, здесь вешали портреты умерших. Живой же, будь ты хоть трижды легендарен, изволь жить как все другие.

Дверь в молельню оказалась не заперта, открылась без скрипа, и Артур, затаив дыхание, вошел под темные своды храма.

Дома. Он наконец-то был дома. Пусть ненадолго. Пусть уже завтра снова придется уезжать, сейчас об этом можно забыть. Здесь цитадель ордена. Надежные стены, надежные люди. Дом. Мимолетно вспомнилось, что в Шопроне он так и не собрался зайти в храм. Хотя сделать это нужно было обязательно. Раньше не допустил бы такой оплошности.

Никакой вины за собой Артур, однако, не почувствовал. А удивиться этому не успел. Улыбнулся в ответ на мягкую улыбку Пречистой Девы, услышал ее спокойную радость оттого, что блудный рыцарь вернулся домой.

– Ты прости меня, пожалуйста, – пробормотал Артур, опускаясь на колени перед статуей Мадонны, – я ведь правда не знал, что столько времени пройдет.

А она не сердилась вовсе. Она вообще не умела сердиться.

Было так.

Далеко-далеко в горах на севере, за пределами Единой Земли, стоял на Ледяном перевале монастырь Приснодевы. Северная цитадель ордена Храма. Ледяной перевал был единственной дорогой, связывающей Единую Землю с Большим миром, переменчивым, таинственным и коварным. Эту-то дорогу и стерег монастырь: старик приор, два десятка рыцарей, столько же сержантов и десять, редко – пятнадцать послушников, страстно мечтающих стать рыцарями, но, в общем, и в сержанты согласных. Все лучше: полезнее и, безусловно, почетнее, чем пахать землю на полях-террасах или заниматься какими-нибудь ремеслами. Ведь любому известно, что единственные стоящие ремесла – это механика, а еще кузнечное и шорное дело. Прочее же годится лишь для тех, внизу, для мирян Зволанского медье, самого северного края Долины.

Горы были настоящие. Их покрытые снегом вершины скрывались в облаках, а когда светило солнце, белые шапки под очень синим небом слепили глаза. Зимой бушевали там настоящие снежные метели, и даже козы иной раз срывались с обледенелых троп. Летом падали со склонов неисчислимые звонкие водопады, а земля на высокогорных лугах была мягкой и доброй.

Людям в Долине, гордо именующим эту долину Единой Землей, монастырь Приснодевы казался форпостом на краю света. А там, в горах, считали светом отнюдь не крохотные княжества внизу. Светом был мир вокруг. Только мир этот, огромный, жадный, раз за разом протягивал руки к Единой Земле. И хотелось порой спросить у тамошних владык: зачем? Зачем вам эта сухая земля, полумертвые реки, зараженные нечистью леса, колдуны, интуиты, демоны, неупокоенные мертвецы, проклятые русла, Пустоши, Развалины, Триглав, болота – все смерть, грязь, кровь и очень, очень много страха, такого, какой нельзя испытывать людям.

А они видели магию, могущество, все – из ничего, видели, как наложением рук излечиваются больные, как молниями с небес повергаются в прах армии, как мановением руки воздвигаются и рушатся горы. А еще они видели золото. Золото повсюду: золотое оружие, золотые петли дверей и оконные рамы, золото доспехов, конской сбруи, золотые следящие башни на недоступных им скальных отрогах. Они не понимали] Все это золото, серебро, самоцветы, всю свою магию – все, что так ценилось людьми Большого мира, Единая Земля отдала бы без малейшего сожаления за возможность жить без страха. Но там, в Большом мире, соглашались на страх и на смерть. Ради чего? Чтобы сложить нужные и полезные вещи в свои сокровищницы. Просто сложить – мертвым грузом, набором диковинных драгоценностей. А магия нужна была им, чтобы убивать друг друга. Они не видели и не хотели знать разницы между дозволенным магом, интуитом или колдуном. Они не понимали, почему одно можно, а другое нельзя. Они хотели владеть. Не забрать силой, так украсть. Не украсть, так хотя бы научиться...

Они шли, шли и шли. И даже когда шли с миром, за спиной у них была война.

Такие разные, но очень друг на друга похожие.

Ни купцы, ни тем более армии не могли пройти через Ледяной перевал без проводника. Бесполезно было составлять карты или запоминать дорогу: магия она и есть магия. Конечно, хватало и предателей, предавали свои же, те, кого защищал монастырь. И случалось, войска приходили под самые стены, но... магия она и есть магия. Однако последнее нашествие проломило все заслоны, и отец Лучан, приор, после казни продажного проводника, а вместе с ним и зволанского воеводы, вступившего в сговор с врагами, сказал, созвав братьев в зале капитулов:

– Одни мы их не сдержим. Нам нужны люди и нужно оружие. Брат Артур, вы отправитесь в Долину за подкреплением.

Если бы не строжайший устав, запрещающий разговаривать без разрешения, зал, наверное, загудел бы на сорок разных голосов. Во всяком случае, высказаться пожелали все. И хотя после первых выступлений ясно стало, что сводятся они к одной-единственной мысли: «такое путешествие слишком опасно для одиночки», тем не менее каждый из рыцарей или сержантов почитал себя способным привести настоятелю наиболее убедительные возражения.

Отец Лучан выслушал всех. Потом заметил спокойно:

– Я могу отправить в Долину десяток бойцов, но тогда здесь станет на десять человек меньше. А можно послать одного лишь брата Артура. Вы все знаете, кто будет хранить его в пути. Кто из вас усомнится в том, что эта опека надежнее любого сопровождения? Кроме того, дети мои, – он улыбнулся и развел руками, – на стенах важно количество, в опасном же пути – качество. А Ее рыцарю нет равных в бою.

Следовало бы возгордиться. Но Артур, хоть и не нажил ума к своим пятнадцати, гордиться боевыми навыками давно перестал. Во-первых, надоело. Во-вторых, велика ли гордость – убивать лучше всех?

Он запомнил текст донесения, оседлал Крылана.

– Будь осторожнее, мальчик мой, – повторял отец Лучан, как будто все другие слова забыл.

– Да ничего со мной не случится, – отмахнулся Артур, – съезжу и вернусь.

Именно это он и собирался сделать. Съездить в Долину и вернуться. Чем скорее, тем лучше. По возможности без приключений. Хороший рыцарь не тот, кто очертя голову в драку лезет. Хороший рыцарь в любой драке живым остаться должен. Уж отцу-то Лучану следовало бы понимать, что рисковать собой понапрасну Артур не станет.

– Я не о дороге беспокоюсь, – сказал приор, рассеянно проверяя, как навьючены седельные сумки, – не о дороге. – Повернулся к Артуру, положил свою сухую, костлявую руку ему на плечо. – Ты доберешься живым, мальчик мой, это я знаю. Господь хранит тебя, и Богородица не оставит своей милостью. Но там, внизу, все иначе, чем у нас. Ради Бога, мальчик, ради Бога и Пречистой Девы, что благоволит к тебе, ни с кем не говори о них. Молчи. Молчи обо всем, кроме дела, с которым явился, и постарайся вернуться как можно скорее.