Сладкие разборки - Алешина Светлана - Страница 31

— Здорово! — сказала секретарша. —Нашего пахана, да?

При слове «пахан» я вздрогнула, но постаралась не показать своего удивления.

— Ну, мы еще только подыскиваем кандидатуру для нашей программы. — Это Валера Гурьев бросился мне на помощь. Тут и мне в голову начали приходить кое-какие идеи.

— Мы хотим сделать программу с участием секретарши, — продолжала я бодро и весело врать. — Хотим, чтобы она рассказала нам про свой повседневный труд, про особенности своих взаимоотношений с начальником…

— Особенности? — Секретарша ухмыльнулась. — Вы что, не знаете, какие бывают особенности в отношениях начальника с секретаршей?

— А что, у вас есть эти особенности в отношениях? — спросил Гурьев.

— Были! — И секретарша не без горького сарказма рассмеялась. — Сейчас нет, никаких особенностей…

— Поссорились? — участливо спросила я.

— Да бог с вами! — Она криво усмехнулась. — Разве ж я могу с ним поссориться? Я человек подневольный… Новый роман у него: он у нас как поэт — то и дело влюбляется…

Она скорчила гримасу горечи и досады, потянулась было за новой сигаретой, но, вспомнив, что я не курю, сунула пачку обратно.

— А вы ее видели? — спросила я.

— Его новую-то? Появлялась здесь… —Секретарша криво усмехнулась. — Такая мымра, и чего он только в ней нашел?..

— Любовь, наверное, — предположил Валера.

— Да, любовь! — Секретарша захохотала. — Про любовь он, между прочим, всем своим бабам говорил, и мне тоже… Но вы знаете, — тут она доверительно понизила голос, — похоже, на этот раз его серьезно зацепило. Он даже жениться собирается!

И женщина захохотала, в восторге запрокидывая голову назад, а я вежливо улыбнулась в ответ на ее смех, хотя на душе у меня было как-то жутко.

— Говорят, он даже ради нее на мокрое дело пошел, представляете? — продолжала она с таинственным видом. — Мужа этой дамочки прикончил, теперь сам на ней жениться собирается. Будто попросту развестись нельзя! — Она снова рассмеялась, обнажив крупные, желтые от табака зубы. Потом вдруг осеклась, посмотрела на нас с тревогой:

— Ой, ребята, вы только не болтайте никому про это, ладно? А то пахан узнает, что я тут растрепалась, он меня уроет! Вы хоть не из милиции сюда пришли?

«Мы еще хуже, чем милиция», — хотелось мне сказать, но я промолчала и вместо этого спросила:

— А Чубатый — это настоящая фамилия или кличка вашего шефа?

Секретарша рассмеялась.

— Похоже, что фамилия, — сказала она. — Паспорт его я своими глазами видела. Да какой он, к черту, чубатый? Он лысый, как Ленин… И такой же злой!

— Он злой?

— Ну, не то чтобы патологический садист, — пояснила она, — просто человеческую жизнь ни во что не ставит. Не свою жизнь, конечно, — чужую… За свою шкуру он ой как трясется!

— Бережет себя?

— Как зеницу ока! — Секретарша криво усмехнулась. — Но других ради своих планов жалеть не станет.

Чуть кто против него — сразу в расход!

— И много он человеческих душ загубил? — спросила я как можно беспечнее, хотя у меня голова шла кругом от этой болтовни секретарши.

— Достаточно! — Та усмехнулась. — Последнее время он присмирел, конечно, последнее время с этим построже стало. Сейчас и прокуратура, и менты зашевелились немного, слава богу… А раньше — чуть ли не каждые полгода. То и дело братва собиралась — вон в том кабинете. — И она кивнула на дверь за своей спиной. — Обсуждали, как очередного убирать будут.

— И вы присутствовали?

— Ну, они ж то пива, то кофе попросят. Зайдешь, выйдешь — я у них своя считаюсь, они меня не стесняются.

— А банда большая?

— Пятеро, — ответила секретарша. —Вместе с паханом. Они все тут же, в мастерских, работают. Кроме Бородавки — этот у него в особняке привратником…

Я ни одного мгновения не сомневалась, кто такой Бородавка.

— Раньше им проще было, — сказала секретарша задумчиво, точно вспоминала что-то очень задушевное. Она все-таки вытащила сигарету и закурила ее, в горле у меня запершило, но я и виду не подала. — Раньше они все по-быстрому решали: ты стоишь здесь, ты там подъезжаешь сзади… Все ясно. Назавтра слышишь по радио: новое заказное убийство, заказчики, исполнители неизвестны… Да, теперь им труднее стало. В этот раз они два месяца сидели, головы ломали, как им лучше этого мужа новой его любовницы грохнуть. Поначалу она сама с ними тоже сидела, мозговала…

— Анжелка? — в изумлении воскликнула я. — Неужели это она все придумала!

Секретарша уставилась на меня подозрительно.

— Вы что, знакомы? — спросила она настороженно.

— Ну да… Собственно, это она мне к вам зайти посоветовала, — нашлась наконец я. — Мы с ней давние подруги, еще по университету.

— А, понятно. — Секретарша удовлетворенно кивнула. — Она вообще-то баба умная, изобретательная. Знаете, что она на этот раз придумала? — И, понизив голос, глядя на нас плутовскими глазами, открыла тайну:

— Они в этот раз Бородавку к вам на телевидение устроили, внедрили, как они выразились, представляете? Только чтобы это дело провернуть. Тоже мне разведчики хреновы!

Она захохотала, табачный дым потек у нее из ноздрей и рта мелкими частыми порциями, как из трубы паровоза на полном ходу. «Как она не закашляется при этом?» думала я, с любопытством и почти уважительно глядя на секретаршу.

— Вы его, кстати, там не встречали? — поинтересовалась она, просмеявшись.

— Он крупный такой, мешковатый, на щеке слева, вот здесь, мерзкая такая бородавка…

Более чем знакомое описание! Я была в полной растерянности, что отвечать, могло ли нам чем-то повредить то, что я честно отвечу: да, встречали, он даже за мной ухаживал. Мне было очень грустно, несмотря ни на что, услышать вот так, из чужих уст, что все это ухаживание было чистым блефом с одной-единственной целью — убить человека. И я видела, что секретарша Чубатого — кстати, так и не сказавшая нам своего имени, — осведомлена об этой истории достаточно хорошо. Однако, к счастью для нас, зачем был внедрен бородавчатый на телевидение, не знает — иначе бы она не стала нам все это рассказывать… Так что лучше промолчать обо всем этом и честно соврать, что никакого бородавчатого мы там не встречали…

Впрочем, второй раз врать секретарше Чубатого мне не пришлось, потому что внезапно она тихо ойкнула, вдавила голову в плечи и шепотом заявила:

— Атас, ребята, он идет! Ни гугу про то, что я тут говорила, иначе мне крышка!

Каким по счету, седьмым, восьмым, девятым ли чувством уловила секретарша приближение Чубатого, ей-богу не знаю. Мы оглянулись на вход в холл, но ничего не увидели и не услышали. Однако в следующее мгновение на пороге его и впрямь возник Чубатый, его уже знакомая нам складная, невысокая, но коренастая фигура, с совершенно лысой, с покатым лбом головой и огромными, акульими челюстями, которые придавали удивительно отталкивающее, злобное выражение всему его лицу. Одет он был на этот раз в униформу «нового русского»: черные штаны и длиннополый пиджак зеленого цвета. Однако на шее — никаких признаков галстука, и рубашка выглядела поношенной и плохо выглаженной.

При его появлении секретарша вскочила и серьезным, достойным губернаторской приемной тоном объявила:

— Петр Миронович, к вам посетители с телевидения…

Она кивнула на нас, тоже поднявшихся с мест. И только тогда Чубатый обратил к нам свой, как он, наверное, думал, царственный, а на самом деле акулий взор. Глаза у него и впрямь были какого-то водянистого, бледно-коричневого цвета, холодные, рыбьи, а не человечьи глаза.

Увидев меня, Чубатый на мгновение остолбенел, даже чуть приоткрыл рот: внутри оказались исключительно желтые, одни от табака, другие — из золота, зубы.

— Вы ко мне? — спросил он, забыв откашляться, поэтому голос у него получился хриплый, неуверенный. — Проходите.

Мы зашли в кабинет. Он был устроен в новом европейском, довольно аскетическом стиле: простые, из черного пластика шкафы и столы, из хромированной стали и кожи стулья, голые, ровные белые стены, матово блестящие потолок и пол.