Пыль небес - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 2

Казимир не мог знать наверняка, но с большой долей вероятности предположил, что спутник его до сих пор не верит в свое спасение.

Адово пламя осталось позади, однако понять это сразу непросто. Человеческая психика – штука гибкая, но памятливая. Сильные потрясения, плохие или хорошие, слишком опасны для рассудка, и потому осознание нового приходит постепенно. Так сестра милосердия по чайной ложке поит бульоном пережившего длительный голод.

Непонятно было лишь, каким чудом Тир не рехнулся, будучи в преисподней. Хотя кто его знает? Казимир не смог бы, не покривив душой, сказать, что его новый знакомец пребывает в здравом уме.

Они не успели уйти далеко от места высадки, когда позади, за поворотом, затопотало, фыркнуло, и Тир, шагавший чуть впереди Казимира, обернулся, раздувая точеные ноздри:

– Лошадь. Боится. Будут стрелять…

От равнодушной обреченности, с которой он произнес последние слова, Казимиру захотелось как следует дать ему в ухо.

Может, встряхнется слегка?

Светлый князь решительно развернулся, мимоходом отодвинув Тира за спину. Хотел сказать что-нибудь ободряющее, но не успел – из-за поворота показалась взбрыкивающая лошадь, за ней – телега, а на телеге, намотав вожжи на левую руку, сидел бородатый мужичина. В правой руке, используя колено в качестве упора, он держал маленький арбалет.

Арбалет был непрост. Очень не понравилось светлому князю, как блестит и переливается стальной шарик в неглубоком желобе.

Мужик крикнул что-то. Не угрожающе, скорее, вопросительно. Не поняв ни слова, Казимир молча развел руками. Бородач нехорошо нахмурился…

Тир молча выскользнул из-за спины Казимира.

Угловатая неловкость движений сменилась плавной грациозностью. Неспешно, но как-то сразу сероволосый беглец из преисподней оказался рядом с лошадиной мордой, поднес к страшным оскаленным зубам, к фыркающим ноздрям раскрытую ладонь:

– Не бойся…

Как по волшебству из разъяренного чудовища лошадь превратилась в дружелюбную скотинку, и столь же чудесная метаморфоза произошла с богатырем на телеге. Он отложил арбалет, наклонился вперед и вновь спросил что-то.

– Не понимаю, – беспомощно ответил Казимир.

Бросил взгляд на Тира: может, он?

Но спутник его проявил интерес разве что к телеге. Он рассеянно гладил лошадь по шее и разглядывал деревянные, обитые металлом колеса.

Бородач повторил вопрос, для доступности ткнув в Тира пальцем.

Казимир пожал плечами.

Мужик тяжело вздохнул и похлопал ладонью по доскам позади себя: садитесь, мол. Подвезу.

– Спасибо, – сказал Казимир, – Тир, поехали.

– Ни шин, ни рессор. Лошадь. Арбалет… – Тир подошел к телеге, оглядев по пути ее бородатого хозяина. Вздохнул: – Одежда домотканая. Сапоги кустарной работы и прическа под горшок.

– Ну и что? – не понял Казимир.

Телега тронулась, и светлый князь с удовольствием поболтал ногами в воздухе:

– Нормальная телега. Зато едем, а не идем. Ты, кстати, еще какие-нибудь языки, кроме немецкого и русского, знаешь?

– Плюс-минус, – лаконично ответил Тир.

– Возможно, мы с тобой из одного мира. Или из схожих. У вас есть такой ученый Станислав Мелецкий?

Пожатие плеч в ответ.

– Значит, нету, – сделал вывод Казимир, – был бы, ты бы знал. Это гений… Вроде Эйнштейна, только все больше по искусственному разуму. А что вообще у вас есть? Какие государства? Языки? Компьютеры, кстати… Есть у вас разумные машины?

Черные равнодушные глаза. Но тонкие пальцы сжимаются в кулаки до белизны на костяшках. Проняло. Если бы еще понимать, чем именно проняло, что пробило глухую стену безразличия?

– Извини, если обидел, – попросил Казимир, – на будущее, если я скажу что-то не то, ты просто сразу дай знать, что тема тебе неприятна.

– Ты не обидел, – ровно ответил Тир. – Все машины разумны. И компьютеры там есть. И в космос там летают.

– В космос?!

– А у вас нет?

– Да у нас и на Земле дел предостаточно. Одного океана сколько! А еще информационные поля открыли и альтернативные источники энергии, клонированием всерьез занялись, телепортацией… я не ученый, но это то, о чем все знают.

– Но в атмосфере-то летаете?

– Смеешься? Зачем?

– То есть как?

Ага! Опять проняло. Машины и полеты… Странный набор. Казимир честно попытался найти связь между этими двумя понятиями, но быстро оставил попытки. Чужая душа – потемки, а уж душа человека, полчаса назад вырвавшегося из адского пламени, и вовсе тьма-тьмущая.

– Мой отец летает, – сообщил он, чтоб не молчать, – ну и я немного умею. Всерьез никогда не занимался. Так, если из дому надо было ночью удрать, а мама запрещала. Но это отец и я, а вообще-то никто не летает. Нет, Тир, в самом деле, зачем?

– Из пункта А в пункт Б, – обронил Тир, – по воздуху быстрее.

– Чем на пневмокаре? Не думаю. Полторы тысячи километров – разве в воздухе разовьешь такую скорость?

Тир не ответил. Он потерял интерес к разговору, улегся на присыпанные соломой доски и принялся глядеть в высокое небо. Светло-голубое, с редкими перьями облаков.

Казимир был терпелив. Терпение, так же как и ответственность, – обязательное качество настоящего правителя. Но, ей-же-богу, сейчас он был в отпуске и вообще-то намеревался от правления как следует отдохнуть. Запасы терпения не безграничны, даже Христос, помнится, время от времени позволял себе расслабиться, а Казимиру до Сына Божьего было далеко. Хамство же Тира могло вывести из себя и более терпеливого человека.

Смертные на удивление редко способны проявлять подлинную благодарность. Спасаешь их, нянчишься, порой жизнью рискуешь ради их никчемной безопасности, а в ответ – полное безразличие. Не хочешь разговаривать – так и скажи. Но вежливо. Что за манера просто заткнуться и игнорировать собеседника? Настоящее свинство…

Не додумав, Казимир подскочил от удивления, когда понял, что его недовольство испаряется, как спирт из открытой бутылки. Испаряется?.. И светлый князь сделал наконец то, с чего следует начинать знакомство с любым новым миром и тем более с новым человеком. Он огляделся истинным зрением, с замиранием сердца ожидая увидеть то, о чем доводилось только читать: черную воронку, жадно всасывающую чужие мысли и чувства… его мысли и чувства.

И не увидел.

Абориген на передке телеги – удивительно тихий, кстати, абориген, даже не попытавшийся завязать с чужаками хотя бы знакомство, – окружен был обычной человеческой аурой. Аура же Тира была ослепительно-синей, с оттенком ультрамарина, ровной, прозрачной, без единого темного пятнышка. Ни о чем подобном Казимир никогда не читал и не слышал, и, конечно же, у человека такой ауры быть не могло, хотя бы потому, что живые организмы неярки и многоцветны.

– Тир?

Тот молчал. Не щурясь, смотрел в небо, яркое от переползающего через юг на запад солнышка. Казимир поднял голову, человеческим взглядом всмотрелся в точку, быстро летящую наперерез солнцу. Слишком крупная для птицы. Крыльями не машет. Да и высоко – птице так не взлететь.

В неудобной позе быстро затекла шея. Светлый князь опустил голову, снова взглянул на молчаливого спутника… и остатки раздражения смыло теплой волной.

Тир улыбался.

И это была такая улыбка, какую ангелы столетиями отрабатывают перед зеркалом. Специальная небесная улыбка для Благовещения. Изумленная детская улыбка при виде рождественской елки, волшебным образом выросшей в гостиной. Счастливая улыбка грешника, узревшего ад, но милостью Божьей удостоившегося Небес.

Встретившись с Казимиром глазами, Тир попытался вернуть лицу серьезность, особого успеха не добился и сел, смущенно мотнув головой:

– Летает.

Услышав его голос, абориген оживился, обернулся, уставился вопросительными глазами и вновь что-то спросил.

– Нет, – Тир подарил бородачу еще одну ослепительную улыбку, – не понимаем.

И указал наверх, на черную точку в синем небе:

– Что это?

Абориген бросил вверх один короткий взгляд, улыбнулся в ответ, продемонстрировав на удивление хорошие зубы, и отчетливо произнес: