Последнее небо - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 27

Это предположение больше похоже на правду. Кардинально изменить образ жизни – все равно, что начать жить заново. Может быть, кстати, именно поэтому так легко согласился пойти служить Азамат. У него тогда был трудный период в жизни, и Тихий, верный себе, предпочел просто сбежать от проблем. А что до любимой его математики, так ему все равно, где решать свои задачки, в университетских лабораториях или в шестиместной каюте транспортного корабля. «Секретарь» Тихого под завязочку набит формулами и числами. Пижон попробовал как-то заглянуть туда – в глазах через минуту зарябило. Понятно, почему Азаматка защитами пренебрегает. Кто, кроме специалиста, разберется, что там у него в файлах хранится?

Лис – недоучившийся геолог. Пижон почти закончил журфак.

Айрат – физик. Тихий – математик. Фюрер – философ. Лонг – музыкант. Джокер – как бы историк. История религий – это философия или социология?

Пять человек с высшим образованием и двое – с незаконченным высшим на два десятка бойцов – это много или мало? И ведь не в одном взводе, во всей роте так: больше четверти личного состава имеют дипломы. Самые разные. Как так вышло?

А шайтан его знает! Командующий лагерем-базой № 1 в отчетах упомянул о том, что привлечение к военной службе людей, закончивших высшие учебные заведения, крайне желательно. Он – полковник, ему виднее. А из шести «интеллигентов» взвода четверо отправились на Раптор в звании сержантов. Фюрер, тот и вовсе командиром. У него в личном деле «харизма». Лонг и «танкисты» остались инструкторами, и слава богу, потому что командование, пусть даже двумя десятками, – это дело совершенно особое и никакое образование «харизмы» тебе не даст. С ней родиться нужно.

Тихому вон, и инструктаж в тягость. Водитель он, что называется, от бога, откуда что взялось, а научить кого-то… Учил, конечно. Объяснять он умеет: все-таки у себя, на матмехе, преподавал младшим курсам дисциплины посложнее, чем управление военной техникой. Однако радости от этого самому Тихому немного было. Прирожденный подкаблучник, как вон Фюрер – прирожденный командир. Такие тихохонько двигают науку, но школ не создают, и последователи у них появляются только после смерти. Смерти основателей, в смысле.

Нет, не тянет продолжать учебу по возвращении. А ведь декан собственноручно письмо прислал, возвращайтесь, мол, господин Хайруллин, мы вас без проблем восстановим. Такие люди нужны татарской журналистике.

Придумал тоже.

Такие люди мировой журналистике нужны. И гонорар от «Terra-TV» – тому доказательство.

– Фюрер, – негромко окликнул Азамат.

– Ну?! – Ландау с Улой уже стояли у дверей. Все-таки в момент прыжка биологу полагалось быть на своем месте. Хотя бы для того, чтобы потом продолжить фрондерство на тему: «все военные – перестраховщики».

Когда Фюрер взглянул в глаза Тихому, Азату примерещилась короткая заминка, словно немец увидел что-то поразившее или напугавшее его.

– Выйдем, – спокойно предложил Тихий, открыл дверь, не дожидаясь согласия, и Ландау молча последовал за ним.

Вернулся он меньше чем через минуту. Ледяным голосом скомандовал:

– Взвод, в десантный модуль! Срочная эвакуация.

В подобных ситуациях солдат перестает быть человеком, превращаясь в автомат, без раздумий выполняющий приказания. Поэтому вооружались молча. Молча натягивали легкие скафандры. Застегивали броню.

Фюрер еще отдавал распоряжения в соседней каюте, а здесь все уже были готовы, и Тихий с Айратом проверяли готовность систем в модуле, и пристегивались в противоперегрузочных креслах десантники.

– Что?.. Что такое?.. – ошалело переспрашивала Ула, которую так же, без лишних разговоров, захлестнули широкими ремнями. Щелкнули пряжки.

– Помолчи, – вежливо попросил Тихий, обернувшись от пульта управления.

Биолог послушно умолкла.

– Все на месте? – спросил Азамат у Ландау.

– Так точно!

Азат вытаращился на комвзвода в совершеннейшем изумлении, открыл было рот, чтобы задать ехидный вопрос, но в этот миг модуль стартовал, взревели двигатели, отталкивая его от обшивки «Покровителя», перегрузка прижала к креслу, и не до вопросов стало. А стоило, очень стоило спросить у милашки Фюрера, с чего это вдруг стал он отчитываться перед «косоглазым», словно позабыв, кто на самом деле командует взводом.

А потом началось такое, что все ехидство вылетело из шальной журналистской головы, делось куда-то, словно сдуло его дробным грохотом по обшивке хрупкого модуля, вышибло слепящим белым светом, огненной пастью, раскрывшейся прямо по курсу.

Азат слышал чей-то крик. Сам, кажется, тоже кричал. Черными силуэтами на ослепительно-белом фоне – Тихий с Айратом. Бесы в аду. Модуль метался, вздрагивал, словно стремился улететь сразу во все стороны, что-то падало громко, что-то разбивалось, потом белый свет придвинулся вплотную.

И стало тихо.

И в этой тишине Азамат сказал безнадежно:

– Не успели.

ЗА КАДРОМ

А сравнение с собакой и слепцом оказалось действительно удачным.

Итак, Смольников стал хозяином . А его ученик, соответственно, должен был стать верным псом.

Что ж, надо отдать должное Игорю Юрьевичу – Зверь служил ему верой и правдой, без раздумий выполняя любые приказы и лишь изредка позволяя себе небольшие вольности, вроде той истории с болидом. Собаки тоже играют с хозяевами и в процессе такой игры могут чувствительно укусить. Не со зла, просто от избытка сил. Собаки Люди. Что еще можно вспомнить из азов кинологии? Ну, разумеется, то, с чего эта наука начинается. Стая. И вожак. Хозяин для своего пса как раз вожаком и является. Самым умным, самым сильным, не умеющим ошибаться.

Смольников был умен, силен. Смольников не ошибался, а если и случались у него ошибки, так Зверь их все равно не видел. У Смольникова был Орден. И Смольников позволил себе проявить слабость. Самый верный пес не простит слабости любимому хозяину. Вот и Зверь… не простил. А Игорь Юрьевич, он ведь испугался Когда глава МВД пришел к нему лично, чтобы впрямую спросить об очень уж подозрительных смертях, ниточки от которых тянулись к главе департамента по работе с молодежью, Смольников позабыл об Ордене, позабыл об огромных своих возможностях, обо всем на свете позабыл. От страха за себя. От того, что оказался лицом к лицу с настоящей, реальной опасностью.

Вот за это Зверь и убил хозяина.

Игорь Юрьевич не ошибался, когда говорил, что его воспитанник не станет мстить. И ни словом не соврал, рассказывая о том, что воспитал прагматика. Прагматизм Зверя сыграл с магистром плохую шутку. Непрактично служить человеку, который теряет здравый смысл при малейшем намеке на опасность. А еще совершенно непрактично служить организации, неспособной выполнять свои прямые обязанности. Орден-то, хваленая и могущественная сеть, раскинутая над страной, оказался бесполезен, когда речь зашла о благополучии его главы.

Рассуждения такие похожи на бред. Но разве не бред все, что произошло за последний год: мафия сатанистов, продление жизни за счет человеческих жертвоприношений, сверхъестественный убийца, лишенный даже зачатков морали, – все это так же дико, как попытки генерала МВД понять ход мыслей существа, живущего чужими смертями. И все это правда.

Ах, Зверь-Зверь, мститель неуловимый, ценная добыча, за которую многое готов отдать охотник, где же прячешься ты? И главное, зачем прячешься? Ведь никто не собирается убивать тебя. Никто не хочет причинить тебе вреда. Тебя даже в клетку не посадят – можно ли такого в клетке держать? У тебя будет длинный, очень длинный поводок, Зверь. Ты даже не почувствуешь этой привязи. Разве что поначалу, а потом привыкнешь. Много ли тебе нужно, чтобы привыкнуть? Уютная нора да кусок мяса покровавей. Все это будет у тебя, Зверь. Все это, плюс сильный хозяин, который никогда и никому не даст тебя в обиду. Твой воспитатель уверял, что вырастил прагматика, так где же прагматизм? Есть ли хоть капля здравого смысла в постоянном бегстве?