Дева и Змей - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 85

Вспыхнуло так, словно в пламя плеснули бензином.

– Говорят, – Курт прикрыл лицо ладонью, от разлетающихся искр, – что и Змея-под-Холмом можно сжечь только в живом огне. Якобы, огонь природный, не причинит ему вреда.

– Они любовники, – ответила Элис.

– А-а, – протянул Курт. И не стал ни о чем спрашивать.

Остаток ночи она провела без сна в красивой спаленке на третьем этаже особняка Гюнхельдов. Думала о том, что сложись иначе, и в эти часы она была бы с Улком, училась летать, или чему-нибудь еще.

Мысли вспыхивали глупые и какие-то, типичные, что ли, то есть, именно так должна думать девушка ее возраста. Влюбленная девушка ее возраста. Сумасшедшая влюбленная девушка.

Когда Змей обнимает, не чувствуешь тепла, словно настоящая змея приняла человеческий облик, но Элис всегда нравились змеи, и нравились ящерицы – она находила их красивыми и совсем не страшными. И она успела привыкнуть к прохладным рукам принца, к тому, что, склонив голову ему на грудь, не слышишь ударов сердца… к тому, что он мертвый.

Мертвый.

Вещь.

Предмет…

Труп.

Ее целовал труп. Фу! И как тут заснуть?

Только один раз, всего один поцелуй, а потом, за все время, он не поцеловал ее ни разу. Уже хорошо. А что бы он сказал, интересно – Улк, упырь, – если бы явился не убивать, а разговаривать? Доказывал бы свою правоту? Пренебрежительно напомнил, что жизнь смертного ничего не стоит? А может, извинился бы? Да, это он умеет: заговорить зубы так, что правду от лжи не отличить, умеет заморочить голову красивыми словами, зачаровать волшебными фокусами. Но только, что сделано, то сделано. И слова ничего уже не изменят.

Улк не умер, но убить его все-таки можно. Вечерняя и утренняя заря, живой огонь, что еще, интересно? Осиновый кол в сердце? Да какой уж там кол, если его серебряные пули не берут? И как, скажите, выманить упыря под восходящее солнце?

“Так же, как под закатное”, – подумалось совершенно не к месту, не ко времени подумалось. Вильгельм сказал: “мы все обязаны ему жизнью”. Вот уж, правда: в чем не откажешь Улку, так в том, что он вытащил из беды их всех, рисковал собой, едва не погиб, и прочие бла-бла-бла. Средневековье – что вы хотите? Хоть и ублюдок, а княжеский. Рыцарь, да еще и живущий в сказке. В сказке можно иногда побыть благородным, если не по крови, так хотя бы в поступках.

И не живет он вовсе. Он мертвец.

А придет ли он, если ей вновь станет грозить опасность?

Придет. В этом Элис не сомневалась. Наэйр лгал ей, лгал все эти дни, лгал в самом главном, лгал в мелочах, но случись что-нибудь, и он окажется рядом, чтобы спасти ее. Может быть, даже спасет, несмотря на то, что хочет убить. Месть, она, как секс – и тем и другим лучше заниматься самостоятельно.

– Мистер Гюнхельд, – Элис смотрела на носки своих туфелек, – его настоящее имя может вам как-то помочь?

– Имя Змея? Мы знаем, что его окрестили Михаилом, но пока он сам не назовет своего имени, от этого знания мало пользы.

– Он назвал его мне.

– Правда? – пастор даже привстал.

– Да, – Элис кивнула, разглядывая подол своего платья. – Он сказал, что при крещении получил имя Михаил. И еще, я знаю некоторые, ну, обряды… фольклор, позволяющие использовать имя фейри, подчинять его. Змея может убить свет солнца на восходе или на закате, – она простодушно взглянула на священника, – если все сделать правильно, вы наконец-то сможете вздохнуть спокойно.

– И вы будете в безопасности, – пастор был заметно взволнован. – Обряды нам, конечно, не понадобятся, ибо нельзя изгонять бесов силою Вельзевула, но что делать с именем, я знаю. Благодарю вас, мисс Ластхоп. Благодарю от всего сердца! Надеюсь, вы поможете нам выманить врага из его твердыни?

– Без проблем, – заверила Элис. – Это в моих интересах.

Утро все они встретили по-разному. Элис ушла в церковь, заявив, что хотела бы поговорить с пастором Гюнхельдом наедине. Она признательна Курту за гостеприимство, а Вильгельму – за готовность охранять ее, но считает, что кое с чем еще способна справиться самостоятельно.

– Феминистки, – печально констатировал капитан фон Нарбэ, – они повсюду. Даже, говорят, в Берлине есть.

– Одна, – поправил Курт, – была. Мы ее сюда привезли.

Попрощавшись с Варварой Степановной до обеда, молодые люди отправились на прогулку по городу.

– На рекогносцировку, – строго произнес Вильгельм, – гулять ты будешь с девушками.

– Маскулинист!

– Это что за зверь?

Курт довольно хмыкнул: на сей раз капитан не прикидывался солдафоном, этого хитрого словечка он действительно не знал.

Вильгельм остановился в гостинице, мотивировав решение тем, что из окон его комнаты просматривается и шоссе, и поворот на Ауфбе, и ни одна машина не проедет незамеченной. Если все пропавшие люди действительно приезжали в городок – то есть исчезали из Тварного мира, – самое пристальное внимание следовало обратить на тот участок дороги, от которого и отходил в Ауфбе асфальтированный проселок.

Словно по волшебству появился там полицейский пост, хотя много ли будет проку от патрульных, даже не подозревающих, что дежурят они на невидимом повороте к невидимому городу – ни Курт, ни Вильгельм не представляли. Просто полномочия личного пилота Его Императорского Высочества были достаточно высоки, чтобы на шоссе появились еще несколько патрульных автомобилей, и грех было не использовать эту возможность.

Что поделывает Змей, оставалось только догадываться. Наверное, приходит в себя после вчерашнего и вынашивает планы мести. В прошлый раз на это ушло семь лет, но за прошедшие века многое могло измениться. Вдруг Драхен решит поторопиться? И что тогда делать?

Сложный вопрос.

Принц же, дождавшись, пока взойдет солнце, развернул бурную деятельность. Для начала обругал Гиала, который без дозволения хозяина замка сделал живыми всех лиилдур, выведенных ночью из владений Смерти. Гиал выслушал выговор, покивал и попросил допуск в гарнизоны крепостей: там тоже хватало мертвецов, и то, что они не были гвардейцами, с точки зрения Единорога, не лишало их права на жизнь.

Потоки Силы покидали привычные русла, изгибались, стекаясь к твердыне Сына Дракона, и оттуда, из замка, бесчисленным множеством ручьев растекались по Идиру, наполняя Силой готовящиеся к войне народы Полуночи; Сила растекалась по Тварному миру, и воины Сумерек черпали ее, как воду, омываясь перед боем. Царственные повелительницы вливали в текучую мощь часть себя, немалую часть, щедро делясь со своими племенами, приветствуя Змея.

Пусть темна будет ночь над тобой, Представляющий Силу!

– Мне страшно смотреть вокруг, – сказал Единорог, вернувшись, – то, что ты затеял… ты не перестаешь удивлять меня, Крылатый. Тебе доступно могущество, сравнимое с властью Сияющей-в-Небесах.

– Но она может уничтожить меня, а я не могу даже убить ее Свет, – Эйтлиайн убедился, что Сила не выйдет из берегов, в которые он направил ее, и вернулся к привычному облику смертного. – Скоро взойдет луна, люди внизу убьют для меня человека, и я верну потоки в обычные русла.

– Ты же не принимаешь жертвы.

– Никакие, кроме тех, что приносятся здесь. А эти люди, – он потянулся, повел плечами, все еще чувствуя за спиной крылья, – ах, эти люди… Они так забавны, Гиал: ненавидят меня, убивают для меня и думают, что служат Белому богу. Они прокляты, кровь на них и на их детях, и знаешь, что сильнее всего терзает их в Ифэренн? Невозможность объяснить тем, кто еще жив, как они ошибаются. Смерть согрешившим, и да здравствует высокая справедливость! Они думают, будто Богу нужны эти убийства, думают, что, сжигая бедолаг, волей судьбы оказавшихся в их городке, уменьшают зло на Земле и лишают меня силы. Я не люблю их, может быть, даже ненавижу, но позволяю жить и делать то, что они делают, потому что хочу снова и снова видеть их в аду… Я голоден!

– Это я вижу, – Гиал помолчал. – Неудивительно, после вчерашнего. Но, возвращаясь к этим людям, Крылатый, насколько я понимаю, они действительно сдерживают тебя. Там, в городе, ты чувствуешь себя не так уверенно, как во всем остальном мире. Там все мертво, там нет даже вездесущих дорэхэйт, там страшно! Лучше бы ты…