Дева и Змей - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 42

– Что? – Элис рассеяно смотрела, как пригибаются травинки под ногами. Как вздрагивают, клонясь, венчики ночных цветов – лунная дорога, прозрачная, как матовое стекло, бежала над землей. – Ах, вы об этом! Так призывают фейри. Три ореховых прута, стеклянный сосуд, кровь и святая вода… А я знаю ваше имя?

– У меня нет имени, – ответил Невилл, – только множество прозвищ. Я – Кас, что означает враг, и я – Мак Драйг, драконий сын, Диабхалл – тезка дьявола, Олтар Край – кровопийца, и, наконец, я – Улк.

– Улк?

– Горжусь этим прозвищем, – он рассмеялся, отвел слишком низко склонившуюся над тропой цветущую ветку, – у него множество значений, от “лжеца” до “гибельного”, минуя по пути такую ерунду как “безнравственный”, “нечистый” или просто “плохой”. Но друзья зовут меня Эйтлиайн – Крылатый.

– Спасибо, – пробормотала Элис.

Поток слов, веселый, мягкий голос, заботливая рука, поддерживающая на уходящей все выше тропинке – и не важно, о чем он говорит, главное слышать голос, знать, что ты больше не одна в темной ночи. Что же там было, в саду?! Господи, что едва не случилось с ней?!

– Да ничего страшного, – Невилл усадил ее на серебряную скамейку, лошади остановились поодаль и тут же принялись щипать нежные листья с верхушки какого-то дерева, – но всех нас пугает то, что кажется противоестественным, мы боимся, когда мертвое начинает подражать живому. Да и подражание это отвратительно… улк, – он с улыбкой покачал головой, – то же самое слово. А в Ауфбе все мертво – деревья, дома, травы. Люди там сажают мертвый хлеб в мертвую землю, пьют мертвую воду из мертвых источников. Я не знал, – он развел руками, – клянусь, помыслить не мог, что смертные в силах убить бессмертных духов. Говоря о том, что фейри не бывают в Ауфбе, я говорил лишь о высоких фейри, не имея в виду комэйрк. Покровителей, – перевел он в ответ на недоуменный взгляд Элис. – Слишком мало внимания уделялось этому городишке, слишком гадок он, чтобы уделять ему внимания больше, но вы оказались там – живая, настоящая, – и пробудили спящую ненависть. Мертвое всегда ненавидит живое – об этом вы, наверное, знаете?

– Мне почудилось… – Элис подыскивала слова, не зная, как объяснить то, что она чувствовала, и не показаться при этом, ну… не совсем нормальной. Хотя, что это она? – Мне почудилось, там нет… никого. Нет тех… существ? тех, кого я начала видеть, когда заболела. И снова научилась вчера. Вы об этом говорите, Невилл?

– Да. Там нет больше духов, фейри, а значит, нет ничего. Очень опасное место этот ваш сад, но вы по-детски испугались мертвого, и своим страхом заставили его принять форму. Воплотили. В садовый шланг, – он не улыбнулся, но, судя по искрам в глазах, серьезность далась нелегко. – Вот уж чудовище из чудовищ. В любом случае, Элис, придав ему форму, вы сделали его уязвимым даже для обычного оружия. Что там оружие – хватило бы секатора для обрезания веток.

– А что теперь? Разве можно убить мертвое?

– Можно упокоить. Навсегда. Лишить даже того извращенного подобия жизни, которое заставляет ненавидеть и вредить. Что мы, собственно, и сделали.

– Мы?! Это вы зарубили его!

– А вы воплотили – иначе, что бы я рубил? Элис, хотите, я подарю вам бубаха?

– Что?

– Ну… домового. Почти. Если вы пустите его в дом, следом придут и другие духи, а, прижившись у вас, они доберутся и до соседей. Есть у нас такая черта в характере: если можно куда-то влезть, мы обязательно влезем. Впрочем, вы ведь и за собой это замечали, верно?

– А потом их опять убьют?

– Ну, уж нет! Об этом я позабочусь.

Оцепенение чувств отпускало постепенно, так что Элис и не поняла, в какой момент невидимые стенки окружившего ее пузыря растаяли окончательно. Да и то, что они растаяли, заметила лишь, когда спросила о том, куда же Невилл привел ее на сей раз. Спросила, задним числом сообразив, что интерес к происходящему вернулся гораздо раньше. Когда? Когда заговорили об умерших бессмертных духах? Когда вспомнила, словно заново пережила, темную ненависть ночного сада? Или когда Невилл весело и беззаботно перечислял ей свои нелестные прозвища? Тезка дьявола, ну что ж, может быть, несколько претенциозно, однако весьма в стиле.

– А я вас еще не привел, – он подозвал лошадей, помог Элис сесть в седло, – мы с вами едем на бал. Правда, незваными гостями. Посмотрим издалека на танцы лунных дев – гиалах муир.

– Танцы фейри?

– Ну, да. Я ведь говорил вам: на земле еще есть уголки, куда дивный народ приходит танцевать и радоваться ночи. Или дню – кому что нравится.

– А что за волшебство вы сотворили с дорогой?

– Вы не перестаете удивлять меня, – Невилл бросил на нее короткий недоуменный взгляд.

“Кто бы говорил!” – с легким возмущением подумала Элис, а вслух заметила:

– Можно подумать, это я веду вас посмотреть, как танцуют феи.

– Нет, но вы с самого детства ходите нашими дорогами и вдруг спрашиваете у меня, что это за волшебство. Дороги фей, Элис. Ну вспоминайте, вспоминайте, этому не учат ваши профессора, но вы же не могли забыть, что всегда добирались из пункта А в пункт Б намного быстрее, чем все другие. Наши дороги. Их не видят смертные, их и фейри не видят обычно, потому что не все ли равно, как выглядит путь, важно, какова цель.

Впрочем, некоторые дивные племена считают, что путь превыше всего, и научили этому людей. И даже, помнится, я был знаком с одним… хм… как же сказать правильно? аннэмх[29] или сприид[30]? – с душою Пути. Пути Воина, если не ошибаюсь. К сожалению, здесь, на Земле, после большой войны он предпочитает не появляться. Говорит, что считает себя оскорбленным тем, что Россия разместила свои ракетные базы на территории Японии. На мой взгляд, не следует принимать дела смертных так близко к сердцу, но у него ведь и сердца нет. Аннэмх, что с него взять?

Он улыбался, и Элис улыбалась тоже, слушая веселую болтовню, а где-то на краю сознания заполошно всплескивало руками бесконечное изумление: как же так, они едут над деревьями по дороге цвета серебра, под седлами их Волшебные лошади, а спутник ее рассуждает о политике СССР. И непонятно было, что изумляет больше: дорога ли, или разговор, или то, что не может она сама разобраться: чему, собственно, удивляется. Да и удивляется ли?

– Я просто сделал так, чтобы вы видели нашу тропинку. Все-таки сегодня вы в первый раз едете над землей, и мне подумалось: вам, наверное, неуютно будет ехать в пустоте.

– Иногда вы бываете невыносимы, – честно сообщила Элис.

– Иногда? Благодарю.

Куда они приехали, Элис не знала. Она не специалист, не моряк, чтобы ориентироваться по звездам, и не летчик, чтобы, глядя сверху, да еще в темноте, определить, над какими землями ведет серебряная тропа. Приехали – и приехали. Как добираться отсюда домой, Невилл знает, а ее забота – смотреть и слушать. Тем более здесь было на что посмотреть, и что услышать – тоже. Музыка – скрипки, гобои, звонкая медь и струны цимбал, – даже приглушенная расстоянием захватывала, настойчиво приглашая к танцу.

Оставив своих скакунов возле неширокой, быстрой речки, они поднялись на взгорок, заросший кривыми, мшистыми деревьями, папоротником и незнакомыми Элис цветами, похожими на голубые и белые свечи. С вершины открылся вид на широкую лощину, безлесную, залитую ровным, мягким сиянием. Элис даже поискала взглядом луну на черном небе. Луны не было. А вот свет здесь был. Бледный свет, очень похожий на мягкое лунное сияние. И в свете этом, в звонкой и нежной музыке невидимого оркестра, в запахе цветов и темной травы танцевали призраки. Не только девы, надо сказать, там поровну было дам и кавалеров, однако внимание Элис привлекли в первую очередь дамы.

Она не любила классический балет, но была знакома с несколькими звездами. Сейчас ей подумалось, что так, наверное, будут выглядеть после смерти их души, истощенные бесконечными изматывающими тренировками, но прекрасные в своей одержимости высоким искусством.