Дева и Змей - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 22

И только в тот миг, когда истерзанная женщина испустила дух, он понял… задохнулся от понимания, вскрикнул, схватив отца за руку. Дождем посыпались на ковры и на землю внизу красивые блестящие камешки.

– Что? – отцовские глаза впились в его лицо с нетерпеливым ожиданием. – Что такое, малыш?

– Я… – княжич не знал, как правильно сказать, но отец ведь поймет, даже если неправильно, – я забрал ее. Я ее… съел? Ка-ак, как серый волк…

– Она вкусная? – губы отца тронула легкая ласковая улыбка. – Вкусно было, сынок?

– Да-а…

И князь сделал то, что позволял себе очень редко: расцеловал сына в румяные на морозе щеки. Обнял, прижимая к себе покрепче:

– Вот и хорошо, Мико. Вот и хорошо.

…А на Змеином холме свет и тень перестали спорить с законами природы, и солнце касалось травы сквозь кружева тонких веток и широких листьев. Здесь пели птицы и жужжали насекомые. Так славно было и хорошо. Почему же, зачем же придумали, что под холмом таится зло? Почему нельзя было сочинить сказку о доброй фее? Ведь, казалось бы, самое подходящее для ее обитания место – этот лес, с могучими деревьями и нежными цветами, с прозрачным быстрым ручьем, берущим начало на склоне холма.

В этом ручье бриллианты превращаются в звезды.

Элис ступила на тропинку, волглую даже сейчас, когда солнце почти поднялось к полудню. Вспомнила, что Курт говорил о непроходимых зарослях. И пошла, все быстрее и быстрее, снова радуясь и удивляясь тому, что дорога в гору преодолевается так легко и весело, будто бежишь вниз по пологому, удобному спуску. В таком темпе, чтобы подняться на вершину, хватит четверти часа.

Правда, выйдя к черной замковой стене, Элис замедлила шаги, и с удовлетворением почувствовала, как легкомысленное веселье, пробудившееся в лесу, вновь сменяется настороженным любопытством.

“Темные стеклышки, – напомнила она себе, – как будто смотришь на затмение”.

Ну, вот и ворота. Открытые как и в прошлый раз. Пуст мощеный камнем двор. И, кажется, приоткрыта высокая и узкая дверь, ведущая в башню…

– …Не входи! Не входи во двор, не входи, не входи…

Что? Кто это?!..

Птицы. Разноцветные, пестрые, с блестящими круглыми глазами. Обычные птицы облепили ветви деревьев, качаются на гибких лозах над стоящей поодаль скамьей, перепархивают по земле, трепеща крыльями:

– …не входи!

– Кто здесь? – громко спросила Элис. – Кто это говорит?

– О, – прозвучал знакомый голос, и Невилл (откуда взялся?) вышел ей навстречу, склонил голову, блеснули искры вплетенных в волосы рубинов, – какая приятная неожиданность, мисс Ластхоп! Я не мог и предположить, что вы придете, когда солнце в зените. Неужели там, где вы изучаете фольклор, вам ничего не рассказывали об этом удивительном времени? Почти столь же прекрасном, как серые сумерки.

– Не могла же я за год выучить все суеверия.

– Все не выучить и за столетие, – Невилл сделал шаг по направлению к ней, и птицы вдруг вспорхнули цветным облачком, умчались в лес, под защиту густых древесных крон. – Да и стоят ли они изучения? Но вот это:

Бойтесь, бойтесь в час полуденный выйти на дорогу:

В этот час уходят ангелы поклоняться Богу.

В этот час бесовским полчищам власть дана такая,

Что трепещут души праведных у преддверья рая… [14]

Впрочем, вам нечего бояться. И не слушайте птиц – они сошли с ума, слишком много света видели их глаза сегодня, слишком много прекрасного и чистого света, не вместившегося в их маленькие глазки, в глупые пустые головенки. Я рад видеть вас здесь, будьте моей гостьей.

– Нет, – сказала Элис решительно.

И отступила назад. На шаг.

– Вы по-прежнему боитесь меня? И все же пришли. Зачем, мисс Ластхоп, чтобы сообщить о своем решении?

– Я выбрала, – подтвердила Элис, – я хочу узнать правду, хочу знать кто вы, и что здесь происходит. Вы обещали рассказать. Но в замок я не войду. И если вы не боитесь полуденного часа, то пригласите меня на прогулку. Как в прошлый раз. Или здесь больше не на что смотреть, кроме того озера?

– Зеркала Неба. Озеру дано имя, так почему бы не называть его по имени? Да, мисс Ластхоп, разумеется. Я приглашаю вас на прогулку и обещаю, что скучно не будет, и я приложу все усилия, чтобы ответить на ваши вопросы. Пойдемте? – он вышел за ворота.

– Что, прямо вот так? – Элис окинула его взглядом: средневековый костюм всех оттенков красного, легкий короткий плащ, тонкий, как сигарный дымок. – Вы даже не переоденетесь?

– И более того, – Невилл тепло улыбнулся, – попрошу вас надеть вот это.

На плечи Элис, приятным холодком пощекотав горячую от солнца кожу, легла жемчужного цвета газовая накидка.

– Плащ-невидимка, – объяснил Невилл. – Мы будем гулять по довольно людным местам. Вы ведь умеете ездить верхом?

Как будто это было самым главным!

– Позвольте? – прохладные пальцы, чуть коснувшись шеи Элис, застегнули у ее горла золотую фибулу. – Вот так. Хотите посмотреть на себя?

Элис опустила голову и увидела тропинку, цветы, траву на обочине. Развернулась на пятке, так быстро, как будто рассчитывала сама себя застать врасплох за спиной.

– Но как же так?! – она вытянула из-под плаща руку и все равно не увидела ее. Поднесла к самому лицу, потрогала себя за нос. На ощупь все в порядке: и рука, и пальцы, и нос…

Оставалось лишь глупо спросить: “Невилл, а вы меня тоже не видите?”

Именно так Элис и поступила.

– Глазами – нет.

Он сбросил свой плащ на руки подоспевшего слуги.

Откуда они берутся, Элис понять уже отчаялась. Только что не было, и вот уже есть – с поклоном протягивает хозяину вторую такую же накидку.

– Это выглядит вот так, мисс Ластхоп, вы застегиваете фибулу, и…

Невилл исчез. Растворился в воздухе, пропал, как пропадает пылинка, вылетев из солнечного луча. И однако Элис… нет, не видела, но словно бы осязала на расстоянии – вот он, стоит рядом. Вот отошел на шаг, приглашающе взмахнул рукой.

– Лошади готовы, мисс Ластхоп.

– Да подождите же! – взмолилась Элис. – Объясните мне, как это? Что это такое? Опять какие-то фокусы?

– Это плащ-невидимка, – голос Невилла был исполнен терпения. – Неужели вы совсем не знаете сказок? Плащ, сшитый из зрения слепых.

– Но…

– Умоляю вас, не спрашивайте, как это сделано! Ведь я не ткач и не портной, я принц. Вы не можете видеть меня, я не вижу вас, однако мы чувствуем друг друга, точно так же, как слепые от рождения способны чувствовать цвета, движение, различать малейшие оттенки звуков и запахов. Эта тонкость чувств – своего рода изнанка наших плащей. Но, мисс Ластхоп, помните, бродя невидимкой, что многие слепцы способны будут заметить ваше присутствие, а также опасайтесь кликуш. Знаете, кто это?

Судя по тону, Невилл не слишком рассчитывал на утвердительный ответ.

– Сумасшедшие, – гордо сообщила Элис.

Он неопределенно хмыкнул. Наверное, удивился.

– Да, что-то в этом роде. Выражаясь привычным для вас языком, кликуши – это суеверные сумасшедшие. Пойдемте! И будьте готовы к тому, что от привычного языка придется отказаться.

Лошадей держал в поводу конюх, такой же молчаливый и бледный, как те слуги, которых Элис видела в замке. А может, на весь замок всего один слуга и есть? Все вместе они на глаза пока не попадались. Четвертью часа раньше Элис не удержалась бы, обязательно спросила, не увлечен ли чрезмерно Невилл Драхен фильмами о вампирах. Однако плащ невидимка странным образом удерживал от подобных вопросов.

И очень вовремя вспомнилось, что настоящие вампиры солнечного света не выносят. Значит, эти – не настоящие. Вампиров не бывает. И это очень хорошо.

Конюх нюхал воздух, медленно поворачивая голову вправо и влево. Когда они подошли, отвесил поклон в сторону хозяина, протянул поводья, поклонился еще раз и, пятясь, начал отступать по тропинке, пока не скрылся за поворотом стены.