Миноносцы выходят в океан - Пикуль Валентин Саввич - Страница 2

И вдруг весь корабль зазвенел от сильного подводного удара. Я видел, как вдалеке перед нами выросло два столба воды, поднятых взрывами к небу, и в этот же момент сигнальщик доложил:

- На "Дерзновенном" нащупали подводную лодку противника! Флагман приказывает начать контрольное бомбометание!

Но он еще не успел докончить начатой фразы, как акустик толчком выбил дверь своей рубки и закричал:

- Подводная лодка!.. Дистанция. курсовой угол. Идет от берега со скоростью пять узлов.

- Право руля! - скомандовали мне. Я развернул корабль и откинул смотровые окна. Теперь прямо в мое лицо летели клочья соленой пены, ветер перебивал дыхание, но зато мне было все видно.

Эсминец, завершив поворот, выходил на бомбометание. Сейчас на корме матросы катили тяжелые бочки глубинных бомб, чтобы сбросить их за борт. Все море грохотало и кипело от взрывов. Но это было еще не самое страшное, и я, как и все, был спокоен, пока сигнальщик не крикнул снова:

- Правый борт!.. Курсовой. Две торпеды идут на нас!

5

Орудия уже открыли огонь противолодочными снарядами.

Прямо под моей рубкой пушечный хобот выкидывал в черноту ночи багровые сгустки пламени, пироксилиновая вонь проникала в рубку.

Я быстро взглянул в бортовой иллюминатор. Да, откуда-то издалека тянулись в нашу сторону два светлых пенистых шлейфа взбудораженной торпедами воды. Иногда в толчее волн они пропадали совсем, потом снова показывались, неумолимо приближаясь к нашему борту.

В этот момент командир встал рядом со мною, положил мне на плечо свою тяжелую руку в кожаной перчатке:

- Поворот направо, - почти тихо сказал он мне. - Больше клади руль на борт. До самого упора клади. Так, так.

Эсминец лег на воду почти всем бортом, волны теперь гуляли по верхней палубе. Вода колобродила даже на орудийных площадках, и я мельком увидел, как комендоры, прекратив на время стрельбу, хватались за пеньковые сетки, чтобы волны не сбросили их за борт.

- Прямо руль! - вдруг жестко скомандовал мне командир.

Корабль рывком выпрямился, и вода, словно испугавшись чего-то, мгновенно схлынула с палубы. Теперь мы шли навстречу торпедам, и я понял, что командир решил сбить их с курса, отшвырнуть от себя работой винтов. И когда смерть оказалась совсем рядом, поверх моих рук легли ладони командира. Навалившись на меня сзади, он сам круто повернул манипуляторы. "Грозный" подставил торпедам свою корму, и две торпеды, попав в громадные каскады воды, были отброшены в сторону.

Мое лицо было давно уже мокрым от воды и слез, выжатых из глаз напором ветра, но в этот момент мне показалось, что я заливаюсь путом, и невольно вытер лицо рукавом бушлата.

"Усилить огонь!" - услышал я за спиной голос своего командира, и машинный телеграф звякнул несколько раз, приказывая машинистам увеличить скорость.

б

Дивизион эскадренных миноносцев летел на полных оборотах винтов.

В смотровое окно я видел ныряющий в провалах волн форштевень миноносца, я видел, как полубак корабля выкидывается наверх, подбрасывая на себе тонны штормовой воды. Я уже мог разглядеть перед собой бесконечный простор открытого океана.

Кольцо блокады мы прорвали. С "Дерзновенного" передали по радио, что он прошел над потопленной подлодкой, и громадный воздушный пузырь, вырвавшийся на поверхность, и соляровое пятно, смирившее волны, были доказательствами ее гибели. Сколько их было там, на глубине, этих вражеских субмарин, мы не знали, но акустик уже охрип от крика, докладывая то об одной, то о другой подлодке, появлявшихся то справа, то слева по нашему курсу.

Матросы, стрелявшие из орудий, давно уже скинули ватники и бушлаты, чтобы одежда не стесняла их движений, - они устали. От частых взрывов заклепки в бортах нашего эсминца начали "слезиться", и электрические лампочки, вывертываясь из патронов сами собой, разбивались о палубы с гулким хлопаньем.

Казалось, что конец боя уже наступил, когда мы, огибая скалистый невысокий мыс, заметили еще одну подводную лодку.

За время войны я не раз встречал врага, видел его самонадеянным и гордым, видел его униженным и жалким, видел, как тонут корабли противника, жалобно крича своими сиренами, но подлодка, которую я разглядел в эту ночь из смотрового окна, останется в моей памяти на всю жизнь.

Мне кажется, что командир ее был опытный и сильный противник. Он отвел свою субмарину подальше от главного места сражения, чтобы встретить нас на самом выходе в океан.

Он думал, наверное, что мы пройдем мимо, не заметив его, и действительно подлодку было заметить трудно: ее силуэт сливался с тенью от берега.

Но наши сигнальщики заметили ее, и я почти всей грудью лег на манипуляторы.

7

Я не раз водил корабли. Я стоял за рулем боевых миноносцев и рыбацких лайб, груженных трескою. Мне пришлось стоять за рулем полузатопленных кораблей, и выпала честь проводить корабли под праздничные салюты в День Победы. Но я никогда не забуду эти две-три минуты, в которые как бы был подведен итог всей моей моряцкой жизни, - эти две-три минуты, когда я увидел вражескую подлодку.

Она стояла в позиционном положении, выставив над водой одну только рубку. В такие моменты время исчисляется долями секунды, и, повинуясь бессознательному чувству, еще не дождавшись команды, я положил рули направо.

Когда же мне приказали: "Право на борт!", корабль уже лежал в крутом повороте.

Внизу, на мокрой ныряющей палубе, работали комендоры. Пушка повиновалась им, словно сильное, хорошо прирученное животное. До меня доносились четкие удары замка, шипение воздушных компрессоров и голос орудийного старшины:

- Заряжай! Отходи!.. Залп!..

Многотонные водяные гейзеры, поднятые снарядами, окружили вражескую подлодку. До моего слуха донеслось звяканье телеграфа - это командир приказал развить предельную скорость. И такой скорости, с какой мы сближались с врагом, я тоже никогда не видел в жизни.

Ветер, летевший мне навстречу - в смотровое окно, был плотен, как спрессованная вата. Он душил меня, я не мог дышать и, чтобы глотнуть воздуха, должен был отвернуть лицо в сторону. Брызги стегали лицо, словно железные шпицрутены. Руки командира снова лежали на моем плече.

- Цель в рубку, - сказал он мне, - погрузиться они не успеют.

Впервые за всю службу на посту рулевого я не ответил на команду привычным моряцким "есть". Все чувства, которыми я жил до сего момента, куда-то отошли, словно растерялись. В эти короткие мгновения я жил одним только бы не промахнуться, только бы ударить точно.

- Прожектор! - крикнул командир, и слепящий фиолетовый луч прожектора, рассекая тьму, уставился прямо в рубку вражеской субмарины.

Я увидел, как на мостике подлодки засуетились люди, как от орудия побежали, карабкаясь по трапу, вражеские комендоры. Мне казалось, что я слышу их крики.

- Только не подведи, - сказал мне командир, - ударь наверняка.

Сотня человек команды нашего корабля испытывала, наверное, то же, что и я. Многие из них, запертые в нижних отсеках, не могли видеть всего, но они уже знали, что корабль идет на рискованный таран, и радист в своей рубке, кочегар у котельных форсунок, комендор возле орудия - все они, вольно или невольно, как бы приложили свои руки к тем манипуляторам, которые я сейчас сжимал в своих ладонях.

- Сейчас, - помню, сказал я, - вот сейчас ударим.

Подводная лодка врага приближалась стремительно. Я уже мог разглядеть на ее рубке громадный лавровый венок, в центре которого стояла намалеванная краской цифра "14" - это был счет побед противника, своеобразная гитлеровская бухгалтерия.

Последнее, что я увидел, - это люк подлодки, который закрылся за последним матросом: подлодка стала быстро уходить в воду. Волны сразу закипели вокруг ее мостика. Вот сейчас скроются под водой поручни, потом погрузятся стволы перископов и.

"Поздно", - услышал я за спиной чей-то голос, и в тот же момент страшный удар потряс весь корабль.