Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 72

Небольсин скинул ноги с топчана, съежился под шинелью.

- Ну его к бесу... Я уже таких видел!

- Вот и я такого мнения. С нервами, как мочалки, мы закалены, однако, как крупповская сталь... Итак, позволь первый тост: за убийство вокруг и в нас самих... Причина?

- Бандитская причина, - сказал Небольсин, подхватывая стакан. - Но все равно... Чтоб тебя закопали!

- Чтоб тебя разорвало, - отозвался Свищов, не унывая. Они дружно выпили. Потом долго шевелили пальцами над столам, вроде отыскивая - чем бы им, грешным, закусить? Но стол был пуст, и ограничились тем, что налили еще по стакану.

- Поговорим, - сказал Свищов, раскрывая бумажник. - Побеседуем как русские люди... Душевно. Открыто. Свято! - Он шлепнул на стол десять рублей, чуть не заплакал: - Вот сидит на деньгах наша Россия, единая и неделимая... баба что надо! В кокошнике, в жемчуге, морда румяная. Ты погляди, Небольсин, как здорово нарисовано... Шедевр! За эту вот чудо-женщину, что зовется Россией, мы с тобой и погибаем...

Коньяк глухо шумел в голове, отдавая в ноги.

- Нас предали, Свищов, - заговорил Небольсин, весь обостренный к звукам, побледневший от алкоголя. - Почитай немецкие газеты. При всей моей лютой (неисправимо лютой!) ненависти к проклятой немчуре, они все же правы в одном, черт их побери! Битва за Дарданеллы была выгодна для России. Но англичане, вместо прорыва на Босфор, открыли фронт здесь, в Салониках, и затычкой в эту щель, как и положено, засунули нас - русских! И теперь, когда турки лезут на Баку, когда немец готов сожрать Украину и Прибалтику, мы торчим здесь. А может, мы нужны там? На родине? Послушай, Свищов, не правы ли солдаты, что бегут? Нам ли сидеть сейчас здесь?..

- Дернем! - ответил Свищов, приглашая выпить, и потом сказал: Золотые твои слова, Виктор. Коста... станы... станкостико... Тьфу, ты, черт! Неужто ломаться даже от трех стаканов начал? Состарился - прощай, молодость.

- Не трудись. Зови меня просто Виктор.

- Так вот, Витенька, скажи: хочешь ли ты, чтобы великая Россия во всем своем неповторимом блеске всех в Европе переставила раком?

- Хочу, - поднялся Небольсин. - Да, жажду... Мы, русские, столь унижены сейчас. И я хочу отплатить за это унижение. Ибо веры в величие России не потерял... Выпьем, брат, за великий, умный, многострадальный народ русский!

Выпили за народ.

- Почему бы нам не поцеловаться? - спросил Свищов и нежно облобызал Небольсина, обнимая его за тонкую немытую шею. - Мы же русские... Русские! - добавил он, всхлипывая, и спрятал десять рублей обратно в бумажник.

Вот теперь полковник заговорил о деле:

- Небольсин, душа моя! Витенька... Сначала надобно раздавить врага внутри России. Лучшие умы родины, светила академической мысли, уже куют победу... на Дону! Добровольческая армия. Никаких тебе соплей нету! Нету! Приходишь сам. Вот как я к тебе пришел сейчас... Разрешите доложить? Такой-то... Добровольно! Присяга. Полковник - рядовым. Приказ. Зачитали. И сразу в строй. Слушаюсь. Вперед. Ура!

- А кто там? - спросил Небольсин.

Свищов загибал перед ним липкие от коньяка пальцы:

- Корнилов - русский Бонапарт... Алексеев, тот, косоглазый. Деникин! Лукомский, зять Драгомирова... Марков! Кутепов. Кто там еще? Ну, Дроздов Митька... Ты его знаешь?

- Нет. Не знаю.

- Так вот, он тоже там...

- И как же туда пробраться? - снова спросил Небольсин.

- Как? Через Месопотамию, где у англичан новая фронтуха заварилась. Персюки пропустят. Мы ведь не разбойники, слава богу. Почему не пропустить? Я немного по-персидски - шалам-балам, балам-шалам - знаю. Каспием - под парусом! Хорошо! Ну а там... Эх, брат Витенька, там-то балыков пожрем. Цимлянского нарежемся...

Шерочка с машерочкой

Гуляли по станице,

Лизавета с Верочкой

Играли ягодицами

- Поехали? - неожиданно закончил Свищов, оборвав пошлятину.

- Ты что? - вдруг протрезвел Небольсин. - Не допил? Кто же нас отпустит с позиций?

- Да пойми, - убеждал Свищов, - союзникам, чтоб они сдохли, только выгода, ежели мы большевиков со спины огреем... Дело пойдет! Головы-то на Дону собрались какие! Алексеев, Лукомский, да Корнилов... Наполеоны ведь новой России! А кто у большевиков? Назови - кого ты знаешь?

Небольсин пошатнулся на топчане, шинель сползла с плеча.

- Прррапоры...

- Вот! Да мы этих прапоров деревянной ложкой на хлеб мазать будем... Ну чего загрустил, Витенька? Решайся!

- Все это так, - ответил ему Небольсин. - Но куда денутся наши солдаты? Они же мне еще верят...

- Плюнь! - отвечал Свищов. - Сэррейль с Петеном их не оставят. Ты ведь ничего не знаешь здесь сидя. А вот американцы уже выделяют из своей армии курносых!

- Кого? Кого они выделяют?

- Всех славян. В особый корпус. Вот и твоих головорезов прицепят к этим американцам. "Великая славянская армия"! Это будут такие ухари, что мир дрогнет от ужаса.

- Нет, - сказал Небольсин и вылил себе в стакан весь коньяк из бутылки; выпил, съел конфету. - Нет, - повторил, - я останусь здесь. Про нас и так болтают по Европе вздор всякий... Говорят, будто мы разложились... Нет! Нет! Нет!

Вот когда коньяк двинул его по голове. Небольсин даже не заметил, как покинул его Свищов; с трудом вылез наверх из блокгауза. Шатаясь, протиснулся в капонир. Дернул на себя пулемет. И ударил слепой ненавистной очередью прямо перед собой, куда глаза глядят.

- Именно здесь! - кричал в пьяном бешенстве. - Мы докажем всему миру, что русская армия не погибла. Она стоит! Существует! Без царя! Без Керенского! Без большевиков! Сама по себе! Ради отечества и победы...

Унтер-офицер Каковашин раскурил длинную сигару и сказал как мог.

- C'est epatant!{15} Но пошел он в... это самое! Эй, ребята, кто там ближе? Оторвите его от пулемета...

Должной навалился сзади, расцепил руки подполковника, до синевы сведенные на оружии.

- Ну, выпили лишку, - сказал хитрый солдат. - Ну, не закусили, как водится. - Но зачем же пулять, как в копеечку? Пойдемте, мсье колонель, я вас под накат оттащу.

В блокгаузе Небольсин рухнул на топчан, потянул на себя шинель. Рука его обмякла и упала на земляной пол. Сама цвета земли. Очень красивая рука. Рука актера. Но грязная, с трауром под ногтями..

Это была агония...

В то время, когда по всей Советской стране был почти разрушен могучий аппарат царской армии, когда на смену ей, отжившей свое героическое прошлое, уже зарождалась молодая Красная Армия, - тогда в далеких Салониках, оторванные от родины, униженные, озверелые, еще служили Антанте русские легионеры.

Под вечер, когда Небольсин очухался, на позиции привезли коньяк "Ординар", бразильский кофе, апельсины из Туниса и хороший табак вирджинский.

Вирджиния - штат Америки, армия которой уже вступила в Европу, поначалу больше присматриваясь к тому, что называлось Европой. Армия сытая, неутомимая, прекрасно одетая, с великолепной техникой, звякающая над ухом нищей, разоренной Европы золотом...

Скоро эта армия будет везде.

Даже в Мурманске! Даже во Владивостоке!

Глава вторая

Британский военно-морской атташе капитан первого ранга Кроми встретил лейтенанта Басалаго в Петрограде.

- Понимаете, - сказал он, - подобно тому как борьба на Балканах зависит исключительно от Дарданелл, политическая жизнь России целиком во власти "железнодорожной" дипломатии. Потому я хотел бы обратить самое пристальное внимание Главнамура на сохранение за ним Мурманской дороги. И порта, конечно.

- Каково ваше мнение о мире? - спросил Басалаго.

- Официально мы находим, что Россия в том положении, в каком она находится сейчас, вправе поднять вопрос о всеобщем мире. Ленин - тверд. Но с первой же вестью о мире мы, очевидно, покинем Петроград. Всей колонией дипкорпуса! Куда? Это будет провинция. Я думаю - Вологда, поближе к вам. Вам же следует выждать время. Не раздражайте Совнарком излишне. Это ни к чему. Ну, остальное вы услышите от моего посла.