Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 68

Небольсин ответил:

- Кто виноват, генералы или политики, теперь выяснять не стоит. Но я знаю: русский легион - не Иностранный легион. И русские солдаты не нанимались умирать за деньги. Они шли на смерть под Верденом рядом с вашими солдатами из чувства союзного долга. И они умирали не хуже вас... за Францию! Но теперь, когда Россия на волосок от мира...

- Волосок слишком тонок, он оборвется, Аркашки! Я понимаю: тебя беспокоит судьба твоего брата.

- Да поверь, - воскликнул Небольсин, - сейчас я даже забыл о нем, я говорю тебе обо всех!..

- Будешь? - спросил Лятурнер, снова берясь за бутылку.

- Нет.

Ладонь майора прихлопнула сверху бутылку.

- Мы немало вложили в этот легион. И в эту... Россию!

- Вложили... чего? - оторопел Небольсин.

- Техники. Опыта. Наши аэропланы. Моторы "Испано-суиза". Наконец, вы достаточно попили наших замечательных коньяков.

- Стыдитесь! Вы едите наш хлеб!

- Германия тоже воюет на вашем хлебе! - дерзко ответил Лятурнер. Ваше правительство поступало как шлюха...

- Этого правительства уже нет в России, есть другое. И пока еще никто не сказал, что оно - шлюха. А вы, французы, за каждую автомобильную шину требовали от нас по батальону солдат...

- С тобою, Аркашки, трудно говорить без выпивки. - И в бокалах снова вспыхнуло вино; выпив, Лятурнер сказал миролюбиво: - Не будем считать, кто у кого больше съел. Пока же в Мурманске вы едите все наше...

Небольсин сдернул шубу, кинул на макушку боярку.

- Ты куда?

- Домой. В вагон.

- Что будешь делать?

- Спать.

- Ну прощай, Аркашки... Да скажи Мари, чтобы затворили двери консульства на ночь.

- Ладно. Скажу. - Он вышел в приемную: - Мари, закройся!

Секретарша проводила его до крыльца:

- Можно я к тебе приду ночевать?

Небольсин притопнул валенками по снегу.

- Я ужасен... - сказал он, морщась. - Ты придешь - и, кроме спальной полки вагона, больше ничего не получишь. Спокойной ночи, Мари!

- Встань здоровым, Аркашки! - Мари не обиделась: она была женщина умная, практичная.

* * *

На рассвете со стороны океана вошел на Мурманский рейд американский пароход. Белый, громадный, сияющий. На палубе его стояли два локомотива для Мурманки, землеройная машина для порта. Матросы, здоровые и рослые парни с закатанными до локтей рукавами, сразу выскочили по сходне на берег. Как малые дети, американцы расшалились в снегу. Лепили, радуясь забаве, хрусткие снежки, и скоро белые мячики заиграли в воздухе над причалом. Поручик Эллен, по долгу службы встречавший прибытие каждого корабля, стоял поодаль от сходен. В форме, при погонах, с оружием. Американцам плевать, кто он такой, и острый снежок больно заклеил контрразведке физиономию...

Эллен на такую демократическую непосредственность тоже слепил ответный снежок и, бросив его, спросил по-английски:

- Откуда пришли?

- Из Балтиморы.

- Пассажиры есть?

- Есть, трое...

Прибыл и союзный военный контроль, который возглавляли от англичан полковник Торнхилл, а от французов - граф Люберсак (оба прекрасно владели русским языком - даже без акцента). Поручик же Эллен затаился в сторонке на перехвате! Он просеивал через мелкое ситечко все то, что проскакивало через сети союзного контроля. Тут-то ему не раз попадались такие рыбины, что союзники долго потом завидовали своему русскому коллеге.

Вот и сегодня...

Контроль пропускал редких пассажиров. Архангельский архитектор Витлин - свой человек. Капитан русского генштаба со стареющей женой тоже не представлял для поручика Эллена никакой ценности. Но вот спрыгнул на берег - упруго и крепко - штатский господин ("вольный", как тогда говорилось). Этот "вольный" был еще сравнительно молод. На голове - кепка в крупную клетку. Хороший шарф был пышно взбит из-под ворота пальто. Приезжий сунул в рот короткую трубку, и до Эллена донесся запах гаванского добротного табака. Оглядев печальную панораму Мурманска, приезжий сказал:

- Вот это да-а! Здорово ребята устроились...

Эллен уже шагал вдоль гаванского забора. На выходе из порта он, не задерживаясь, сказал филерам:

- Русский. С трубкой. Вещей нет. Кепка. Взять!

И - взяли... Выпив кофе, Эллен выровнял перед зеркалом идеальный пробор и шагнул в свой кабинет. Задержанный сидел на стуле и даже не вздрогнул, когда стукнула дверь. Решетка на окне кабинета, как видно, не произвела на него должного ошеломляющего впечатления. Он только перекинул ногу на ногу и выпустил клуб дыма из трубки, когда поручик появился.

- Ну-с, - начал Эллен, уверенно рассаживаясь за столом, - с вашего любезного разрешения приступим?

- Попробуй, - ответил незнакомец с издевкой.

- Чем занимаетесь?

- Человеческой глупостью.

- Кто вы такой?

- А ты угадай...

Эллен протянул руку над столом:

- Документы!

- Пожалуйста... А вы разве грамотны?

- Немножко, - сознался Эллен.

Из документов явствовало, что задержанный - Алексей Юрьев (в скобках на американском паспорте была проставлена еще и вторая фамилия - Алексеев).

- Какая же из них правильная? - спросил Эллен и спрятал документы задержанного в стол.

- Какая хочешь - такая и правильная.

- Партия?! - выкрикнул Эллен.

- Погадай на картах, какая у меня партия...

Табуретка, ловко пущенная, вдребезги разлетелась об стенку. Юрьев перескочил на другой стул и остался цел.

- Ты сядь, - сказал он Эллену - Чего вскочил? У меня ведь чин небольшой, передо мною не маячь... не люблю!

И сколько ни бился Эллен, так и не получил ответа ни на один вопрос. Оставалось последнее средство - самое верное: передать Юрьева в руки палача Хасмадуллина. Сам же поручик был эстетом, поклонником Оскара Уайльда и не мог видеть, как из человека делают котлету.

- Через пять минут, - сказал он Юрьеву, показав на часы, я зайду сюда снова, и вы будете ползать у меня в ногах.

- Хорошо, - согласился Юрьев. - Это даже любопытно. Пропустив Хасмадуллина в кабинет, Эллен проследовал в бокс. Там секретарша "тридцатки", в полном одиночестве, поставила на фонограф валик с новейшим танго и плавала в истоме.

- Сэв! - крикнула она сквозь вопли музыки. - А ты догадался предупредить Мазгуга, чтобы не перестарался?

- Нет, не предупреждал.

- Ого! - сказала девица, подхватив Эллена, и они поплыли оба, полузакрыв глаза, пока не кончился валик с музыкой.

- Иди, Сэв, - одернула платье секретарша. - Там уже, наверное, от человека остались одни лохмотья и косточки.

Эллен открыл дверь в свой кабинет - и... Мазгут Хасмадуллин, человек необыкновенной силы, валялся без памяти на полу Решетка на окне была выломана и аккуратно приставлена к стене. В открытое окно задувал ветер. А сам Юрьев равнодушно докуривал свою трубку.

Эллен быстро пришел в себя от потрясения:

- Зачем было ломать решетку, если все равно не убежали?

- Просто я хотел доказать вам, что для меня никаких преград не существует. А бежать мне, увы, некуда.

- Гражданин Юрьев, - сказал Эллен, закрывая окно, - слово остается за вами. Я поручик Всеволод Эллен ("Очень приятно", - ответил Юрьев), глава мурманской контрразведки. Вы, конечно, уже забрали из моего стола свои документы?

- Зачем же? Я жду, когда вы сами вернете мне их.

- Отлично. Как вас зовут?

- Это, если я не ошибаюсь, написано в паспорте.

- И можно верить? - прищурился Эллен.

- А вам больше ничего не остается, как поверить! Раздался глухой стон, это палач обретал сознание. Эллен выкатил его тело за двери, в коридор.

- Вы первый, кому это удалось, - намекнул поручик.

- Мне ли быть вторым? - гордо ответил Юрьев. - Знайте, с кем имеете дело... Я был матросом-китобоем, боксером дрался на рингах, искал золото на Клондайке, пил виски вместе с Джеком Лондоном, издавал в Америке социалистическую газету. Как политический эмигрант, ныне я возвращаюсь на родину.