Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 5

- А ты, божия слезка, не капай тут, - оскорбился Шурка.

- Подбери койку, - велел ему Власйй Труш.

Подбирать койку, когда накал остыл, было стыдновато. Но пришлось уступить силе и власти.

Пожилой Захаров сказал Шурке:

- Эх ты... ключ от сундука с клопами! Уж коли кидаешься, так надо так шмякнуть, чтобы труха одна осталась...

Перстнев, покраснев, зализывал свою буйную гордость:

- Господин боцман, да ведь злоба берет... Ну скажи на милость. Нас будят в пять. Французов - в шесть. Англичане, их в семь подымают. Неужто так надо, чтобы одних только русских, словно собак с цепи, среди ночи срывали?

- Поднял коечку? - спросил Труш. - Вот и молодец ты у меня, Шурка... А служить бы тебе прямо на мериканском флоте. Там когда захотят, тогда и пролупятся. И сразу в бар, к девочкам!

По трапу - тра-та-та-та - Павлухин.

- Боцман! Новый матрос тебя шукает, Ряполов.

Матросы пулями летают по крутизне трапов, словно опереточные бесы, в дыму и в грохоте. Но тут случилось такое, чего уже давненько даже от пьяных не видели на "Аскольде": новый матрос, боясь крутизны, лез в кубрик не грудью вперед, а - задом...

От такого подлого нахальства стало тихо. Только поскрипывали спущенные на цепях для завтрака обеденные столы.

- Корова! - заорали все разом. - Назад! Вниз! Пулей! И новый матрос брякнулся к ногам боцмана.

- Собери свои мослы, - сказал Труш. - Раскидался тут...

- Матрош второй штатьи штрафной Ряполов..:

- А за что - штрафной? - навострился боцман.

- Жа политику поштрадал...

- Ну, пойдем, "штрадалец". - И Труш крепко взял его за ухо.

Вся палуба комендоров так и осела в дружном хохоте:

- Ай да штрадалец! Повели голубя... Теперь ему до конца службы из гальюна не выбраться!

Отправив Ряполова в писарскую, боцман столкнулся с Быстроковским и, сделав преданнейшее лицо, пожаловался:

- Ваше благородие, ну прямо сладу нет с ыми... С эфтой вот палубой, где из носовой "хлопушки" живут. Волки прямо, а не люди. Так и шпынят, так и шпынят. И слова им не скажи!

- Хорошо, боцман. Я передам Вальронду, чтобы унял своих оболтусов. Носовой плутонг, и правда, избаловался...

Лейтенант Корнилов, розовощекий юноша, вывел на прогулку своего красавца дога Бима: собака после ночи наделала на палубе, и лейтенант задиристо крикнул:

- Эй, пентюх! Подбери... - первому попавшемуся матросу. Этим "пентюхом" оказался трюмный Сашка Бирюков.

- Ваше благородие! - с хитрецою ответил трюмный. - Вот наделайте вы здесь любую кучу, и Сашка Бирюков уберет. Потому как человек, оно же понятно. А после собаки - никак не могу.

- Будешь убирать? - осатанел молодой лейтенант.

Но трюмный уже стремительно провалился в машинный люк. Корнилов потом с возмущением говорил Быстроковскому:

- Роман Иванович, это черт знает что! Машинные совсем разболтались. Я ему говорю - одно, а он, подлец, прямо в глаза мне смотрит. И по глазам вижу - дерзость, дерзость, дерзость!

- Хорошо, Владимир Петрович, - ответил старший офицер. - Я скажу Федерсону, чтобы подтянул своих механисьёнов...

Павлухин тем временем, сдав наружную вахту, направился к фитилю - на бак крейсера. Там, возле кадушки, наполненной водою, можно было курить. Но куряк в этот ранний час не было. Только кондуктор Самокин, поставив ногу на край обреза, пытался прикурить от угасающего фитиля.

- Что нового? - спросил он Павлухина.

- Да так... ничего. Жарко вот будет!

- Да, будет. Верно. Ну?

- Матрос тут такой... Ряполов, говорит - за политику.

- Врет, сволочь! - ответил кондуктор. - Я уже узнавал от писарей. Сидел за подлость. От таких подальше... - И поманил Павлухина к себе поближе. - Шифровка была ночью, - сообщил осторожно. - На Балтике негладко. Там наши работают...

- Ну? И что?

- Вот и спрашивали "Ваньку с барышней" - как у нас?

- А как у нас? - засмеялся Павлухин.

Самокин оглядел рейд, заставленный кораблями. Бросил окурок в кадушку, и он зашипел, погаснув.

- Сам знаешь, как у нас... Пока только двое. Эсеры да анархисты, вроде Шурки Перстнева, нас пополам перекусят. А собирать начнут - перепугают. И твою башку, Павлухин, на мою секретную часть жеваным хлебом приклеят...

* * *

Англичане проснулись ровно в семь. Кажется, они даже не позавтракали. А сразу - шарах! - по туркам из главного калибра. Многопудовые чемоданы с шорохом пронеслись над эскадрой.

Союзный флагман поднял сигнал, обращенный к "Аскольду":

ДОЛГО ЗАВТРАКАЕТЕ!

- Зато мы раньше всех встали, - обиделся Иванов-6. - Пусть на мостике отстучат: придем на позицию вовремя. Роман Иванович, а не пора ли отправлять катер?..

Быстроковский наспех запил у буфетной стойки порошок хины, поднялся на спардек. Паровой катер с "Аскольда" качался под бортом, готовый отправиться на прикрытие греческого десанта. Виккерсовский автомат "пом-пом" сердито торчал из рубки. В бой уходили смертники, чающие крестов и водки, и возглавлял их чахоточный барон Фиттингоф фон Шелль, минер крейсера.

- Роман Иванович, - сказал он с издевочкой. - В случае чего, не забудьте, что я был лютеранином. Не поручайте завтра моего бренного тела отцу Антонию... я не хочу быть пропитым!

Бысгроковский не растерялся с ответом:

- О том, что вы лютеранин, я надпишу на бутылке с шампанеей, которая уже заморожена, Карл Фромгольдович, к вашему прибытию... Счастливо, дорогая баронесса!

...Два гальюна в носу и корме - на сорок восемь водостоков - убирали штрафные Ряполов и Пивинский.

- Вот что я тебе скажу, паря, - внушал Пивинский, как более опытный, Ряполову, вовсю хлеща вокруг из брандспойта. - Самая легкая работа на флоте его величества - это поганая работа. Везде лезут офицеры в белых перчатках и даже в рыло пушке заглядывают - не запылилась ли она, стерва? А к нам заглянут - нет ли дерьма? Дерьмо убрано, и мы свободны, если считать, что вообще в этом мире существует свобода...

Когда приборку закончили, Пивинский повлек Ряполова за собой, шепча ему на ухо - с нежностью:

- Ша! Мы люди гиблые, штрафованные. Нас замордуют...

Он провел Ряполова в форпик, узенький косой отсек, угол которого составлял форштевень крейсера. Здесь хранились банки с краской и политурами, лаками и эссенциями. Пивинский раскрыл ногой сверток парусины, под которой были скрыты две баночки, проложенные ваткой. И текла по капле желтая муть, назначение которой русскому человеку всегда понятно.

- Пей. Чистенький. Как другу.

- Ждохнем, - ответил Ряполов, принюхиваясь. Настроение у Пивинского было добровольно убиенное.

- Сейчас под Кум-Кале пойдем, там и гробанемся. А от этого еще не помирали... Сосай! Все равно подыхать.

Ряполов, зажмурив глаза, высосал натощак пол-банки.

- Малиной во рте жапахло. Ждыхай и ты, шука...

Пивинский окосел тут же, не вылезая из форпика, измазался в каком-то вонючем лаке, и Ряполов здорово испугался:

- Шлушай, а ты шлучайно не калаголик?

- Нет, я не калаголик, - ответил Пивинский и, заплакав, стал биться сдуру башкой о броню...

А под ними уже грохотала цепь, бегущая из глубины моря. Крейсер вдевал якоря в клюзы, как серьги в уши. Звучали колокола громкого боя, призывая команду занять места по боевому расписанию. Взлетели к небу стеньговые флаги - готовность "Аскольда" к бою теперь видна всем. По бортам уже разносились антенные сетки, чтобы иметь постоянную связь с кораблями союзной эскадры.

Офицеры не спеша (время еще было) расходились из кают-компании. Старший артиллерист крейсера, плешивый лейтенант фон Ландсберг, задержал плутонговых Корнилова и Вальронда:

- Володя и ты, Женечка, дальномер у нас расхлябался. В цепи где-то сдвиг синхронности. А потому прошу вас при стрельбе следить и за репетацией по телефонам.

- Есть, - ответили в один голос плутонговые офицеры.

...Завив хвосты колечками, над палубой качаются вниз головами отчаянные лемуры. На мостике раскинут лонгшез. И в нем, покуривая сигару, устроился для боя Иванов-6 во всем белом, словно беззаботный дачник. А на страшной высоте, почти наравне с лемурами, гальванер Павлухин уже срывает чехлы с громоздкой трубы дальномера. Уютное кожаное сиденьице, словно ласточкино гнездо, провисает над пропастью... Цепляясь за скобы трапа, по стволу мачты лезет к нему лейтенант фон Ландсберг. Добрался, примерился и плюх запотевшей спиной в соседнее с Павлухиным кресло.