Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 113

- Так что же ты за дерьмо такое, полковник? И там честно, и здесь честно? Вот у французов есть зонтики - для дождя и для солнца. Но есть один - "en-tout-cas". Это зонтик универсальный, и годится для любой погоды. Скажи: и ты такой же, что годен при любой погоде?

- Не оскорбляй меня! - выкрикнул Сыромятев.

- Ах, простите, сударь. Я совсем забыл, что вы истинно русский офицер и всегда готовы драться на дуэли.

- Дурак ты, - сказал ему Сыромятев. - Чего ломаешься? Если неугоден, так вели поставить к стенке. А не выкобенивайся, словно девка худая. Рад, что власть получил?

Эллен раскурил сигару и положил поверх стола бумагу.

- Приношу вам, полковник, - сказал деловито, - глубокие извинения за то, что мой идиот Хасмадуллин не отнесся к вашему званию с должной респектабельностью. Подпишите вот эту бумагу, и даю вам слово: вы останетесь полковником русской армии. В случае же, если я вернусь через пять минут и бумага не будет подписана, вы... Одно могу сказать: время сопливого гуманизма на Мурмане кончилось. Впрочем, не буду мешать. Подумайте!

Оставшись один, Сыромятев притянул к себе лист.

"Славяно-Британский легион!

Славяне-Британский Союзный легион формируется Великобританией и ее союзниками с целью помочь России прекратить политику посягательства и аннексий, преследуемых Германией и ее союзниками. Офицеры, унтер-офицеры и рядовые, которые поступают в этот легион, должны воздержаться от всякой партийной политики и служить, подчиняясь всем правилам и положениям, установленным для Британской армии.

Я, нижеподписавшийся, сим обязуюсь служить в названном легионе и подчиняться упомянутым правилам до объявления всеобщего мира воюющими в настоящее время державами.

(место для подписи)".

Эллен вернулся в кабинет, глянул на подпись Сыромятева.

- Ну, вот и отлично, полковник! Полковник старой и доброй русской армии!.. Впрочем, если угодно, я позову сюда Хасмадуллина, и вы ото всей души набьете ему морду по всем правилам!

- Бей сам, - ответил Сыромятев, и на выходе из "бокса" палач Хасмадуллин помог ему натянуть шинель.

Глава третья

Впрочем, эту шинель пришлось выбросить. Шинель в легионе была английской, только погоны русские. Полковничья папаха, как в старой армии при царе, но каракуль афганистанский. Мундиры шились по форме френчей, с квадратными карманами. Галстук, черт его побери! Жалованье бешеное - в британских фунтах...

А в Мурманске, при английском консулате, открылся специальный магазин-бар, где легионеры могли тратить фунты. Транспорта с продовольствием англичане еще не разгрузили, в городе и на дороге царил голод. А здесь любые товары в избытке: и сам будешь сыт, и любую ерунду, вроде парижских духов, для своей "баядерки" приобретешь по дешевке. В Славяно-Британский легион шли тогда многие - от паники, от безделья, просто так, а иные - шкурнически...

Каюта на крейсере была тесной; от паровых труб, вмонтированных в переборку, исходил угарный жар. Дали ход, и полковник Сыромятев поднялся на верхнюю палубу. На мачте британского "Суатсхэмптона" вздернули сигнал, обращенный к уходящему крейсеру: "Желаем воды три фута под киль!" Крейсер с войсками легиона ответил сиреной, провыв над скалами и над водою свое железное нутряное "спасибо".

Вот уже и выход в океан. Полковник Сыромятев вытер слезу.

Он и сам не знал - откуда эта слеза? Или от жалости к себе? Или просто напор жестокого ветра выжал ее из глаз?

А русский океан был необозрим и пустынен...

* * *

Капитан Суинтон сбросил с головы наушники.

- Боже мой! - сказал он. - Как бы все это не обернулось позором для моей Англии!

- Можно? - спросил Вальронд, протягивая руку за бланком.

- Читай, - разрешил Суинтон.

Это была нота Советского правительства, адресованная Локкарту, который представлял Англию в России, - протест был выражен ярко и убедительно, становилось ясно, что конфликт на Мурмане разрастается в опасность вооруженной борьбы.

- Это уже вторая, - пояснил Суинтон. - А три дня назад я перехватил первую ноту. Ленин, конечно, прав: мы слишком самоуверенны... Ты знаешь, Юджин, кому это надо передать?

- Кому?

- На борт "Суатсхэмптона", лорду нашего адмиралтейства.

- А разве?.. - начал Вальронд и вовремя осекся.

К чему лишние вопросы? Стало ясно, что англичане доставили в Мурманск, заодно с войсками, и лорда адмиралтейства. Значит, мичман не ошибся в своих предположениях: стрелы из Мурманска полетят и дальше... до Архангельска, до Вологды!

- Ты не извещай, Юджин, - переживал Суинтон. - А я знаю, что в Кандалакше мы уже стали расстреливать большевиков. Какое мы имеем право это делать? Неужели нет разума?.. Это так ужасно! Я хотел вернуться в колледж. Меня давно волнует проблема фототелеграфирования на расстоянии. А вместо этого я осужден прозябать в Мурманске...

До лорда британского адмиралтейства флаг-офицера не допустили Вальронд сдал радиограмму наружной вахте, после чего посетил в штабе генерала Звегинцева. "Сейчас решается и моя судьба", - подумал мичман. В штабном кабинете, напротив Звегинцева, сидел лейтенант Басалаго и писал, лица обоих были мрачными. Вальронд доложил о второй ноте Совнаркома к Локкаргу, и лица сразу оживились.

- Это очень хорошо, - заметил Басалаго, - что большевики столь активны. Может, это заставит и генерала Пуля стать активным. Англичане упрямы: они боятся двинуться дальше. Мы должны заставить их сделать второй шаг... До сих пор мы балансировали на туго натянутой струне, готовой вот-вот оборваться. Ныне же, в связи с этой нотой, обстоятельства изменились, и мы ставим перед союзниками вопрос ребром...

- Михаил Герасимович, - воскликнул Звегинцев, - как вы всегда хорошо говорите и занудно пишете! Ну почему бы вам так и не написать, как вы сейчас сказали? Убедительно, весьма!

Вальронд сунул два пальца за тесный воротничок, крепко накрахмаленный, передернул стиснутой шеей.

- Мишель, - спросил он, - что творишь во вдохновении?

- Обращение к союзникам. На этот раз - угрожающее.

- Вот как? Не забывай пророчества: "Братья писатели, в вашей судьбе что-то лежит роковое..."

- Мы не писатели, - ответил Басалаго. - А сегодня вот соберем совещание президиума. И поставим решительный вопрос: или союзники пошевелятся, тогда мы с ними заодно, или...

Вальронд заглянул ему через плечо, прочел: "Положение, ставшеесложным после переговоров с Москвой, теперь сделало развязку неизбежно близкой... Последствия ясно вырисовываются..."

- И каковы же эти последствия? - спросил Вальронд.

- Ах, мичман! - завздыхал Звегинцев. - Наступает самый критический момент. Мы объявляем сейчас перед всем цивилизованным миром о разрыве с Москвой - окончательном! Мурман - государство автономное, и пусть союзники защитят это государство всеми своими силами от гнева большевиков.

"Все ясно, - решил Вальронд. - Пора. Я надеюсь, что меня не расстреляют!" И он еще раз оглядел унылые штабные стены: торчала меж бревен пакля, а в пакле жили клопы.

- Простите, генерал, - вытянулся Вальронд. - И ты, Мишель, тоже выслушай меня... Вторичная просьба: я бы хотел избавиться от флаг-офицерства. Я ведь был неплохим плутонговым.

- Вот-вот, - перебил его Басалаго. - Когда пробьет час, ты снова встанешь у орудий.

- Но... когда? - спросил Вальронд.

- Скоро.

Потом мичман долго соображал: "Расстреляют меня или нет?

Черт возьми, но так ли уж нужно меня расстреливать?.." Он спал всю ночь спокойно. Звонок побудки на крейсере разбудил его. Но только на один момент - Женька Вальронд завернулся в одеяло с головой и снова заснул...

День наступал пасмурный, с неба сыпал сеянец-дождик...

Юрьев вышел на балкон краевого Совета. Вздернул воротник пиджака. Внизу, под ним, задрав головы, стояло человек сорок - пятьдесят (никак не больше). Он кашлянул в рупор, укрепленный на перилах балкона, и кашель его прозвучал над рейдом, где мокли русские суда, наполовину уже разворованные; один лишь крейсер "Аскольд" еще посверкивал издали чечевица-ми дальномеров - непокорный и таящий угрозу.