Законы заблуждений - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 45

В любом монастыре содержатся собаки. Пес, особенно сторожевой – тварь до невероятия умная. Он быстро понимает, что гость обители – человек не чужой, и внимания на него можно не обращать. Но ежели появляются люди незваные, а тем более посреди ночи, зубастые мохнатые псины, ведущие род от пастушеских собак сицилийских горных крестьян, защитят свой дом. Нет, они не станут рвать зубами непрошеного гостя. Просто окружат человека и не позволят сделать ему лишнего шага. Будут дожидаться утра. Утром придет хозяйка-аббатиса или сестра-келарь, и разберутся с пришлецом. Но до рассвета он не сдвинется с места.

Пастушьи псы, зверюги непринужденные, валялись в пыли двора и будто бы спали, но вдруг, неожиданно для Беренгарии, поднялся вожак – громадная желтовато-бурая скотина с безмятежными янтарными глазами, хвостом в репьях и клыками, которым любой волк позавидует. Деловито потрусил куда-то. За ним двинулись остальные, будто получив безмолвный приказ. Такие собаки чувствуют чужое присутствие едва не за полную лигу, будь то зверь или человек. Они никогда не лают, предпочитая безмолвно окружить недруга – молчаливость пугает куда больше, чем заполошное гавканье и вой. Серьезные псы. Уважающие себя и других.

Обитель святой Цецилии охраняла стая числом в четыре кобеля и девять сук. Целое воинство. И все, как один, проснулись, отправившись по следам вожака, первым почуявшего чужое присутствие. Стража и конюхи даже не пошевелились, знали, что собаки справятся самостоятельно и никакого ущерба никому не нанесут. Умные, паразиты.

Беренгария, наоборот, заинтересовалась. Из трех с половиной сотен дней в году больше половины она проводила с отцом на охоте и отлично знала собачьи повадки. Из глупого любопытства пошла вслед – глянуть, что стало причиной беспокойства стаи. Во-первых, окажись там нечистая сила, собаки ни в коем случае не сунули бы даже носа в оливковый сад, ибо животные очень бояться нечисти и предпочитают искать защиты от нее у человека. Во-вторых, будь много врагов, псы вели бы себя по-иному, более беспокойно. Сейчас монастырские собаки шествовали за строения масличного пресса и трапезной так, будто ужасно скучали, но возложенный на них долг все-таки требовалось исполнять с радением. Не зря с кухни каждый день выносят свежие мозговые кости, а иногда и мясо с требухой.

Луна светила достаточно ярко. Принцесса ради собственного успокоения взялась за кинжал, пусть и понимала, что находится под защитой, достойной целого рыцарского копья – громадные псы мягко скользили в серебристой полутьме, уподобляясь бесшумным оборотням, отправившимся на кровавый промысел.

Вожак остановился, рыкнул. Далее началась охота по всем правилам. Память предков-волков оставалась незамутненной.

Человек спустился по веревке с высокой стены, окружавшей монастырь, и наверняка сразу понял, что попал в ловушку. Собаки выстроились полукругом и медленно двигались на него, опустив головы к земле. Иногда безмолвно поднимали верхнюю губу. Вожак заходил с правого края. Классическая волчья тактика: когда охотишься на лося, следует загнать его в угол, в болото, к непроходимым зарослям, окружить, а дальше…

Дальше волк будет прыгать и убивать добычу. Собака без необходимости человека не тронет. Псы аккуратно расселись вокруг проникшего в монастырь незнакомца на расстоянии трех шагов от него и замерли.

Человек, расслабленно опустив руки, постоял, затем взялся правой ладонью за кошелек. Вожак заворчал. Любое движение казалось ему подозрительным.

Беренгария, спрятавшись за стволом оливы, наблюдала. Она чувствовала себя так же, как в детстве, когда Санчо Мудрый впервые разрешил принцессе участвовать в ночной охоте, под обязательной охраной наследника трона, старшего брата, дона Карлоса. Лунный свет, отдаленные взблески факелов, тихое похрустыванье веток под ногами, клыкастая свора и… И непонятная тень. Можно заключить только, что это человек, а не олень или не корова.

Вожак попятился. Он был отлично освещен синевато-белыми лунными лучами и Беренгария прекрасно все видела – пес, ростом с жеребенка, отошел на несколько шагов. Стая недоуменно поглядела ему вслед. Две самые трусливые суки, поджав хвосты, отбежали. А человек возле стены словно и не шевелился. Только выбрасывал пальцами правой руки из кошеля невидимую, невесомую пыль.

Пес попытался сохранить свое достоинство и достоинство стаи. Так умеют только очень умные, опытные собаки, во многом перенявшие повадки человека. Он не бежал, а просто гордо развернулся, преспокойнейше гавкнул, будто подавая своим сигнал к отступлению, и лениво направился обратно, ко двору. Непохоже, что он испугался. Просто либо увидел противника посильнее, способного запросто справиться с чертовой дюжиной здоровенных псов, которые за несколько мгновений способны порвать в клочья быка, либо понял ошибку: пришел свой. Трогать его не нужно.

Человек различимо вздохнул, отряхнулся, выждал, пока собаки отойдут подальше, и целеустремленно зашагал к монастырским зданиям. Прямо на Беренгарию. Принцессе виделось в силуэте что-то знакомое, худощавая гибкая фигура с плавными движениями, будто у очень хорошего партнера по танцам, только она не сумела понять, кого именно напоминает ей ночной гость.

– Мессир, уже далеко за полночь, а вы нарушаете покой святой обители, – Беренгария никогда не страдала излишними страхами, а потому, когда неизвестный приблизился на расстояние десятка шагов, вышла из-за оливы. В ладони, однако, было зажато лезвие тонкого кинжала. При настоящей опасности швыряешь рукоятью вперед, оружие несколько раз обернется в воздухе и войдет острием точно в ямку между гортанью и грудиной.

Человек запнулся и приостановился. Из-за игры теней и наброшенного капюшона лица по-прежнему не различить.

– Ваше… ваше высочество?

Сердце Беренгарии пропустило три или четыре удара. Она узнала его мгновенно. Теперь ясно, почему фигура и движения показались знакомыми. Только этого не может быть. Как не может быть распутного святого, рыцаря без меча или монаха без рясы. Как не может быть короля без короны.

Призрак?

Нет, собаки испугались бы призрака. Бежали бы с поскуливанием.

– Донна Беренгария, это вы?

Принцесса взяла себя в руки, здраво рассудив, что, коли так случилось, значит, на то Господня воля. Не ей, грешнице, противоречить Творцу Вселенной.

– Хайме? Черт побери, что вы здесь делаете?

– Хорошенькое приветствие… Вы не рады?

Да, это Хайме де Транкавель. Человек, гибель которого только что показал камень из Ренн-ле-Шато. Младший сын графа Редэ. Один из наследников рода Меровингов. Только как он сюда попал?

– Но вас… – Беренгария сделала шаг вперед и, слегка заикаясь, произнесла: – Тебя… Тебя убили! В верхнем дворе замка! Я видела! Тем еще были два мессира, чужестранцы. Потом пришел твой брат Рамон…

– Я все объясню, – чуть смущенно донеслось из полутьмы. – Если кого и убили, то не меня. Это мы с Тьерри придумали. Так, чтобы никто не знал. Беренгария, наконец-то!

Молодой человек, по виду лет семнадцати, с длинными темными волосами, увязанными в хвост на затылке, быстро подошел к принцессе. Некоторое время стоял и просто неотрывно смотрел. Словно хотел убедиться, что перед ним именно Беренгария из Наварры. Потом осторожно обнял и поцеловал. Беренгария от неожиданности шарахнулась назад – ей все еще не верилось, что происходящее не является сном.

– Пойдем отсюда, – чуть растерянно сказала она, пытаясь вернуть прежнее самообладание. – У меня в странноприимном доме есть своя комната, мадам де Борж, камеристка, давно спит, да и остальные тоже. Жаль, не осталось вина и пирогов, все съели…

– Зато осталась ты, mi adorada[7], – шепнул Хайме де Транкавель. – И ты не можешь даже представить, как я рад тебя настигнуть на дальнем острове посреди этого проклятого моря. Марсель, Сардиния, Неаполь… Я постоянно опаздывал и везде мне говорили, что малый двор королевы Элеоноры уехал дальше. Надо поблагодарить твоего недотепу-жениха, что английское войско задержалось на Сицилии. Впрочем, потом расскажу… Идем?