Мисс Ведьма - Ибботсон Ева - Страница 4

Из-за угла дома показалась Белладонна. Это была совсем молоденькая ведьма с золотистыми волосами, в которых уютно устроилась корноухая летучая мышь, похожая на сморщенную сливу. В пушистых волосах Белладонны постоянно кто-нибудь обитал: то птенец дрозда дожидался здесь мать, пока та добывала червей на ужин, то бельчонок забирался сюда погрызть кедровых орешков, то бабочка принимала их за розу или лилию. У Белладонны был курносый носик, на котором любили отдыхать уставшие божьи коровки, высокий чистый лоб и васильковые глаза. Но, подходя к автобусу, она чувствовала себя неуверенно и одиноко, ведь от остальных ведьм она не привыкла ждать ничего, кроме грубости.

Но тут взгляд ее упал на кофейный столик, и она тотчас забыла о собственных бедах.

– Ох, бедная матушка Бладворт! Вы опять позабыли обратное заклинание?

Столик качнулся, и Белладонна обняла его.

– Постарайтесь вспомнить, – попросила она. – У вас наверняка получится. Это стихотворное заклинание?

Столик закачался сильнее.

– Значит, стихотворное! Я просто уверена, вы обязательно вспомните.

Белладонна прижалась щекой к столешнице, посылая успокаивающие мысли в усталый мозг пожилой ведьмы.

– Вот-вот, вы вспомнили, я чувствую, еще чуть-чуть…

Раздался протяжный свист, и Белладонна отпрянула. На месте столика возникла старушка в длинном плаще со следами мышиных зубов и в войлочных тапочках с отрезанными задниками.

– Спасибо, милочка, – проквохтала матушка Бладворт. – Ты так добра, даже для…

Но ужасное слово не слетело с ее губ – такое не под силу выговорить ни одной черной ведьме. Старуха заковыляла к автобусу, прижимая к груди большую квадратную коробку, на крышке которой была изображена коронация короля Георга Шестого. По правилам, коробку следовало бы положить в прицеп – компаньоны путешествовали отдельно от хозяев, – но матушка Бладворт боялась выпускать ее из виду. Коробка была набита жирными белыми опарышами, которые, стоило дунуть, превращались в тучу мух. Одна муха в колдовстве не помощник, зато рой мух, лезущих в волосы, глаза и нос, очень сильный компаньон.

Белладонна села в автобус последней. Она единственная из всех ведьм не завела себе компаньона. Для белой магии компаньон не нужен. Еще и поэтому она была так одинока.

Глава третья

Сколько Белладонна себя помнила, она всегда была белой колдуньей. Еще малышкой она использовала зубки лишь для того, чтобы откупоривать бутылочки с молоком и кормить синичек, ну а с возрастом стало еще хуже. Где бы она ни проходила, повсюду распускались цветы и воздух наполнялся волшебной музыкой, а когда она улыбалась, старики вспоминали детские праздники на Рождество. В золотистых локонах Белладонны всю жизнь – с тех пор как ей исполнилось шесть лет и ее волосы отросли до пояса – кто-нибудь находил себе приют.

Белладонна мечтала стать черной колдуньей. Разить и губить, разрушать и портить казалось ей самым восхитительным на свете занятием. Она умела исцелять людей, пробуждать спящие в земле цветы и разговаривать с животными, однако ей было не под силу превратить, например, огурчик в кусок жирной кровяной колбасы – а ведь это простейшее черное заклинание. И нельзя сказать, что Белладонна не прилагала усилий. Каждое утро перед работой (а работала она помощницей в цветочном магазине) Белладонна вставала у открытого окна и твердила: «С каждым часом, с каждым разом тьма во мне растет и крепнет».

Ничего не помогало. Однако хуже всего было сносить постоянные нападки других ведьм. Больше всего Белладонна страшилась ночей шабаша, где ее или не замечали вовсе, или бросали в ее сторону презрительные взгляды, и ей приходилось тихонечко уходить от теплого костра и коротать время вдали от всех, в обществе одних только компаньонов. Но она все равно посещала каждый шабаш ведьм в надежде, что однажды краешек их тьмы коснется и ее.

Наконец автобус выехал из Тодкастера. Оставалось забрать еще одну ведьму, худенькую и бледную, по прозвищу Моналот – в честь одной дамы с кабельного телевидения, которая постоянно жалуется на жизнь. Настоящее имя Моналот было Гвендолин Свомп, она играла на арфе в сводном оркестре Тодкастера. Мисс Свомп происходила из рода баньши, тех ведьм, что можно встретить повсюду: они стонут, всхлипывают и предрекают всякие беды. Баньши вообще не отличаются крепким здоровьем, а уж Моналот болела так часто, что ведьмам приходилось каждый раз специально заезжать за ней, чтобы только вытащить из дома.

– У калитки ее нет, – нетерпеливо произнесла Мейбл Рэк. В автобусе работал кондиционер, и у нее ужасно чесались ноги.

Белладонна, которая всегда была у ведьм на побегушках, вылезла из автобуса и пошла по дорожке сада к небольшому домику с табличкой на дверях: «Жуткий уголок».

Дверь не была заперта. Белладонна быстро поднялась в спальню, тихонько постучала – и с первого взгляда поняла, что Моналот на шабаш не пойдет. Бедная ведьма с ног до головы покрылась мелкой красной сыпью.

– У меня корь, – простонала она. – И у Перси тоже. – Она махнула скрюченной рукой в угол комнаты, где лежал ее компаньон, большой грустный баран. Вообще-то у баранов не бывает кори, но там, где живет колдовство, случается и не такое.

Белладонна очень огорчилась.

– Может, я смогу вам помочь?…

Но Моналот, как и большинство ведьм, терпеть не могла слова «помощь».

– Нет, – простонала она. – Уходи, оставь меня.

Все равно никому я не нужна, никому нет до меня дела.

Белладонна налила ей стакан воды, взбила подушки и вышла, бросив по пути взгляд на туалетный столик Моналот, где стояли восковые фигурки ее лечащего врача и медсестры – все утыканные булавками.

– Боюсь, мисс Свомп не поедет с нами, – сообщила она ведьмам. – У нее корь.

– Глупая старая баньши! – хмыкнула Нора Шаутер.

– Эти Свомпы такие неженки, – сказала матушка Бладворт. Она уже открыла коробку и помешивала опарышей тонким, костлявым пальцем. Старая ведьма все продолжала помешивать и что-то бормотать, когда автобус подъехал к Виндилоу.

Два часа спустя шабаш был уже в полном разгаре. Посреди поляны потрескивал костер, бросая яркие отблески на обломок скалы – бывший алтарь древних друидов. В воздухе стоял смрад горелых перьев (Этель Фидбэг зажарила-таки свою галку); скользившие по небу облачка то и дело заслоняли тусклую луну. Ведьмы закончили пировать, распевая неблагозвучные песни (те, в которых рифмой к слову «сова» может быть не только «вдова», но и «колдовства» или даже «ворожба»), и пустились плясать парами – точнее, пытались плясать. Этель Фидбэг топталась в паре с Мейбл Рэк, но из-за резиновых сапог и необъятного зада Этель танец выходил довольно неуклюжим.

– Ты двигаешься не в ту сторону, глупая курица! – кричала Нэнси сестре прямо в ухо. – Нужно кружиться против часовой стрелки!

– Я так и делаю, безмозглая ты корова! – вопила в ответ Нора.

Матушке Бладворт было уже не до танцев. Она придвинулась ближе к огню, отвернула полы плаща со следами мышиных зубов и грела свои скрюченные старческие ножки. То и дело несколько мух, монотонно жужжавших над ее головой, срывались в языки пламени и сгорали.

А Белладонна, как обычно, одиноко сидела вдалеке от костра. Никто не хотел с ней танцевать, да к тому же ведьмы, подобно матерям, что оставляют детей на нянюшек, поручили ей отвести компаньонов в тень колючих деревьев и присмотреть, чтобы те вели себя спокойно.

Проще сказать, чем сделать. Завидев Белладонну, компаньоны из кожи вон лезли, чтобы заслужить ее внимание. Огромная свинья Этель Фидбэг рухнула на землю, как поваленный ствол, задрала кверху копытца и визгом просила Белладонну почесать ей брюхо. Куры близнецов, которые вовсе не были несушками, начали взъерошивать перышки и кудахтать, стараясь снести для нее яйцо. А осьминожка Дорис высунула из ведерка щупальце и нежно положила его к ней на колено.

Тем временем ведьмы у костра разошлись вовсю. Матушка Бладворт приканчивала бутыль с черной жидкостью и надписью на этикетке «Полироль для мебели». Мейбл Рэк все выше и выше вскидывала в танце свои чешуйчатые ноги, хвастливо выставляя на всеобщее обозрение подвязки из рыбьей кожи. Близнецы Шаутер норовили посильнее лягнуть друг друга.