Вилла загадок - Хьюсон Дэвид - Страница 6

– Не стоит благодарности. Ты похож на человека, который ищет поводы, чтобы чего-то не делать. Что меня вполне устраивает – до тех пор, пока я не выберусь с этого сиденья. Ну как, мы поняли друг друга?

Коста не разозлился. Напротив, даже почувствовал своего рода облегчение. По крайней мере теперь он знал, где находится.

– А что, по-другому нельзя? – поинтересовался он. – Разве мы не можем просто побыть двумя полицейскими – старым и молодым, – которые чистят римские улицы?

Но здоровяк жестом приказал ему замолчать. По рации вызывали их экипаж. Взяв микрофон, Перони ответил на вызов. Выслушав сообщение, Ник Коста дал полный газ и помчался в сторону аэропорта; по дороге он включил голубую мигалку и сирену, заставляя встречные машины уступать ему дорогу.

– Что за день! – проворчал Перони. – Сначала я должен изображать из себя няньку, а теперь мы стали пожарной командой. Неизвестно еще, что хуже.

Лайэн хорошо знала это решительное выражение. Когда оно появлялось на лице Бобби Декстера, это означало, что их ждут неприятности.

– Я скажу тебе, что нам делать, – заявил он. – Мы заберем голову и покажем ее Тому Йоргенсену. Это в миллион раз лучше, чем тот кусок его греческого дерьма.

– Что?! – возмутилась она.

Держа лопату, словно топор, Бобби размахнулся.

– Смотри! Смотри и учись.

Он с силой опустил лопату на шею статуи. Ничего особенного не произошло – просто отвалилось еще немного грязи. Тем не менее Лайэн завизжала еще громче:

– Бобби Декстер! Что ты делаешь, черт возьми? Это же произведение искусства или как там оно называется! Это история! Ты что же, хочешь разбить ее на куски, чтобы доказать, что твой хрен больше, чем у Тома Йоргенсена?

– А откуда ты знаешь, какой хрен у Йоргенсена? – взмахнул он лопатой.

– Это просто такое выражение, идиот!

Бобби Декстер удивленно заморгал. Выглядел он просто безобразно. Уже стемнело, и мир вокруг стал таинственным. Еще раз замахнувшись на статую, он снова промазал, и горсть вонючей земли попала ему прямо в лицо. Несколько крупинок угодило в рот. Он тут же выплюнул землю, словно она была отравленной.

– Если ты разобьешь эту статую, между нами все кончено, Бобби, – резко сказала Лайэн. – Я говорю серьезно. На этот раз я не стану обращаться к отцу, а пойду к адвокату. Сразу, как только мы вернемся в Сиэтл.

Он испытующе посмотрел на нее, словно пытаясь понять, насколько она серьезна.

– Мы вернемся домой с лучшей скульптурой из всех, что находятся в штате Вашингтон. Вот увидишь, как она украсит наш дом!

– Бобби! – крикнула Лайэн.

– К черту!

На этот раз он попал в цель. Острый край глубоко вонзился в шею статуи. Раздался резкий треск, словно лопата угодила в камень. Лайэн слишком хорошо знала Бобби, чтобы не понять, о чем он сейчас думает.

Но уже в следующий момент все мысли разом вылетели у них из головы. Лайэн Декстер вдруг осознала, что они оба ошибались, – жестоко ошибались. Они видели лишь то, что хотели видеть, а не то, что было на самом деле. Возможно, на это имелись свои причины, поскольку увиденное в действительности им не хотелось бы встретить нигде, а тем более возле вонючей серой реки, в стране, где их лингвистических познаний хватало лишь на то, чтобы заказать пиццу, вино и пиво.

Край лопаты врезался вовсе не в камень. Он вонзился в некую разновидность плоти, похожую на кожу, плотную, но упругую. Как раз туда, где шея переходила в плечи, перерезав нечто, сильно напоминавшее человеческое сухожилие, и забрызгав их дурно пахнувшей жидкой грязью явно органического происхождения.

В лицо Лайэн попал кусок торфа. Отплевываясь, она затряслась в рыданиях, к горлу подступила тошнота.

Она видела, как Бобби присел на корточки, чтобы получше разглядеть находку. На лице его появилось благоговейное выражение.

Перед ними, частично отделенная от тела, лежала голова молодой девушки, лет шестнадцати-семнадцати, не больше, в классической тоге и с большим церемониальным жезлом в левой руке. От удара с лица отвалилась большая часть покрывавшего его торфа, и теперь они видели проступавшие из грязи прекрасные черты: высокий лоб, выступающие скулы и безупречную кожу. Веки были опущены, а губы слегка приоткрыты, словно только что испустили последний, смертный вздох. Сквозь коричневую грязь проступала жемчужная белизна зубов. Собранные в пучок длинные волосы свалялись твердыми прядями. Лицо казалось совершенно безмятежным. "Она выглядит счастливой", – подумала Лайэн, что в сложившихся обстоятельствах было просто нелепым.

Если бы у них и оставались какие-то сомнения относительно природы лежавшего перед ними тела, то они сразу бы рассеялись при первом же взгляде на шею. Сильно ударив по ней лопатой, Бобби Декстер добился, чего хотел. И они с Лайэн видели сейчас человеческую плоть – черную, тронутую тлением. Кости, сухожилия и сосуды казались смутно знакомыми по школьным урокам анатомии.

– Черт побери! – пробормотал Бобби, дрожа всем телом.

Над ними низко промчался "Боинг-747", они даже почувствовали жар его сопел и вдохнули химический запах, исходящий из чудовищных турбин. Когда рев самолета наконец стих, Бобби Декстер услышал другой звук. Это плакала его жена.

– Не надо! – взмолился он. – Только не сейчас, Лайэн. Ради Бога, мне надо подумать.

Он замолчал. К ним приближались двое мужчин, один высокий, другой пониже. За ними виднелась красная пожарная машина, движущаяся по дороге к дымящимся останкам "клио".

Мужчины размахивали значками и выглядели не слишком приятно.

Старший коп походил на гориллу с короткой шеей, грубым, мрачным лицом и острым взглядом, пронзавшим, казалось, тебя насквозь. Другой, помоложе и пониже, пристально смотрел на выступавший из земли труп цвета дерьма с повернутой набок головой – в том месте, куда угодила лопата Бобби.

– Час от часу не легче, – пробормотал Джанни Перони. – Ущипни меня. Скажи, что я сплю.

– Ты не спишь, – ответил ему Ник Коста, неотрывно глядя на присыпанное грязью тело. Рядом плакала женщина. Казалось, ее вот-вот стошнит. Ее спутника била крупная дрожь.

Зачем-то нацелив на них лопату, мужчина с усилием произнес:

– Послушайте, не надо со мной шутить. Даже не думайте об этом! Я американский гражданин.

Мартовские иды[9]

– И сколько же она там пролежала? Ответьте мне, если не трудно.

Тереза Лупо стояла рядом с бронзовым трупом, лежавшим на блестящем стальном столе морга. Казалось, она была страшно собой довольна. Прошло уже две недели, как Ник Коста и Джанни Перони обнаружили на глинистых берегах Тибра, всего в паре километров от моря, это самое тело и плачущую чету американских туристов. Бобби и Лайэн Декстеры уже вернулись домой, в штат Вашингтон, советовались с адвокатами относительно развода и решали, кому достанутся кошки; при этом они были страшно счастливы, что вырвались из Европы без проблем с законом. За прошедшее время Коста и Перони если и не стали одной командой, то по крайней мере несколько притерлись друг к другу и теперь терпеливо ждали, когда же наконец закончится их нелепое сотрудничество.

Найденное тело несколько дней не сходило со страниц мировой прессы. Журналисты раздобыли снимок безмятежного лица, проступающего из-под зловонного торфа. Это было настоящей загадкой. Никто не мог сказать, сколько пролежало это тело в земле, умерла ли эта девушка естественной смертью или стала жертвой таинственного преступления. В ряде итальянских таблоидов появились дикие спекуляции на тему о неких древних культах, где убивали последователей, не сумевших пройти инициацию.

Ник Коста не обращал на это внимания. До тех пор, пока Тереза Лупо не вынесет свой вердикт, рассуждать о чем-то было просто бессмысленно. Теперь же она явно пришла к определенному решению. Их пригласили в морг к десяти утра, а в двенадцать Тереза планировала собрать пресс-конференцию, чтобы рассказать журналистам о своих выводах. Уже тот факт, что она обошлась без разрешения Лео Фальконе, говорил о многом. Например, о ее уверенности в том, что дело не имеет уголовной подоплеки. Их с Перони пригласили из простой вежливости. Ведь это они нашли тело и потому заслужили право первыми узнать его тайны. Правда, сам Коста прекрасно бы без всего этого обошелся. У него вновь появился вкус к полицейской работе, и уже начинало казаться, что что-нибудь из этого получится. Если дело действительно закрыто, он мог бы с большей пользой заняться живыми людьми.