Не люблю поддавки - Алешина Светлана - Страница 15

Маринка топнула ногой в пяти шагах от воды. наверное, определяя центр будущего града, и без паузы заявила, что дико устала и перенервничала.

— Аналогично. — Я не пожелала взнуздывать себя на всю работу по устройству ужина и спальных мест. — Помнится, меня сегодня так часто хотели убить, что, кажется, уже убили морально. Ты сообразишь ужин, Марин?

— Я?! — Маринка даже как бы слегка ошалела от этих простых моих слов, и я удивленно взглянула на нее.

— Не хочешь одна? — грустно спросила я.

— Не хочу, — отрезала Маринка, — в конце концов, что это за херня происходит? Я сама не меньше некоторых…

— Ты хочешь вдвоем? — так же грустно спросила я.

— И никак иначе! — отрезала Маринка. — А по-другому ты и не…

— В таком случае распахивай сумки и начинай шустрить, — бодро высказалась я, — время к отбою, а мы ни в одном глазу! Это нормально?

Маринка нахмурилась, помолчала и вздохнула.

— Я устала, — простонала она, но деваться уже было некуда, приходилось заниматься делом.

Мы с Маринкой подняли бестолковую суету и развели ее до такой степени, что, когда Виктор поставил палатку, развел костер и повесил над костром котелок с водой, мы только-только заканчивали инвентаризацию принесенных вещей. Но тоже ведь нужное дело, верно?

— Вот это и есть жизнь, — удовлетворенно оглядываясь на наше будущее лежбище и поднимая голову к черно-лиловому небу, сказала Маринка, — а все остальное — так, одна видимость. Хочу быть дикарем!

— Согласна, — охнула я, спотыкаясь о никчемный корешок, нарочно бросившийся мне под ноги, и высыпая принесенные для костра ветки, — сигареты мои не видела?

— Брось эту дерьмовую привычку! — предложила Маринка, кидая мне мою пачку, но оставляя себе одну сигарету. — На таком воздухе курить — грех! Дай зажигалку!

Мы курили и смотрели, как Виктор ловил рыбу.

Я не без удовлетворения чувствовала себя Пятницей, Виктор, разумеется, был Робинзоном, а Маринке оставалась только роль людоеда, но я ей об этом, конечно же, не сказала, она бы обиделась.

Стемнело необычайно быстро. В городе так быстро никогда не темнеет, потому что всегда где-нибудь горит или фонарь, или окно светится, но здесь темнота словно упала, и ощущение было необычным.

Мы с Маринкой сели над обрывчиком, закурили и заговорили ни о чем, то есть о самых важных вещах на свете: а помнишь, а знаешь, а зачем…

Костер дотлел, и Виктор залил угли водой. Оставалось в последний раз потянуться, умыться, влегкую поругаться и идти спать. Однако нерешенным оставался еще один вопрос, который я все оттягивала напоследок, ожидая, когда об этом заговорит Маринка. Вопрос был несерьезный, но и нешуточный: куда положить Виктора? Вариантов было два: в середину или с краю. А если с краю, то с какого?

Было над чем подумать. Было.

Я — не мелочная и не жадная, но я — за справедливость, чтобы все было по-честному, а вот у Маринки, как я подозревала, на всякую ерунду была своя особая точка зрения.

Виктор, после того как затушил костер, распахнул палатку и занес туда жестянку с дымящейся травой, выгоняя комаров. Всегда приятно, когда кто-то заботится о том, чтобы тебе спокойно спалось.

— Хозяйственный парнишка, — полусонно пробормотала Маринка.

Мы только что с нею решили один важный вопрос — отложили первое купание на завтра — и теперь продолжали болтать ногами, держась за ветки толстенной ольхи. До воды было всего-то полметра, но падать даже с такой высоты не хотелось. Наступала расслабуха.

Виктор молча подошел и сел с нами рядом.

Взошла луна, ее рассеянный свет не делал предметы более видимыми, а наоборот, делал их какими-то необычными, неузнаваемыми. Если бы настроение шатнулось, то запросто можно было бы разглядеть среди деревьев леших, а на воде и следы от хвостов русалок. Однако мучиться такой дурью ни у кого настроения не было, все разговоры постепенно угасли сами собою, и мы просто сидели и смотрели на противоположный берег, думая, что там, среди освещенных окошек деревни, суетится какая-то жизнь с оскорбляющей бытовухой, а здесь тихо и спокойно.

Одним словом, романтика и кайф, жаль только, что все это ненадолго, да и само ощущение кайфа тоже ненадолго. Завтра уже, не обнаружив горячей воды в Волге и возмутившись естественным неудобством присутствия чужого мужчины, мне захочется обратно.

Маринке захочется обратно в запыленный город еще раньше, как только она обнаружит, что некуда подключать ее кофейник, который она, кстати, и не захватила с собою.

Мы посидели еще немного, дружно обзевались и уже все втроем поняли, что пора идти спать, как тут внезапно послышался негромкий плеск. Вот как раз такой, что можно ожидать от русалки, захотевшей приглядеться к новым гостям на берегу ее реки.

— Рыба? — почему-то шепотом спросила меня Маринка, схватив за руку.

— Крокодилы, — таким же страшным шепотом ответила я.

Маринка недовольно ругнулась и прижалась к Виктору. Я уже хотела ей сказать, что метод мести выбран неудачно, но тут же насторожилась и наклонилась вперед: слева из воды и как будто совсем рядом с нами послушался негромкий мужской голос:

— Тихо, Колян, ты слышал?

Маринка замерла, у меня мурашки по коже пробежали, а Виктор перестал флегматично грызть травинку.

Мы стали прислушиваться, но уже было ясно: это не массовый глюк, а хамское нарушение нашей робинзоновской эпопеи.

Тишина вроде вернулась, и даже плески русалкиных хвостов не нарушали ее. Потом снова послышался плеск воды. Сперва, кроме тихого шуршания, ничего не было слышно, потом второй мужской голос так же тихо произнес:

— Показалось, наверное. Ничего не слышу.

— Сейчас посмотрим.

Первый мужчина был уверен, что ему-то точно не показалось, что он слышал Маринкин голос, и он был, конечно, прав, а Маринка — швабра после этого и больше никто. Ее вовсе не просили верещать на все окрестности, как милицейская сирена, могла бы и сдержаться, крокодилов она испугалась, подумаешь…

Недолго я гадала, где находятся совершенно не нужные нам чужие мужики, буквально сразу же после слов «сейчас посмотрим» мы их и увидели.

Слева, из-за низко склонившейся над водой сосны, закрывавшей нам обзор с этой стороны, показался нос небольшой яхты.

Не знаю, как Маринка, а я практически перестала дышать, и вовсе не из-за того, что сильно испугалась, хотя и это имело место, а потому, что в увеличении компании я лично не нуждалась. Мне и так было хорошо.

Пусть в этой яхте хоть сам Сильвестр Сталлоне плывет вместе с Рутгером Хауэром. Хотя нет, насчет Рутгера я, наверное, погорячилась, но он все равно не приплывает, как ни горячись, поэтому я и затаилась.

Яхта медленно проплывала мимо нас, и я, приглядевшись, различила на ее борту двух мужчин, полулежавших на корме и куривших в кулак, чтобы огонек сигарет не был издали виден. Уже один этот момент мне не понравился, и я, нащупав руку Маринки, со значением постучала по ней пальцем.

Маринка нервно отдернула руку, да еще и толкнула меня. Это нужно было понимать следующим образом: и без сопливых знаю!

Я не обиделась: пусть дергается сколько влезет, лишь бы молчала.

Яхта ровным ходом медленно-медленно проплывала мимо нас, влекомая течением, и первый мужчина спросил с сомнением в голосе:

— Ты думаешь, что они где-то здесь, а не дальше? Я бы посмотрел еще и на островах.

— Не ссы, Колян, если их машина у Федотыча на приколе, значит, они где-то на берегу прохлаждаются кверху жопами, а лодку в поселке никто из чужих не брал. Ты смотри внимательно и ищи костер. Здесь они, точно здесь.

— Не видно ничего! — почти в полный голос пожаловался названный Коляном мужчина, и я вздрогнула от этого голоса.

— И я не вижу, — сказал второй.

Мне показалось, что одного из этих ночных яхтсменов я узнала: это был Коля Пузанов, но до конца я не была уверена: опять же пожалуюсь на слабоватое лунное освещение. Луна — это вам не уличные фонари, под которыми иной раз тоже шиш что увидишь.